И он совершенно не понимал, что от него требуется.

Сквозь гул вытяжек и рокот котлов до него доносился голос Макса, который что-то вещал, но мозг отказывался воспринимать и анализировать информацию. Ему стоило немыслимых усилий, положить её на ленту. Эрику казалось, что Миа намертво примерзла к нему, и он отдирает её от себя с мясом. В уголке её губ запеклась кровь, он неловко попытался стереть её, но у него не получалось.

Ему понадобилось просто титаническое напряжение, чтобы заставить себя развернуться и выйти из зала.

Возле двери он не выдержал, обернулся.

И картина, как языки пламени начинают лизать её волосы и тело, стала иллюстрацией его персонального ада.

***

Он провел в своем кабинете почти сутки, никуда не выходил, возился с бумагами, писал отчеты. Он даже не переоделся, так и был в запачканной форме, только смог стереть с рук следы её крови.

Внутри было оглушающе пусто.

Эрик буквально вынудил себя спуститься в столовую, пройти через это море людей, расступающихся перед ним в молчании, и сесть за стол с кружкой кофе и какой-то едой.

Скорей почувствовал, чем увидел, как рядом уселись его ребята, поддерживая.

Потом появился Фор, что-то говорил, обвинял. Зачем он отправил их в эти края, изгои расстреляли машину только потому, что думали, что там один из Лидеров. Им повезло, ведь остальные не убиты, а только ранены.

До Эрика информация доходила как через вату, ему нечего было возразить. Это всецело была его вина. Это он должен был валяться там, расстрелянный в упор, а его девочка, опять спасла ему жизнь.

Он поднял взгляд на всё ещё что-то говорившего стиффа, и тот вдруг подавился словами, замолк и ушёл под гневное шипение Маркуса.

Впервые после случившегося зашел в их комнату и первым делом споткнулся в темноте за кулек с мусором. У Мии была привычка, раздражавшая его до ужаса. Она всегда сама убирала мусор и выносила его к двери, чтобы уборщице было легче. Эрик не понимал этого, но терпел, а сейчас этот кулек напоминал, что так больше не будет.

Он включил свет, схватил его с мыслью вышвырнуть в коридор и вдруг замер. В мусорном пакете находилось то, чему там было не место. Надорвав пленку Эрик вытянул на свет прямоугольник пластика с маленьким окошком. Все еще не веря своим глазам, опять порылся в мусоре и вынул картонную коробку с инструкцией.

Ошибки быть не могло.

Две полоски.

Он оперся о стенку рукой — ноги перестали держать.

Миа была беременна.

Вот почему утром она так странно себя вела, уже знала, но не хотела ему говорить, справедливо боялась, что узнав, он не будет её никуда пускать.

Эрик сполз вниз и, упав на колени, впился взглядом в эти две чёрточки. Рассмеялся, громко, надрывно, почти воя. Он должен был умереть там у машины, а сдох тут, возле кучи мусора, как и положено бешеному зверю, которым он и является.

========== Глава 18 ==========

Назойливый писк аппарата иглой впивался в мозг, заставлял открыть глаза и сфокусироваться на окружающей реальности.

Вокруг была обстановка обыкновенной, стандартной палаты реанимации, Миа недоуменно озиралась по сторонам. Последним, что она помнила, было ощущение боли, колючей щеки под ладонью; аромат куртки, пропахшей своим хозяином, и взгляд серых глаз, в которых она впервые увидела отчаяние. Потом её накрыла темнота.

— Вы очнулись! Не волнуйтесь вы в больнице! Доктор! — скороговоркой проговорила медсестра.

— В вас стреляли. У вас была клиническая смерть! Вы месяц находились в коме. Но сейчас уже опасность позади, вы очень скоро восстановитесь! — деловито проговорил врач и начал делать пометки в карте.

Миа с ужасом поняла, что всё, что ней случилось было не более, чем игрой её больного воображения.

Бесстрашие. Инициация. Эрик. Всё иллюзия.

От осознания ситуации на глаза навернулись слезы. Доктор, видимо, решив, что это не более, чем её реакция на потрясение, сделал ей успокоительный укол, шепча слова поддержки и утешения.

