Таким образом, мы видим, что вне зависимости от расового состава, от культурных связей, от уровня развития — возникают какие-то моменты, которые дают возможность:

— в одних случаях установить дружественный контакт;

— а в других случаях он становится враждебным и весьма кровавым, не желательным.

В чем тут дело?

Возвратимся для объяснения к естественным наукам. Если мы примем нашу гипотезу, гипотезу! — повторяю, — этнического поля, с определенной частотой колебаний для каждой суперэтнической и этнической группы, то мы увидим, что здесь всё можно объяснить.

Представим себе, что существовал Христианский мир, как некое этническое поле, в котором колебания шли в одном определенном ритме. В то время испанец и швед, англичанин и неаполитанец — считали себя принадлежащими к одной целостности — к Христианскому миру. Куда не входили: какие-то ирландцы и греки, болгары, русские — они были схизматики, еретики, — такие, что «от них самого Бога тошнит». (Это цитата, заметьте.) «А вот мы — все вместе!»

В результате спада пассионарного напряжения поле это раскололось на две половины, — с разным звучанием. Одни звучания соответствовали индейским, другие соответствовали полинезийским.

Те, которые соответствовали индейским, не соответствовали православным, русским, абиссинским и монгольским, но соответствовали — китайским.

И наоборот, протестантские соответствовали чуждым совершенно по культуре — православным, Православному миру, и соответствовали полинезийцам, но не соответствовали — китайцам.

И действительно, англичане в Китае считаются плохими, — колонизаторами. Хотя они гораздо более гуманны, чем французы. Французы — исключительно жестокий народ, — это считалось раньше. И французские иезуиты, и прочие миссионеры создали основную литературу по истории Китая, избавив меня, в частности, от обязанности учить китайский язык. Достаточно хорошо читать по-французски, по старой орфографии, — всё переведено. Вот такие тома, целые полки стоят! А английских работ таких по Китаю — нет.

Таким образом, концепция биофизической основы этноса дает возможность объяснить наблюденный феномен и наблюденные факты. Другой концепции, которая могла бы это объяснить, я не знаю, и никто мне это не подсказывает.

Поэтому я полагаю, что наша естественнонаучная система восприятия этнических процессов, в настоящее время, — наиболее конструктивна и наиболее перспективна для изучения частных вопросов.

Лекция кончена.

Объявление: студентов я попрошу в следующую субботу явиться для коллоквиума, то есть собеседования и сдачи зачета.

Вольнослушателям я очень благодарен за внимание, и следующая суббота будет для них свободна, — они могут заняться, чем им вздумается. (Вопросы из зала.)

Всё, что мы видим, — этнично. Потому что этнос — это способ вести себя, приемлемый для ваших соседей. Каждый человек должен себя как-то вести, то есть он принадлежит к какому-то этносу. Понимаете, большинство этносов стремится к тому, чтобы прожить жизнь, что-то сделав и для себя, и для своего государства, и для своих потомков: они возделывают поля, разводят стада, строят мечети или храмы красивые и так далее.

Константин Иванов: Лев Николаевич, как я Вас понял, значит, у каждого этноса есть и начало и конец?

Лев Гумилев: Безусловно. Этнос — это система, которая возникает вследствие того, что к этой группе людей и этому ландшафту приложен определенный энергетический импульс. Но по второму закону термодинамики, он теряется в результате процесса энтропии. Как остывает зажженная печь, так остывает энергия в той системе, которую создает этнос. Она выдыхается до тех пор, пока новая вспышка этногенеза, новый пассионарный толчок не пробудит население этой территории к новому становлению и новым действиям.

Этнос один раз получает свою энергию, с помощью которой он начинает существовать. И, растратив ее путем рассеяния, при инерции он ее теряет, после чего приходит в равновесие со средой, то есть переходит в гомеостаз. Историческое его состояние только такое. Оно укладывается всего в 1200–1500 лет.

Вопрос: Лев Николаевич, Вы на лекциях в Университете говорили, что для этноса характерен стереотип поведения — это ведущая черта. Раскройте, пожалуйста, этот тезис, приведите примеры.

Лев Гумилев: Представьте себе такой случай. Вот у нас в Ленинграде идет трамвай. В нем умеренное количество людей, не очень давят друг друга. И представьте себе, что там сидят четыре совершенно одинаковых научных сотрудника: один, допустим, — русский, другой — татарин, третий — кавказец, четвертый — прибалт или немец. Они сидят тихо, читают газету или смотрят в окно. И — ничего не происходит. И мы никак не можем определить, кто из них — кто.

И вдруг в трамвай вваливается буйный пьяный, который начинает к людям приставать, произносить сакраментальные выражения (в присутствии дам!), кого-то толкает, ведет себя совершенно по-хамски. Ну, как они среагируют?

Я вам честно скажу, я знаю, так как всё видел. Русский ему скажет: «Кирюха! Да ведь тебя же сейчас забарабают! Давай смывайся вот сейчас — на остановке. Потом, — в другом трамвае поедешь». — Ему жалко человека.

А немец? — Н-е-ет! Он остановит трамвай тормозным краном, он вызовет милиционера и скажет: «Возьмите этого хулигана», — и того поведут под белые рученьки.[435]

Кавказец, услышав такие непристойные выражения, адресованные и к нему и к его даме, и вызывать никого не будет. Тут же развернется и даст в зубы. И крепко даст.

А татарин, если он едет там? Он с отвращением на это посмотрит, промолчит и отойдет.

Вот вам четыре разных стереотипа поведения. Но обратите внимание, — все они принадлежат к одной расе. Это — европеоиды. Все они говорят на одном языке — на русском. И если немец, то он знает свой немецкий язык, но, поверьте, знает его плохо, потому что он ему ни к чему, он его уже забыл. А кавказец, так тот и наверняка не помнит. Татарин тоже говорит по-русски. То есть не язык является их различием, не их расовая принадлежность и их класс, а именно — стереотип поведения.

Потому что, чтобы стать членом этноса, мало иметь какие-то черты характера, — это как раз не имеет никакого значения. Нужно войти в состав этноса, а это делается довольно долго. Во всяком случае, ребенок — в чреве матери никакому этносу не принадлежит. Он внеэтничен.

Как только он начинает общаться после родов:

— сначала с матерью, грудь которой он сосет;

— с бабушкой, которая ему поет песенки, укачивает его;

— потом он видит, что его целует отец.

Так, в течение трех-пяти лет у него на базе общения складывается этническая принадлежность. Вот то, что для него было близким, знакомым и приятным в первые три-пять лет жизни, это и определяет его дальнейшую этническую принадлежность. И он никак не может ее изменить, если бы даже этого и хотел. Да она ему кажется единственно возможной и самой лучшей! Для чего же менять? — Это феномен на персональном уровне.

Вот посмотрите: в наших анкетах «седьмой пункт» (социальное происхождение. — Ред.) — самый низший. Это персональное отношение человека, который получил, я бы даже не сказал, что воспитание (воспитания часто он не получает), а — вошел в эту среду.

Вы спросите, что же это за среда!