Через весь роман сквозной нитью идут два потока сознания. В палате реанимации возле кровати беспамятной жены сидит на табуретке Андрей и осмысливает жизнь с двух точек зрения: внешнего человека, каким он был до сих пор, и человека внутреннего и нравственного — homo novus, — пробудившегося теперь. Почему же? Потому что без тихой, молчаливой Любы, его духовной опоры, Андрею не жить. Не умирай, эгоистически требует он от безотказной жены, дескать, меня этим убиваешь, но все просьбы и мольбы бесполезны; умирающая держится только на лечебных растворах, которые вливают через капельницу в вены.

Цахилганов, понимая, что дни её, и может быть даже его, сочтены, продолжает руководить бизнесом из реанимации, но homo novus заставляет взглянуть на всё с нравственной позиции, чему в немалой степени поспешествовало неожиданное открытие геодезистов, обнаруживших прямо в палате географический центр Евразии. Патриотка — дочь Степанидка, отбывшая в Москву для охоты за некоей Рыжей головой, названивает по мобильнику и, не зная о болезни Любы, обещает отцу, если с матерью что-нибудь случится, убить его. Угрозы "революционерки" не пугают отца, он и без того на волосок от гибели. В такой нравственно напряженной ситуации прозаик разворачивает геополитическую панораму прошлого России и ее будущего.

Дугин так описывает геополитическую ситуацию: "В американской геополитике у России вообще нет места, для нее не отводится позитивной роли. Рано или поздно даже самую послушную и проамериканскую Россию ждет участь Югославии или Ирака. Американские стратеги, такие как 3.Бжезинский, открыто пишут об этом. Вопрос о том, чтобы всерьез заняться расчленением России, это дело времени. И, кажется, это тревожное время приходит".

Мрачное подтверждение прогнозу показывает Галактионова, обрисовывая жизнь и планы бизнесмена Цахилганова. Дело в том, что Караган, напоминающий названием Караганду, был шахтерской столицей ГУЛАГА; отец Андрея — полковник — возглавлял местное ОГПУ.

Старший Цахилганов, создатель лагерного социализма, не принял реформы и повесился, помощник и вертухай Дула Патрикевич жив и словно что-то ждет от сына своего соратника, какого-то важного решения, требующего его участия.

Действительно, перед Андреем выбор — принять ли решение в духе "проамериканской" элиты, а значит, превратить Россию в зону "лагерного капитализма", то есть реализовать планы Америки, как их объясняет Дугин, или найти секретную лабораторию, которую благодаря ухищрениям старшего Цахилганова забыли ликвидировать в хрущевское оттепельное время, и вызвать в недрах Земли гигантской взрыв, направленный в сторону Америки и уничтожающий эту сверхдержаву. Пока Андрей был благополучным и преуспевающим бизнесменом, он без колебаний жертвовал отечеством и выбирал "лагерный капитализм", подтверждая вывод Дугина, что предотвратить революцию снизу (руками Степанидки) может только президент Владимир Путин, осуществив "революцию сверху", потому что "либерал-реформаторы сращены с олигархатом" — "носители духа энергичного присвоения" — и никаких других задач решать не будут. С идеей Андрея Цахилганова о "лагерном капитализме" бывший одноклассник Митька Рудый — человек "М-Ж", добежавший до самых верхов, — помчался к хозяевам за океан. Лизнет Бжезинскому одно место и станет "человек "М-Ж" в отечестве главным вертухаем; головокружительная карьера.

Автор идеи, однако, передумал; жизненные обстоятельства и общение со старыми школьными друзьями — реаниматором Мишкой Барыбиным и прозектором Сашкой Самохваловым — развернули Андрея лицом к отечеству. Во сне к нему явился отец и сообщил, как найти лабораторию и вызвать грандиозный взрыв. В дальнейших запутанных хитросплетениях сюжета Андрея успевают убить, спасти; лишь под занавес повествования он узнает о произошедшем — по неосторожности миротворцев, тоже искавших лабораторию, — взрыве и последовавших затем переменах в общественной жизни. Самым радостным сообщением для Цахилганова стало известие о том, что Люба вышла из кризиса и начала поправляться.

Фантастическую концовку романа я дочитывала, слушая по радио репортажи о землетрясении и разрушительном цунами в Юго-Восточной Азии, о гибели огромного количества людей в двенадцати странах этого региона и помощи мирового сообщества пострадавшим. Пророческий дар Галактионовой меня насторожил (совпадение вплоть до сдвига тектонических плит) и заставил в то же время посочувствовать: дару не хватает мощи для координации; стихия оказалась неуправляемой. Это, конечно, шутка, если позволительно поиронизировать над такой темой.

Настоящий упрек автору другой: что означает название романа "5/4 накануне тишины"? Не поняла, хотя напрягала извилины до упора. Пришлось утешиться мыслью, что в сложном по стилю и замыслу повествовании должно было остаться что-нибудь непонятным; заголовок — не самый плохой вариант.

Марсель Пруст, доживи до ХХI столетия, мог бы отдыхать при наличии в нашей прозе экспериментального романа Веры Галактионовой; о доморощенных постмодернистах и не говорю — их она, походя, поставила на свое скромное место.

В романе Галактионовой миротворцы еще шныряют по России под видом комиссии, содействующей разоружению; в произведении Афанасьева "миротворцы" нашу Родину уже оккупировали и планомерно сокращают количество "аборигенов".

Спор между Л.Ивашовым и А.Паршевым сводится к стратегии Запада в отношении России; генерал утверждает, что "петля анаконды" затягивается (удушение экономической блокадой), экономист же полагает, что у атлантистов "требование одно — вовлечение в мировую экономику. Давай, кошечка, всё до капельки. И только попробуй дернуться" (с.208). Анатолий Афанасьев принимает сторону Паршева и в романе "На службе олигарха", во второй сюжетной линии, прогнозирует результат деятельности миротворцев в 2024 году. Первая сюжетная линия — как бы пролог ко второй — описывает "семейное логово" олигарха Оболдуева, нового "хозяина в России", и мытарства писателя Виктора Николаевича Антипова, его биографа, олицетворяющие порядок, завершившийся оккупацией.

Паршев и Афанасьев вкупе составляют необычный дуэт; говорят одно и то же языком публицистики и художественных образов."…Предположим, — пишет Паршев, — что уговорить наших предпринимателей жить в пределах российского рынка не удастся. Что будет? Будем жить в "мировой экономике"? Нет! Результат будет точно тот же. Через десять лет — не позднее — даже сырьевой экспорт из страны прекратится, а что останется, будут забирать просто за долги. И как тогда доллары попадут в страну? Значит, конвертации не будет. Не думаю, что население к тому времени вымрет полностью — кто-то останется. И по необходимости им придется придумывать какие-то деньги, и по необходимости — отказываться от импорта. Какой импорт, долги бы заплатить. Даже в случае иностранной оккупации оккупационной администрации придется вводить местную валюту (естественно, неконвертируемую), а об импорте туземцам придется забыть. И о Канарах тоже".

Прозаик, как убеждаемся, сделал прогноз на более далекий срок; не десять, а двадцать лет разделяют двух главных героев романа — писателя Антипова из "наших дней" и сопротивленца Митю Климова из "года 2024". Обнищавшие и вымирающие "руссияне" за годы хозяйничанья олигархов и миротворцев созрели для борьбы; в северных лесах, где скапливаются дружины, Митю подготовили к покушению на главу оккупационных войск Анупряку-оглы.