– Напомните фамилию, пожалуйста.

– Добролюбов. Вячеслав Михайлович.

– Да, по вашей заявке решение принято, – ответила девушка.

Слава не удержался и шумно вздохнул.

Слава с Гулей стояли перед аккуратным двухэтажным коттеджем из красного кирпича. Участок вокруг дома производил впечатление не самое радостное – ни забора, ни дорожек, ни деревьев. Одна только сплошная осенняя грязь, да орет противным голосом козел, привязанный к столбику на соседском участке.

Но для жизни с детьми район был просто идеальным. Крупный поселок, всего в двадцати километрах от города, с одной стороны, – река, лес, поле и никаких производств, а с другой – есть поликлиника и школа, магазины и все коммуникации.

Потому, наверное, домов здесь продавалось немного, и Гуля сразу же ухватилась за этот вариант. Цена, правда, была соответствующая – максимально возможного размера кредита хватало тютелька в тютельку. Поэтому Слава сомневался – для начала нужно было как следует осмотреть дом.

Дверь открыл хозяин – маленький лысоватый человечек лет пятидесяти с круглым, торчащим вперед животом. Слава вспомнил картинку из какой-то детской книжки, где герой возил свое необъятное пузо на тележке перед собой. Некоторые люди принадлежат своим животам. Не живот служит человеку, а человек – животу. Такой пузовладелец холит и лелеет свое брюхо, и все его мысли сосредоточены только на том, как бы угодить его величеству Пузу, как бы устроить его поудобнее в кресле, да накормить повкуснее и поплотнее. И животы эти настолько непропорционально огромны по сравнению со своими хозяевами, словно не являются их частью, а живут сами по себе, как паразиты, управляемые изнутри потусторонним разумом. Вот и бежит такой раб живота своего то за жареной курочкой, то за пельмешками, то за салом и солеными помидорками. Слава к чревоугодникам относился, как к инвалидам и алкоголикам: со смесью жалости и острого ощущения «слава богу, я не такой».

– Борис Хомин, – представился толстяк и пожал Славе руку.

После недолгого обмена любезностями хозяин пояснил:

– Мама сама этот дом проектировала, она архитектор. Для себя строила, очень хотела жить на свежем воздухе. А потом вот заболела. Не хочу продавать, а приходится…

Он развел пухлыми ручками.

– Может быть, она еще поправится? – спросила Гуля.

– На лечение много денег нужно, – вздохнул Хомин. – Да и не потянет она уже все это – дом, хозяйство… Ей теперь в городе надо жить, поближе к больнице.

Заметив некоторое разочарование на лице Гули, толстяк поспешно добавил:

– Вы не подумайте, тут в поселке тоже хорошая поликлиника есть, и даже узкие специалисты. Просто маме с ее болезнью нужен особенный уход, но вам еще рано о таком думать, вы еще молодые.

– А сами не хотите жить здесь? – не унимала свое любопытство Гуля.

– Я ведь журналист, чистый, знаете ли, гуманитарий – ни гвоздя забить, ни за руль сесть, – хихикнул Хомин. – Не для меня это, не приспособлен я для хозяйства.

Закрапал мелкий противный дождик. Слава еще раз оглядел дом сверху донизу. Водостоки хорошо сделаны, правильно, ничего мимо не течет, фундамент размывать не будет. Да и сам фундамент, по крайней мере, снаружи целый и ровный, без трещин.

– Внутри посмотрим? – спросил Слава.

– Конечно, – кивнул Хомин.

Толстяк вкатился в дом, бережно неся впереди себя живот. Гуля со Славой последовали за ним под завистливое блеяние мокрого козла. Заходя, Слава несколько раз открыл и закрыл дверь, убедился, что закрывается легко – значит, повешена ровно, и проем не перекосило после усадки фундамента.

