Во главе новой индийской религии, которую оформил один из последователей Кумарилы Шанкара, была буддийская троица, подобная Троице христиан, но строящаяся по совершенно другому принципу. Творящий Брама все время спит, но время от времени он просыпается и творит мир. Потом мир опять портится, портится, а Брама спит. Потом он опять просыпается, видит такое безобразие, творит мир заново и так до следующей порчи. А в мире действуют два начала: охраняющее начало — это Вишну и начало уничтожающее и воссоздающее — это Шива. Жрецы Вишну назывались учителями — гуру, а вишнуиты были обязаны воздерживаться от всякого рода опьяняющих напитков, которые разрушают тело, и обязаны были оказывать знаки внимания всем женщинам вишнуистского культа.

Вот приходит старичок, какой-нибудь учитель, в деревню, так он должен переспать со всеми женщинами этой деревни, иначе жуткая обида, — значит, он какую-то семью обошел своими благами, а он должен всем верным оказать знаки внимания, вполне естественные. Ему, может, и неохота, но — обязан! Может, там какая-нибудь старушенция или уродина, — это не имеет никакого значения, — выполняй свой служебный долг!

Шиваитам же, наоборот, — категорически запрещалось соприкосновение с дамским полом, но вменялись в обязанности наркотические и опьяняющие напитки, для того чтобы как можно скорее изнурить свою плоть, уничтожить ее, чтобы она восстановилась заново. Идея переселения душ, естественно, осталась, потому что она была в основе всей восточной мудрости.

Иногда шиваиты с вишнуитами спорили, но эти споры не были, как мы бы сказали, антагонистическими, они, скорее, походили на борьбу демократической и республиканской партий в Америке: одна дополняет другую. Порядка в это время в Индии было довольно мало, потому что Южная Индия с трудом подчинялась новому раджпутскому режиму, но они ее все-таки завоевывали и наводили свой порядок.

Кончилось это довольно быстро. Когда мусульмане появились на границе Индии, — сначала арабы по морю высадились в Синде, а потом среднеазиатские Газневиды[413] начали делать походы через Гиндукуш (через Хайберское ущелье, прозванное «воротами в Индию»), то они не встречали сопротивления разрозненных индусских княжеств. Объединиться эти раджпуты никак не могли, и потому их довольно быстро подчинили себе мусульманские властители, установив в Индии мусульманскую верховную власть. Но эти мусульманские султаны ничего не могли поделать с настроем жизни, со стереотипом поведения, с местными воззрениями и всеми этнографическими особенностями, которые установились в результате этого пассионарного толчка.

И как ни странно, и мусульмане, и сменившие их англичане вынуждены были с этим мириться, иногда даже во вред себе. Потому что, если какой-нибудь мусульманский султан вдруг нарушал какой-нибудь обычай индусов, то его в один прекрасный момент кусала кобра. Вот идет он по своему дворцу в гарем, скажем, а кобра выскочила и укусила. — Неприятно, лучше не нарушать обычаи индусов. Мусульманские владыки знали это очень хорошо.

Англичане с такими вещами справлялись. Но они спасовали перед другой коллизией. Дело в том, что когда выросли такие большие торговые города, как Бомбей (а это город с несколькими миллионами жителей), то неприкасаемые, которые только одни и могли заниматься уборкой улиц (ни один индус, под угрозой потери касты, не возьмет метлу в руки), повысили цену на свой труд. А жившие там англичане и англичанки не могли у себя дома вытереть пыль (хотя это им ничего не стоило — взял тряпку и обтер) под угрозой того, что с ними перестанут общаться все индусы. Поэтому им приходилось нанимать домработницу — какую-нибудь индуску из низшей касты, которая приходила, вытирала пыль и брала половину зарплаты мужа. А когда они уж совсем обнаглели, то устроили забастовку метельщиков и уборщиков во всем Бомбее, и ни одного штрейкбрехера не нашлось, представьте себе! Лучшие адвокаты у них были, так как они были — каста, они имели свою организацию. Они выбрали талантливых мальчиков из своей среды (там, естественно, были способные ребята), которых послали в Англию — в Оксфорд и Кембридж. Те кончили юридические факультеты, стали адвокатами, вернулись и начали представлять их интересы. Самым выгодным оказалось — быть членом низшей касты. И доходы, и работа непыльная (пыльна, но денежна!), и при этом никакой конкуренции.

Так что новый стереотип поведения оказался чрезвычайно жизнестойким. Он дожил с VII–VIII в., когда он установился, до XX в. Как будут с этим справляться новые правители Индии, я не знаю. Касты отменил только Неру.[414] Но Неру был индус только по рождению. По всему своему строю жизни, по настрою, по профессии, по образованию, по всему, — это был просто английский журналист. И, естественно, он ввел английские порядки. А что-то из этого получится, вы сами посмотрите. Я не знаю.

Совершенно иначе дело пошло в Тибете. Тибет — страна горная и изолированная, но изолированная довольно относительно. В V в. северная и западная части Тибета были населены индоевропейскими племенами, близкими к индусам. Там жили дарды и моны. Они поддерживали светлую религию Митры, но очень искусились в колдовстве и волшебстве: они порчу наводили, какие-то травы у них были, гипноз. Всего такого у них было полным-полно, и при этом сами они были европеоидного типа. А вот здесь (Л. Н. Гумилев показывает на географической карте. — Прим. Ред.) из Южного Китая некитайские племена постепенно поднимались по великой реке Брахмапутре (здесь она называется Сампо), и их там назвали кяны. В Тибете они встретились с дардами и монами.

О происхождении тибетцев, возникших на месте этого этнического контакта, у самих тибетцев была легенда, предвосхитившая Дарвина, — что тибетцы произошли от обезьяны.[415] Но только, в отличие от Дарвина, они считали, что обезьяна — это был самец, а самка была ракшатица, ну, вроде самки лешего. Ракшасы — это горные лесные духи. И вот, когда она увидела этого прекрасного царя обезьян, который решил спасаться по буддийской вере в Тибете, она в него влюбилась, пришла к нему и потребовала, чтобы он на ней женился. Бедный этот самый царь обезьян — отшельник, ученик бодисатвы Авалокиты, он меньше всего хотел удовлетворить желание этой ведьмы. И вообще, он хотел заниматься спасением души и отшельничеством. А вместо этого, вот тебе пожалуйста, явилась такая вот влюбленная. И он категорически отказался. Тогда она спела ему песню:

Бедный отшельник, испуганный такой настойчивостью, обратился к бодисатве Авалоките и стал ему молиться:

«Авалокита подумал, посоветовался с богинями Тонир и Тара и сказал: «Стань мужем горной ведьмы». А богини закричали: «Это очень хорошо, даже очень хорошо!» (Смех в зале.)