Значительная часть вынужденных переселенцев, те, что живут примерно в таких же условиях, не способны самостоятельно выкарабкаться и по-прежнему ждут помощи от государства, не особо рассчитывая на свои силы.

Елбакиева Лали из г. Гори живет в общежитии завода «Победит»: «Работала я в магазине, по-грузински говорю прекрасно, ладила с грузинами, много подруг у меня было, я думала, что, может быть, меня не тронут, и вела себя тихо. Но в Гори очень жестоко расправлялись со всеми осетинами, независимо от того, как они себя вели. Был там их главарь Шмаги, это было имя или кличка, не знаю. Он обходил все учреждения лично и требовал, чтобы руководители выгоняли всех осетин. Директор сказал мне, чтобы я уходила, пока что-нибудь не случилось. Пришлось нам с мужем и детьми уехать в Северную Осетию, нас поселили в общежитии. Дети взрослые, разъехались. Муж умер через 10 лет. Я переселилась к родителям в это общежитие, в котором отец получил комнату, работая на заводе. Я больна, мне трудно одной. Мне сделали операцию и внесли инфекцию, начался перитонит, сделали повторную операцию, удалили все, что могли. Я стала инвалидом. Из-за вторичной операции я пропустила срок регистрации, опоздала на месяц. За это меня сняли с учета в местной администрации, лишили права получить когда-нибудь субсидию или жилье. Я подала иск в суд, был судебный процесс, но суд оправдал администрацию. Я же не по своей вине пропустила регистрацию!»

Лиц такой категории, не способных трудоустроиться, среди вынужденных мигрантов из Южной Осетии и внутренних районов Грузии довольно много. Так, в период с января по октябрь 2000 г. 127 семей (371 чел.) были отнесены Министерством труда и социального развития РСО – Алания к категории социально незащищенных. Им оказывается единовременная социальная помощь в размере 3000 руб. (около 107 долларов США на тот период времени). К тому же из активного трудоспособного возраста уже вышел примерно каждый пятый из прибывших. Эта категория людей определенно не подходит для того, чтобы заниматься их возвращением на прежнее место проживания, но если бы в рамках закона о реституции им была выплачена компенсация за утерянное имущество, моральный ущерб и т. д., они смогли бы и сейчас устроиться гораздо лучше.

Мотив, побуждающий некоторых беженцев вернуться в свой прежний дом, сейчас, при нынешнем социально-экономическом положении в Грузии, может быть только один: желание вернуть себе статус полноценного члена общества, обретя собственную, пусть даже не самую прочную, крышу над головой.

Часто такому решению способствует обида, сложившаяся за многие годы обездоленной жизни. Обида на новое для них общество, милосердное и родственное, но которое, приняв и оказав помощь, все же не позволило раствориться беженцам в своей среде, четко очертив границы запретного круга. Многие исследователи применяют для описания этого момента, имеющего место в отношениях беженцев с местным населением, термин «культурная дистанция». Общность, к которой принадлежат беженцы и перемещенные лица, хоть и относится к тому же этносу, все же сформировалась в отрыве от нее, что и отразилось в разнице мировоззрений и менталитета. Дистанцию еще увеличило то, что вынужденных переселенцев, в том числе прибывших из сельских районов, с самого начала старались расселить как можно быстрей и использовали для этого тот жилой фонд, что был под рукой. Так сельские жители и оказались поселенными в общежитиях и санаториях, расположенных в непосредственной близости или в черте города Владикавказа, что еще и способствовало развитию конфликта между городскими и сельскими жителями. Конечно, нельзя обвинять в этом Миграционную службу, учитывая сложные условия приема беженцев и отсутствие четких представлений о том, на какой период времени обрушилась эта волна беженцев на Северную Осетию. Конечно, допустив сослагательное наклонение применительно к истории, если бы ситуация позволяла, целесообразней было бы выходцев из высокогорных районов поселить в горных районах Северной Осетии, разгрузив при этом г. Владикавказ и снизив социальное напряжение. Эту работу не поздно вести и сейчас, что параллельно позволит освоить пустующие горные районы республики.