Пока они осматривали дом внутри, Слава не без удовольствия наблюдал за Гулей – вид у нее был такой, словно он привез ее в большой торговый центр выбирать новое платье. Гуля придирчиво разглядывала комнаты, но он уже чувствовал, что ей нравится. Отделка в коттедже была черновая – голые стены, уже выровненные и оштукатуренные, радиаторы отопления на месте, но дверей еще не было, с потолка свисали на проводах лампочки, на полу стяжка. Слава слазил на чердак, убедился, что крыша не течет, и стропила крепкие, а строители не стали экономить на утеплителе. Окна открывались ровно, стены возле окон не были холоднее, чем в остальных местах – это уже хорошо. Похоже, мама-архитектор свое дело знала. Он тщательно простучал стены – пустоты не слышно, значит, и штукатуры не халтурили. Да, придется еще вложить в ремонт, но это уже не так много, зато они смогут все сделать по своему вкусу.

– Сделай скидку, – сказал Слава Хомину, когда они осмотрели оба этажа и подвал. – Здесь еще работы – конь не валялся.

– Да самое дорогое уже все сделано! – засуетился тот, показывая на трубы в будущей кухне. – Вода проведена, канализация готова, септик, отопление запускать можно.

– А электрика? – настаивал Слава. – На втором этаже даже разводки нет. Забор, опять же, ставить надо.

– Так и быть, я поговорю с мамой, – неохотно согласился Хомин и отошел в дальний конец комнаты.

– Ну как тебе? – спросил Слава у Гули. – Мне нравится.

– Слав… – Гуля провела пальцем по гладким деревянным перилам лестницы, ведущей на второй этаж. – А мы потянем такой ремонт? Долго очень, наверное, и дорого.

Он присел на корточки – проверить, ровно ли сделана стяжка на полу. Обычному человеку понадобился бы для этого уровень, но Слава и так наметанным глазом определил, что работа хорошая.

– Потянем! – уверенно сказал он. – Стройматериалы на базе возьму по оптовой цене, позову мужиков на пару выходных подработать, быстро сделаем.

Гуля подошла к окну.

– Вот здорово было бы раковину прямо здесь поставить, у окна. Всю жизнь мечтала, чтобы можно было в окно смотреть, когда посуду моешь. Можно будет, а, Слав?

Он подошел сзади и обнял ее, положив подбородок на плечо. За окном тряс мокрой бородой козел.

– Значит, тебе нравится?

– Славка, нравится – не то слово! – она повернулась к нему, в черных глазах загорелись огоньки. – Твоими-то руками тут можно прямо дом нашей мечты сделать.

Хомин вернулся к ним довольный.

– Так и быть, сделаю вам скидку.

Они быстро договорились о цене и ударили по рукам. Уходя, Гуля еще раз бросила взгляд на окно на будущей кухне. Слава по хозяйственной привычке уже начал мысленно прикидывать, как лучше повесить шкафчики, но тут же прервал себя – рано еще, сначала нужно получить от банка разрешение на покупку именно этого дома. В конце концов, покупать через банк даже как-то спокойнее – пусть они проверят его по своим каналам.

– Папаня! – глухо, издалека звал голос.

Славе показалось, что сердце у него стало больше груди. Иначе оно не могло бы стучать так громко. Он возвращался из сна медленно, как будто поднимался в крутую гору, и сердце постепенно принимало нормальный размер, возвращалось к обычному ритму, чтобы слиться с привычным ночным «тик-так» спальни. Слава окончательно проснулся и сел на кровати. Голова кружилась, смутные очертания комнаты плыли перед глазами. Кажется, вечером он слишком много выпил. Гуля тихонько похрапывала, свернувшись калачиком. Ему снова снился тот сон? Про качели?

– Папаня, не бросай… – снова воззвал к нему голос, но окончания фразы Слава не расслышал.

Что это? Глюки? Он замер и прислушался.

– Папаня, не бросай меня в колодец! – наконец, разобрал он.

Голос пел из-за стены. Слава нащупал на полке мобильник. Экран показывал час тридцать. Он попытался вспомнить, как давно он обращал внимание на пломбу на двери соседа. Петровича похоронили две недели назад. Вроде бы нашлись не то дальние родственники, не то бывшие коллеги по работе, которые оплатили похороны, но домой тело не привозили, отправили на кладбище прямо из морга. Может быть, это сверху или снизу? Он встал, приложил ухо к стене, отчетливо расслышал пение:

– Папаня, не бросай меня в колодец! Я этого, кажись, не заслужил-жил-жил-жил!