Ужас какой-то, в наш дом было два прямых попадания, масса осколочных, на нашем корпусе ничего не осталось, ни одного целого стекла, стены искорежены... К счастью, в нашем доме погибших не было, из тех, кто был в подвале, погибших не было. Но те ребята, которые воевать ушли – кто знает? Мы еще не смогли с соседями собраться, мы созваниваемся, спрашиваем друг у друга, как наши. Про двух соседей мы вообще пока ничего не знаем, одинокие старики Тибиловы: Нана Темболовна и Герас, муж ее. Где они сейчас? Они тоже в нашем подвале были».

К вечеру 8 августа танковая атака в Цхинвале захлебнулась. Несколько грузинских танков были уничтожены резервистами (по официальным сводкам, всего в ходе боев 8 августа в Цхинвале было уничтожено 12 танков), остальные ушли из города. Широкую известность получила история о том, что один из танков подбил лично глава Совета безопасности Южной Осетии Анатолий Баранкевич. Кадровый офицер, в момент атаки на центр города он находился рядом с одной из добровольческих бригад, вооруженных гранатометами. После неудачного выстрела одного из резервистов Баранкевич отобрал у него гранатомет и подбил танк. Вот что он рассказывал впоследствии в интервью для Первого канала: «Когда появился головной танк, башня у него была повернута в правую сторону. В лоб его из гранатомета не пробить. А тут он мне подставил свою башню, заднюю часть башни, которую можно спокойно пробить из гранатомета. Хорошо горит, кстати, в бочину ему влупил, он сдетонировал». Еще в один грузинский танк, экипаж которого сдался в плен, забрался доброволец и, угрожая грузинским мотористу и наводчику пистолетом, заставил их обстрелять грузинские позиции.

К тому времени многие мирные жители собрались на Привокзальной площади Цхинвала в подвале гостиницы «Алан», где удалось устроить подземный бункер, достаточно надежный, оборудованный электрическим генератором. Туда были спущены матрацы, доставлено скудное питание, которым все же удалось накормить людей. Многим людям, укрывавшимся в других подвалах, повезло гораздо меньше.

«Российской газете» рассказывает Анна Кокоева, бывшая сотрудница смешанной контрольной комиссии по урегулированию грузино-осетинского конфликта. Ее дом был расположен рядом с городком миротворцев на окраине города, по которому велся массированный танковый обстрел. «Ближе к 12 ночи начался ужасный обстрел. Это было полной неожиданностью. Мы уже никуда не могли выйти из дома, так как велся артиллерийский огонь. Вместе с соседями мы спустились в подвал. Всю ночь велся огонь, ни минуты не смолкал.

У меня был ребенок, девочка трех с половиной лет, тоже не спала всю ночь, тоже боялась, потом начали вести огонь по нашему зданию, наш подвал начал рушиться. Я сидела и ждала, когда нас убьют или завалят стены. Я надеялась, что мой ребенок умрет быстро, без мучений».

Еще одна женщина и еще одна страшная история: «Что вам рассказать? Этот ужас не передать словами, нужно видеть своими глазами, – с болью в голосе говорит Заира корреспонденту РГ. – Мы три дня просидели в подвале. Без воды, света, питания. Нас практически постоянно бомбили. Бросали в подвалы гранаты, чтобы добить окончательно, прямо на улицах расстреливали, даже детей не щадили...» База миротворцев оказалась одним из самых опасных мест в городе. Прорыв в Цхинвал с юго-западного направления атаки был произведен как раз через базу миротворцев. Солдаты миротворческого контингента, призванные мирить, а не воевать, подверглись ожесточенной атаке одними из первых. Практически все они были убиты.

