Он вгляделся в непримиримые глаза сына, потом вдруг уронил голову на грудь и прослезился:

- Если бы ты знал, Огрызок, как я одинок!.. Как трудно мне среди этих скотов, которые пока ещё боятся меня! Каждую ночь я жду своей смерти. Не от Закона, не от врагов - от них!.. - Он с ненавистью ткнул пальцем куда-то в стену. - Все хотят занять мое место. Но я держу его для тебя. А их - в упряжке! Пока держу... Хотя силы, сынок, уже не те... Вот почему я хотел видеть тебя на атаманском мостике, чтобы самому уйти на отдых и покой. - Он налил ещё стакан и криво усмехнулся.

Джек с волнением слушал отца. Признанье Рыжебородого Джона прозвучало для него громом средь ясного неба. Как?! Его отец, которого боялись все на свете - трясется сам?!..

Нет-нет! Словам бы он не поверил, ибо знал их цену, но Джек впервые увидел слезы на обветренном, суровом, всегда пугавшем его лице. Взяв отца за руку, он тихо сказал:

- Я постараюсь быть рядом, отец... Но если ты ввяжешься в неправедный бой, снова сбегу! И тогда уже насовсем!.. - Он легонько смахнул со щек Рыжебородого Джона соленые, как брызги моря, капли и добавил: - Убивать это же смертный грех...

Джон мрачно насупился и резко оттолкнул сына.

- Ступай. Позови боцмана!..

Джек пулей вылетел на палубу и тут же за дверью нос к носу столкнулся с Одноруким Диком.

Тот отпрянул в сторону.

- Вас хочет видеть отец...

Джек уже точно знал, что Боцман все подслушал.

Ах, если бы Джек тогда поступил так же, как и Боцман - может быть, судьба его была бы совсем иной. Но он не любил подслушивать, а все, о чем говорили в то утро Дик и Атаман, - узнал много позже...

Однорукий Дик с хитрой улыбкой поклонился мальчику и тенью проскользнул в каюту. Джон притворно удивился:

- Так ты уже здесь?!..

Дик кисло улыбнулся: эта шутка была с бородой - подлиннее, чем у Джона.

- Садись!

Дик послушно сел.

- Все слышал?! - спросил Атаман.

Дик обиженно поднял брови.

- Было бы хорошо, если бы мне не пришлось повторяться, - хмуро пояснил Джон.

- В таком случае - да, сэр! - честно признался Однорукий Дик.

- Отлично! - сказал Атаман и налил два стакана рома. - Что же тогда прикажешь делать с Огрызком?

Дик отпил глоток, от которого его передернуло, и ответил:

- Я возьмусь за его ученье. Только вам, Атаман, придется раскошелиться.

- Мне?! - угрожающе воскликнул Рыжебородый Джон.

- Для успеха дела, сэр! - пояснил Однорукий.

Джон поставил стакан и с любопытством уставился на Боцмана:

- Ну-ка, ну-ка!..

- Соврет - пенни. Схитрит - шиллинг. Пальнет по чайке - фунт! А уж если по человеку - соверен, не меньше!..

Ни даль надежд, ни бред любви, - нас деньги делают людьми.

Вот тогда-то и наступит час, когда он всем покажет свои крепкие клыки! А пока - мой вам совет: не скупитесь, сэр!

И тут же ловко поймал единственной рукой звонкий мешочек, брошенный атаманом...

- Запомни, Дик: с минуты этой ты отвечаешь за него. Учи жестокости его и поощряй за зло - монетой.

Глава восьмая.

ТРЕВОЖНОЕ РОЖДЕСТВО

Наступила зима.

И вот в город на четверке белоснежных коней въехала хозяйка метелей и морозов - сама миссис Winter!

На побережье и на город свой наложила белый грим, и к небу заструился дым, и вьюги завертелся ворот.

По улицам пронеслись стаи белоснежных птиц, стуча и заглядывая в каждое окно.

А когда зима ударила в холодный бубен луны, на площади появился в синем цилиндре и голубом плаще страшный мистер Frost.

Пришли большие холода. Трещал мороз шутом в трещотки. В лед вмерзли рыбы и суда, и перевернутые лодки. А на рассыпчатых снегах - вороны в черных сюртуках.

Иногда они громко возмущались, когда мальчишки бросали в них палками. А те - спозаранку и до поздней ночи - на санках или кувырком с горы!..