Дни в больнице тянулись медленно. Разнообразие вносили только родители и друзья, которые навещали её после пробуждения. Но эти встречи не принесли ожидаемого успокоения её душе. Миа надеялась, что родные лица смогут прогнать морок видений, но делалось только горше. Каждый раз оставшись одна, она прокручивала свой год жизни в Бесстрашии как фильм, смакуя особенно дорогие сердцу моменты.

Через две недели Мии объявили о выписке. Она переодевалась в принесенную одежду, когда в палате зашла медсестра.

— Ой, извините, я думала вы уже оделись! — выпалила девушка. — У вас забавные татуировки, я не заметила их когда вы прибыли.

— Какие татуировки? — удивилась Мия. — У меня нет никаких… О! — и замолкнув на полуслове, она выгнулась назад и замерла, уставившись на… Бантики! — Ебаный………! Я и забыла, что они у меня есть!

Инцидент был исчерпан, и кажется медсестра ничего не заподозрила, выйдя из палаты. Миа не понимала, как добралась до кровати не рухнув на пол и не начав хохотать, как сумасшедшая.

Голова шла кругом, но одно она осознавала очень чётко и ясно — в тот день, когда её подстрелили возле клуба, на её теле не было ни одной татуировки.

Еще раз подойдя к зеркалу, Миа задрала больничную кофту, но татуировка под грудью, знак Бесстрашия, исчезла.

***

Домой она добралась как в тумане, глупо улыбаясь.

Значит все-таки это было правдой, а не игрой разума.

Она целый год была в Бесстрашии!

Год, который в этой реальности пролетел за один месяц.

Как такое возможно?

Разве что, когда она умерла тут, то появилась в той реальности, а когда там погибла, то снова вернулась сюда.

Сработает ли это ещё раз?

А вдруг погибнув ещё раз, можно попасть куда-то в другое место, а сюда уже не вернутся?

Одни вопросы. Миа понимала, нужно всё хорошо обдумать, проанализировать, найти возможность вернуться. Она ведь не сказала Эрику самого главного.

Но для начала, надо заказать какой-то еды и купить тест на беременность.

***

Жизнь вернулась в старую колею: опять работа, студенты, все осталось прежним. Только вот Миа уже стала другой, более жесткой и какой-то отчаянно печальной.

Беременность подтвердилась. Все её окружение было в шоке.

Знакомые списывали её подавленное настроение на посттравматический синдром и гормоны. Они даже представить не могли, что всё это время, всё месяцы после выписки, она думала только об одном, о самоубийстве.

О шансах встретится вновь.

Но все её попытки, что-то прочитать о людях в коме или клинической смерти, о том, что они видели и чувствовали, натыкались на пустышку. Всё было на уровне домыслов и слухов, бульварных статеек.

Иногда накатывало отчаяние, может она все сама себе придумывает, а татуировку просто не помнит? Сделала и забыла?

Ага и забеременела непорочным зачатием.

Друзья терялись в догадках, что с ней происходит. Почему не радуется тому что выжила? Не наслаждается жизнью? Пришлось придумать глупую историю, о том, что до ограбления, познакомилась с парнем, зовут Эрик, почти влюбилась, переспали, в результате беременность. Его телефон потерялся, а он не звонит сам. Девочки сочувственно повздыхали, но хорошо, что хоть донимать расспросами перестали.

Осознание, что она носит под сердцем ребенка Эрика, облегчения не приносило. Наоборот все, что было связано с новой жизнью, будь то УЗИ или обсуждение имени, приносило ей только боль.

С каждым днем приходило понимание, что ничего она сделать не сможет и надо учится жить заново, без Эрика, без надежды увидеться.

Сидеть в четырех стенах и «умирать» от воспоминаний не было никаких сил. Миа как могла загружала себя работой и лекциями, надеясь забыться.

Может действительно сходить к психотерапевту, рассказать все как есть и оказаться на принудительном лечении, как человек склонный к суициду?

Воспоминания преследовали девушку постоянно, стоило только на секунду задуматься, отвлечься как сразу в голове всплывали картинки её жизни во фракции.