Лаура Габуева, сотрудница МИД РЮО: «На следующее утро после обстрела к соседям прибежал их сын и сказал, чтобы они быстрее собирались и бежали к миротворцам, что грузины уже в городе. Мы с родителями были в подвале и, услышав эти крики, выбежали узнать, в чем дело. Они уже бежали к миротворцам, так что мы уже не могли к ним присоединиться. Я побежала к сестре узнать, живы они или нет – они живут через несколько домов от нас, убедившись, что живы, побежала обратно. И вдруг увидела соседку, которая как-то очень обреченно смотрела на меня из окна. Я ей сказала, чтобы она бежала в подвал, сейчас будет обстрел, грузины взяли город. Она говорит: „У нас нет подвала“. „Бегите к нам“, – говорю. Она опять замешкалась и совсем безнадежным голосом спросила: „А у меня муж грузин. Вы его пустите?“ „Сейчас же бегите к нам вместе с мужем“, – говорю, и убежала домой.

В общем, все мы собрались в нашем подвале и под грохот танковых выстрелов ждали уже только чуда Божьего, потому что было ясно – пока появятся русские танки, грузины «поработают» в городе на совесть. Прибежал соседский мальчик, сказал, что потерял своих родителей в момент, когда они бежали к миротворцам. И тут начался настоящий град, не знаю, как еще его можно назвать, над нашими головами стоял такой постоянный гром, вой снарядов, свист пуль. В общем, конец света. Соседские дома начали гореть. Я чувствовала, что нас заносит волной от всего этого – там, где падали снаряды от «Града», все вокруг начинало полыхать.

Вдруг вернулись наши соседи, которые убежали к миротворцам. Они рассказали, что это было что-то страшное: грузины подошли уже почти к воинской части, где миротворцы базировались, сами миротворцы стояли как обреченные и приготовились к смерти. В бункере не было места, туда набилось около 80 человек, хотя он был рассчитан на 20 человек, не более. В какой-то момент туда забежали наши ребята и сказали: «Если нас сейчас найдут, нас расстреляют». И женщины стали прятать солдат за собой. Они были в ступоре, да и что можно было предпринять?

Потом ребятам как-то удалось вырваться, и через Военный тупик они добежали к себе домой, а оттуда к нам в подвал. В итоге у нас в подвале было 12 человек. Есть никто не мог, только пили воду. Самое смешное, если можно было смеяться в такой ситуации, там были такие соседи, которые не разговаривали друг с другом в течение десяти лет, и вот в эти два дня они моментально помирились и так заботились друг о друге, что я думала о том, как интересно жизнь устроена, никогда не знаешь, как она повернется.

Нам еще повезло по сравнению с другими. Мама моя была научена горьким опытом первой войны, и у нее в подвале всегда были и вода, и керосинка, и постель. Папа всегда ворчал на ее предосторожности, но мама отказывалась убирать свой «бункер».

Обстрел был страшный, все знали, что больница обстреливается, раненых некуда везти, все кругом побито осколками. Наверное, целились в воинскую часть по миротворцам, а мы же рядом живем – вот и нам попало.

Выехали мы, когда уже, собственно, все успокоилось. Надо было сменить обстановку срочно, спасти психику. Дети были во Владикавказе, они все время звонили, а мы боялись, что после звонков обстрел начинался мощнее. Все заметили такую закономерность. Потом к нам забежали ребята и сказали, чтобы, если мы включаем сотовый, то включать только один. И зарядка села, но перед этим пришла последняя смс от моей маленькой племянницы: «Вы еще живы»?

В какой-то момент было затишье, и я высунулась на разведку. Смотрю, бежит собака с дикой скоростью, завернула в наш переулок, нырнула во двор к нам, прыгнула в подвал – и прямо под кровать. И больше она оттуда не вылезала, пока все не стихло, а это был уже пятый день обстрелов. Вылезла и стала жадно пить воду из миски».

Многое пришлось пережить и жителям окрестных сел. 70-летняя Ольга Туаева ежится и прячет руки в карманы. «Все мои соседи убежали, – говорит она. – Они меня искали, но уже начали стрелять, и я в огороде пряталась. Они меня не нашли и сказали: „Оля умерла“. Я одна осталась.

По селу ездили пять танков и стреляли по домам. Я слышала, кто-то громко говорил по-грузински. Я лежала прямо в земле, как в могиле.