Том тоже зиму обожал, как все мы в отдаленном Детстве. Весь год он, словно зритель, ждал её чарующего действа: таинственного торжества на ночь Святого Рождества! От чердака и до подвалов дом пахнул хвоей. Он дарил декабрьский запах мандарин и предвкушенье карнавала! Том, как безумный, в эти дни любил с утра сновать по дому, где свечек праздничных огни уже светили по-другому, ловить домашних нежный взгляд, вдыхая кухни дым и чад. У очага, средь тайн поварских смотреть, как повар дичь палит, бормочет что-то из молитв - библейских или кулинарских.

Их повар был мастер варить чесночный соус или жарить бараньи котлеты, или сочинять снежно-сладкие кремы для ромовых бабок, украшая их цукатами и орехами!

И уж конечно Том любил морозить щеки на прогулке, взамен зубрежки и чернил - гулять по тихим переулкам. При свете ранних фонарей лепить снеговиков и фей.

Изредка согревая дыханием замерзшие руки, чувствуешь себя при этом сродни Создателю!.. Так было и в прошлую зиму, так было всегда...

В этот раз все происходило иначе. Миссис Winter не согрела сердце Тома (как ни парадоксально это звучит). Ее белый праздник не коснулся его души. Новый год пришел скучно и печально.

Все чаще Том видел заплаканные глаза матери: по-прежнему не было вестей от отца. А однажды днем, стоя у окна в гостиной и сквозь затейливые морозные узоры взирая на пустынный двор, Том услышал, как в очередной раз приехал доктор Бромс.

Он появился с улыбкой, примерзшей к покрасневшему от ветра лицу. Протерев шелковым платком очки, заходил по гостиной, изредка останавливаясь у камина и вороша кочергой раскаленные угли.

- Чаю, сэр? - заглянул в гостиную дворецкий.

- Лучше кофе, - бросил через плечо доктор, думая о чем-то своем.

На невозмутимом лице Чарльза мелькнуло разочарование. Он поклонился и исчез в дверях.

Том вошел в гостиную.

Доктор сразу оторвался от своих мыслей, и глаза его заблестели - как всегда при встрече с мальчиком.

- Добрый день, молодой джентельмен!

- Здравствуйте, мистер Бромс, - ответил Том.

- Как наш пациент? - поинтересовался доктор. Хотя на этот раз вопрос был задан более чем формально.

- Все в порядке, сэр.

- Он что-нибудь вспомнил?

- Нет, сэр. Волк не помнит даже того, как мы забрали его от лорда. А в основном, он совсем здоров... Благодаря вашим рецептам, сэр! - не преминул добавить Том.

Доктор улыбнулся: он любил, когда его хвалили. Но тут в дверях появилась графиня Мэй, и улыбка Бромса тут же досталась ей.

- Еще раз, добрый день, миссис! - поклонился доктор.

- Что-нибудь случилось? - замерла на мгновенье графиня. - Вы уехали утром и...

Он не дал ей договорить:

- Есть одна новость...

Графиня вздрогнула и повернулась к сыну:

- Ступай к себе, Том! Нам с мистером Бромсом нужно поговорить.

- Да-да! - добавил доктор. - К твоему волку я зайду позже.

Сын послушно вышел, столкнувшись в дверях с дворецким.

- Ваш кофе, сэр, - не глядя на доктора, произнес Чарльз и поставил расписную чашку из мейсонского фарфора на круглый столик у камина.

- Я разве просил кофе?.. - рассеянно спросил доктор. - Я всегда пью чай.

Лицо дворецкого тут же расцвело в улыбке.

- Простите, сэр, сейчас принесу. - И великодушно добавил, - Это моя вина. Я знаю, что вы любите чай...

- А кофе оставьте мне, Чарльз! - попросила миссис Мэй.

Дождавшись, когда дворецкий плотно закроет за собой дверь и спустится по лестнице на кухню, Том из другого конца коридора на цыпочках подбежал к гостиной и прильнул ухом к двери. Он знал, что так делать нехорошо, но какая-то непреодолимая сила тянула его услышать разговор взрослых.

- Что-нибудь случилось?.. - повторила свой вопрос графиня.

В комнате повисла напряженная пауза. Затем донесся хрипловатый голос доктора, звуча то глуше, то громче.

- Я получил ответ из Управления Британского флота.

У Тома екнуло сердце. Мать молчала. Том представил, каково ей сейчас. Он словно увидел её напряженное лицо, её сцепленные руки, как она делала всегда, если бывала в сильном душевном волнении.