— Свет звезды падучей, к земле-матери сошедший! Отпусти девку красную, отзови гостя нежданного, дурман-морок сними с лица белого, с чела ясного, с тела чистого.

Ветками туи провел Олег по телу девушки, от лица до пальцев ног, затем — березовым веником в обратную сторону. Обмакнул веник в бадью и повторил процедуру, после чего, вперемежку похлопывая пучком туи и веником, прошелся вдоль мышц по рукам, ногам, по телу Белославы. Кожа ее слегка порозовела, несколько березовых листочков, резко контрастируя с незагорелым телом девушки, налипли под грудью и на животе.

— Давай, милая, просыпайся, — пробормотал Середин.

Белослава прерывисто вздохнула, затрепетали ресницы. Блеснули из-под век еще затуманенные слабостью карие глаза.

— Маменька…

— Не маменька, — проворчал Середин, — и даже не папенька.

— Ой… — Белослава, быстро приходя в себя, приподняла голову. — Ты кто?

— Конь в пальто… Куда?! — Середин бросил веник и едва успел повалить обратно на полок метнувшуюся в сторону девушку. — Лежи-ка смирно!

Но она забилась в его руках, словно пойманная рыба.

— Пусти, пусти…

— Да погоди, не трону я тебя, — уговаривал Олег.

Руки его скользили по обнаженному телу Белославы, желание ударило в голову, сделало пальцы тряскими, сбило дыхание. Ладонь легла на крепкую девичью грудь. Ведун почувствовал, как твердеет сосок, и, тихо выругавшись, отступил назад. Нога встретила пустоту, и Середин, нелепо взмахнув руками, рухнул вниз, грянувшись о землю так, что в глазах потемнело.

— Ох, блин… — Он перевернулся на бок, хватая ртом влажный воздух. — Дура набитая… Ты бы так от своего любовничка отбивалась.

Он с трудом сел, мотая головой, потер ушибленное плечо. Девушка жалась на верхнем полке, прикрыв рукой грудь, и настороженно смотрела на него.

— Ну, чего уставилась? — Середин поднялся на ноги, охнул, схватившись за поясницу.

— Ты кто? Хазарин?

— Какой я тебе хазарин, глаза-то протри! Ведун я. Ты неделю пластом лежала, а по ночам к перелестнику бегала, любовь крутила. Отец твой помочь попросил… Помог, мать твою…

Белослава приоткрыла рот, похлопала глазами, и сразу стало видно, что она еще совсем девчонка, несмотря на свое вполне оформившееся тело.

— Ничего не помню. А маменька?

— В избе они, спят поди давно. — Олег отдышался, покосился на девушку. — Ты как себя чувствуешь?

Она вздохнула несколько раз, словно прислушиваясь к своим ощущениям.

— Будто спала долго, руки-ноги как чужие.

— Брыкаться будешь?

— Это смотря что сделать захочешь, — слабо улыбнулась девушка.

— Хворь из тебя выгнать надо, а боле ничего. Нужна ты мне…

— Точно?

— Точнее некуда.

— Ладно. — Она легла на полок, перевернулась на живот и положила голову на руки. — А ты ничего, ведун.

— Спасибо на добром слове.

Олег подобрал ветки туи, окунул в бадейку веник и влез на полок.

— А чего порты не снимешь? — покосившись, спросила девушка. — Жарко поди?

— Потерплю. Чашку видишь, что перед носом стоит? Вдохни оттуда. И руки вытяни — всю хворобу прогнать надо.

Похлопывая легонько веником, Середин прошелся по рукам девушки, вдоль позвоночника, спустился к тонкой талии. Под ветками туи дрогнули мышцы ягодиц.

— Ой, щекотно.

— Терпи. — Середин кашлянул, стараясь внушить себе, что он просто врач.

Похлопав по розовым пяткам, вернулся к рукам, увеличил размах, снова прошелся вдоль тела. Кожаные штаны прилипли к ногам, пот катился по лицу, щекоча солеными каплями. Белослава прикрыла глаза, ресницы ее слегка подрагивали в такт ударам веника.

— Не больно? — спросил Олег.

— Да не бойся ты. Гладишь, как скатерть перед гостями. И пару поддай.

Раз командовать взялась — значит, дело на поправку пошло, решил Олег. Он плеснул на каменку и помахал над девушкой, подгоняя жар. Тускло светили сквозь пар лучины, багровели камни, молодое тело Белославы розовело, наливаясь жизнью, становилось упругим, притягивая к себе взгляд.