Еще один способ снятия существующей напряженности в отношении мигрантов – создание для них компактных поселений, где им легче будет проходить сообща процесс адаптации к новому образу жизни. Такие поселения уже есть в Северной Осетии. Например, силами Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ ООН) и Миграционной службы Северной Осетии только в селении Комсомольское построено 86 домов, где проживают более 400 беженцев.

Остро ощущая самые незначительные проявления своей отверженности, одни стремятся любыми способами принять окраску среды и слиться с ней, другие впадают в депрессию. Многие беженцы признаются, что по мере возможности стараются скрывать свой социальный статус и нынешнее место проживания. Особенно это касается тех, кто живет в коллективных центрах и всевозможных приспособленных помещениях, таких как вышеописанная школа. Обида на свою отверженность коренным сообществом может вызывать и более активные чувства протеста и проявляться в форме различных преступлений – краж и хулиганства. Такое положение, конечно, не входит в интересы государства, которое стремится всеми возможными способами решать эту проблему, например, способствуя процессу возвращения беженцев, хотя и не очень успешно.

Даже те, кто оставил в Грузии основательные дома и все свое благосостояние, несмотря на ностальгию по прежней нормальной жизни, не спешат заявить о своей готовности вернуться домой. Есть огромное количество факторов, мешающих им принять такое решение. Один из этих факторов был сформулирован осетинской стороной в переговорном процессе: Грузия должна дать политико-правовую оценку произошедшим событиям в годы вооруженной агрессии и в предшествовавший им период антиосетинской кампании, признать факт геноцида осетинского народа. Люди не могут возвратиться туда, например, где были зверски убиты их родные и близкие.

Люди должны возвращаться туда, где они могут верить в свой завтрашний день. Правовая основа возвращения беженцев должна содержать решение и моральной стороны вопроса. На первый взгляд, может показаться несущественным требование к Грузии признать и осудить совершенные злодеяния, но для беженцев, испытавших на себе последствия национализма, это особенно важно – если возвращаться домой, то следует предварительно очистить в нем атмосферу и выяснить отношения с теми, кто причастен к тысячам личных трагедий этих людей. Формальное раскаяние государства, лишившего права на нормальную жизнь более 100 тысяч своих бывших жителей, должно проявиться не только в форме реституции и компенсации утерянного имущества, но и в признании факта совершенного против осетинского народа геноцида. Несмотря на многократные обещания, закон о реституции по сегодняшний день не принят Грузией. Уровень демократического мышления в современной Грузии пока еще очень далек от понимания того, насколько такое признание важно для самой Грузии, прошедшей в своей истории фазу национализма и фашизма, правда, не до конца. Впрочем, и работа над законом о реституции пока еще не приняла каких-то определенных очертаний.

11 июня 1997 г. президент Южной Осетии Л. Чибиров издал Указ «О первоочередных мерах по содействию процессу возвращения беженцев и вынужденных переселенцев в Республику Южная Осетия», в котором перечислены конкретные меры, призванные заинтересовать беженцев в возвращении в места прежнего постоянного проживания. По данным Миграционной службы Северной Осетии, на 1 января 1998 г. в республике оставалось 28,5 тыс. беженцев и вынужденных переселенцев (более 12 тыс. семей) из внутренних районов Грузии и около 1 тыс. человек из Южной Осетии. В это же время было прекращено финансирование Федеральной миграционной службой РСО – Алания содержания беженцев в центрах их временного проживания (таких центров на конец 1997 г. в Северной Осетии было 39). Однако массового возвращения осетин ни во внутренние районы Грузии, ни в Южную Осетию практически не происходило. Невзирая на усилия руководства Северной Осетии и Южной Осетии, а также международных организаций, в частности УВКБ ООН и Норвежского совета по беженцам (NRC), разработавших программу обустройства возвращающихся в Южную Осетию и Грузию беженцев (на реализацию этой программы УВКБ ООН было выделено 2 млн. долларов США), попытки вернуть беженцев-осетин в места своего прежнего постоянного проживания оставались малорезультативными. Случай с осетинскими беженцами не был исключением из общего международного опыта, согласно которому даже после нормализации ситуации в постконфликтный период доля «невозвращенцев» намного превосходит процент вернувшихся в места своего прежнего постоянного проживания, тем более если принимающее общество этнически родственно лицам, ищущим убежище.