Олег смахнул пот со лба.

— Перевернись.

Девушка легла на спину, раскинула руки. Блеснули сквозь пар карие глаза. Ни следа смущения не осталось на ее хорошеньком личике.

— Так что, любый мой в девках меня оставил? — спросила она.

— Не того ты себе парня выбрала, красавица. Голову заморочить, хворь напустить — на это он горазд. А в следующий раз как увидишь падающую звезду, глаза закрой, наговор скажи. Я научу. И траву дам. Будешь ее на груди носить. Тирлич-трава перелестника отваживает.

— Вот опять не сподобилась, — словно не слыша его, вздохнула Белослава. — Подружки на Ивана Купалу с парнями любились, хороводы водили, в росе купались, а я все девка да девка.

— Вот незадача какая, — усмехнулся Олег, — это поправимо, не горюй. Тебе по какой весне?

— По пятнадцатой.

— Ну, успеешь еще бабой стать. Все, хватит, пожалуй. Поднимайся. — Он шагнул вниз, отложил веники и поднял бадейку: — Сейчас взваром омоешься — как живая будешь.

Белослава спустилась с полка, шагнула к нему поближе. Невысокого роста, стройная, ладная, она была Середину под подбородок. Девушка глянула на Олега снизу вверх, и у него опять перехватило дыхание — такое неприкрытое приглашение было в ее глазах. Руки опять стали ватными, он с трудом поднял бадью и опрокинул ее над головой Белославы. Темный отвар, струясь по высокой груди, смыл приставшие к телу березовые листочки. Она переступила ногами, откинула назад мокрые волосы.

— Все девка, ступай, — сказал Олег, стараясь казаться равнодушным.

— А ты париться не будешь? Одному поди несподручно.

— Уж как-нибудь управлюсь.

— Да что ты, боишься меня, что ли? — Белослава решительно подняла веник. — Ложись, не съем я тебя.

Махнув рукой, Олег влез на полок.

— Что, в портах париться будешь? Снимай.

— О-хо-хо. — Середин стянул прилипшие к ногам штаны, лег на спину.

— А руки опусти. Эка невидаль. Что я, парней не видала?

Веник заходил по плечам Середина, по груди. Он закрыл глаза. «Если насилие неизбежно — постарайтесь расслабиться и получить удовольствие», — вспомнил он. Однако вскоре грешные мысли ушли, им овладела приятная истома. Березовый веник прогнал скованность в мышцах, запах трав задурманил голову.

— Перевернись.

Олег перевернулся на живот и охнул, почувствовав боль в пояснице. «Все-таки я лихо приложился», — хмыкнул он.

— Что, здесь болит?

Он ощутил, как Белослава коснулась его спины.

— Пониже.

Девушка отложила веник и вполне профессионально взялась растирать ушибленное место. Он вспомнил ее маленькие ладошки, тонкие пальцы и подивился, сколько в них силы.

— Тятенька у меня спиной мается, а я вот так помну его, и легчает, — словно отвечая на невысказанный вопрос, сказала девушка.

Середин скривился, когда она принялась с силой разминать ушибленное место, но под ее тонкими пальчиками боль постепенно ушла.

— Вставай, ведун. Водой сам окатишься или тоже помочь?

— Сам.

Белослава исчезла в предбаннике. Середин на подгибающихся от истомы ногах добрался до бадьи с чистой горячей водой, поднял над головой и не спеша вылил, покряхтывая от удовольствия. «Эх, почаще бы в баньку ходить», — успел подумать ведун, как зашедшая в парную Белослава выплеснула на него ушат ледяной воды. Середин заорал не своим голосом.

— Предупреждать же надо!

— Больно ты нежный, — усмехнулась девушка, — после баньки завсегда в холодную воду надобно. Тогда и хворь не пристанет, и силы сразу прибавится. Мы зимой в снег прыгаем, а летом в погреб воду ставим перед тем, как попариться. — Она опять подошла вплотную к Олегу. — Ну, ведун, скажи все-таки, аль не хороша я? Или не люба тебе?

— Простая ты, как жеребенок-перволеток, красавица.

— А чего ж тут сложного: ты — парень, я — девка… — Она шагнула еще ближе, и Середин положил руки ей на плечи, останавливая ее. — Не ты — так другой, нешто не хочешь первым быть? Наедет дружина оброк собирать, да и потащат в кусты. Беда невелика, да без любви не хочу.