— Все, я умер…

Сердце билось перепуганным кроликом, губы хватали воздух и никак не могли насытиться, напиться, восстановить спокойное дыхание.

— Значит, мы лежим в одной могиле. Я согласна — нам будет весело!

— Это невозможно, — сказал Олег одними губами, — так не может быть, такого не было, никогда не будет, и вообще…

— Будет по-другому, но лучше, а не хуже. У меня тоже м-м… крышу снесло, особенно, когда ты… — Велена прилегла головой ему на плечо и коснулась губами груди. — Я думала, это я колдунья. Ох, что ты сделал…

Он обнял ее за плечи, поцеловал золотые волосы.

«Если бы я мог умереть в этот миг, я бы ни о чем не жалел, — подумал он. — Ты — моя сказка, мой сон, как я мог жить, не зная тебя».

— Продолжай… — Девушка, словно кошка, потерлась о него щекой.

«А ведь на первый взгляд казалась такой стервой. Впрочем, говорят, что первое впечатление — самое верное!»

Велена стукнула его ладонью по груди.

— Прекрати немедленно думать обо мне всякие гадости.

— А ты не подслушивай. Голова моя — что хочу, то и думаю!

Она перекатилась на спину, потянулась, застонала в сладкой истоме. Середин почувствовал, что она встает, приоткрыл глаза, любуясь ее белеющим в темноте телом. Велена вышла в сени, вернулась и присела рядом. В руках у нее был запотевший кувшин, она придержала ведуну голову, помогая подняться, поднесла кувшин к губам.

— Что это? — спросил он, отрываясь, чувствуя, как восстанавливаются силы.

— Просто ягодный морс. А ты уж испугался?

Олег откинулся, расслабленный, умиротворенный. Велена прилегла, снова устроившись головой у него на плече. Ведун ощутил на груди ее легкое дыхание. Глаза закрывались, сладкая усталость охватила его, он обнял девушку, словно боялся, что она исчезнет, уйдет, как видение, как забытый сон, в который хочешь вернуться, который желаешь вспомнить, но уже чувствуешь, что это никогда не удастся…

…она стояла на помосте, под ярким безжалостным солнцем, в простом платье, босая. Стоящий за ее спиной здоровяк в расписной жилетке на голое тело и широких шальварах придерживал ее за плечи. У него была бритая потная голова, черные волосы курчавились на груди. Возле них суетился тощий человечек в халате, взмахивал руками, что-то говорил, то поднимая голос почти до крика, то переходя на шепот. Перед помостом пестрела многоликая толпа, мелькали разноцветные халаты, круглые шапки, темные, загорелые лица. Вздымались руки, кто-то выкрикивал на незнакомом языке то ли просьбу, то ли требование. Тощий человечек на помосте обернулся, что-то сказал здоровяку в жилетке. Тот вцепился в ворот платья и с силой рванул его в стороны. Затрещала ткань под мускулистыми руками. Солнце безжалостно осветило обнаженное тело девушки, она попыталась прикрыться руками, но здоровяк перехватил, скрутил руки за спиной, выставляя ее на всеобщее обозрение. В толпе заверещали, к тощему человечку потянулись руки с выброшенными вверх пальцами. Середин дернулся вперед, кто-то схватил его за плечо, зашептал с акцентом:

— Тихо, не время.

Олег рванулся из цепких пальцев…

— Что с тобой?

Он сидел на медвежьей шкуре, пот покрывал лицо, в глазах еще играли блики чужого солнца. Велена приобняла его, с беспокойством заглядывая в глаза.

— Ты кричал во сне.

— Извини… — Середин потянулся, поцеловал встревоженные глаза. — Просто кошмар приснился.

— Ляг, успокойся, ты просто устал. Я помогу тебе забыть кошмар.

Ее губы тронули грудь, язык коснулся соска. Олег ощутил ее легкие руки, снимавшие напряжение, скользящие по телу, ее дыхание, ее губы, покрывающие грудь, живот поцелуями. Они вновь растворялись друг в друге, усталые откидывались, чтобы опять прильнуть, обнять, слиться. Короткий сон — и снова объятия, трепет, стон, крик… И снова сон, и снова пробуждение…

Середин открыл глаза. В низкие окошки сочился рассвет, воздух был прохладен и свеж. Велена спала, прильнув к нему всем телом. Кто-то покашливал и скребся в дверь избы. Олег бережно снял руки, обнимавшие его, встал, укрыл девушку медвежьей шкурой и осторожно выглянул в окно. Несколько неразличимых, размытых туманом фигур топтались у порога. Середин вытянул из ножен саблю и, стараясь не скрипеть досками пола, вышел в сени.

За дверью что-то пробубнили и опять поскреблись. Олег встал сбоку и толкнул дверь. Туман хлынул в сени, вызывая дрожь, обволакивая мокрыми клубами. Трое мужиков таращились на него, как на привидение. Середин узнал вчерашнего просителя. Тот покосился на саблю, сдернул с головы шапку.

— Прощенья просим, что потревожили, — поклонился он. — Вот, значить, сеть принесли. — Мужик обернулся: — Давай.

Его спутники с готовностью развернули крупноячеистую сеть.

— Дык вот, значить, молодняк пройдет.

— Ага, — Середин зевнул, — вижу. Ну и ловите на здоровье.

— Ага, конечно. А мы рыбки вам.

— Ужо? — спросил Олег.

— Ага, ужо рыбки. Благодарствуем.

Мужики затопали прочь, а Середин прихлопнул дверь и, поеживаясь, вернулся в избу.

— Что там? — сонно спросила Велена, выглядывая из-под шкуры.

— Мужики, значить, сеть принесли. Молодняк пройдет.

— А-а, ну и ладно. Иди скорей ко мне, я замерзла.

— Иду, ужо…

Что-то сопело над ухом, тыкалось в лицо мокрым, настойчиво урчало. Середин приоткрыл глаза. Кошка, пристроившись на шкуре возле его лица, тыкалась в щеки холодным носом, щурила воровские глаза. Пахло дымком, чем-то вкусным, солнце заглядывало в низкие окна, бродило по избе. Олег приподнялся, отбросил шкуру.

— Доброе утро! — Велена в одной белой свободной рубашке присела возле него, чмокнула в нос. — Наконец-то проснулся. Вставай, я поесть сготовила.

На столе дымилась яичница, стоял творог в миске, молоко в кувшине. На рушнике лежал свежий хлеб.

— Я сейчас, только умоюсь. — Олег миновал сени, толкнул дверь и с разбегу обрушился в озеро.

Солнце едва показалось из-за леса, но туман уже развеялся, и вода была прохладной, освежающей. Ведун проплыл до середины пруда, развернулся, буравя воду, промахал кролем, выскочил на берег. Велена стояла на берегу.

— Ты плаваешь, как рыба, — она протянула ему полотенце, — но все-таки один не купайся. Я — берегиня этих озер.

— А что, водяной утащит? — Олег наскоро вытер голову. — Или русалки защекочут?

— Ты и так вторгся в их мир, они этого не любят.

— Скажи пожалуйста — не любят! А ты? — Он припал поцелуем к ямочке меж ключиц.

— От многих знаний — многие беды. — Девушка шутливо оттолкнула его. — Иди, ешь. Остывает все.

Середин навалился на яичницу со шкварками, ломая мягкий, с корочкой, хлеб, собирал растекшийся желток, запивал молоком. Велена сидела рядом, положив подбородок на сомкнутые руки, и смотрела, как он ест.

— Как давно я не кормила мужчину. Своего мужчину, — задумчиво молвила она. — На тебя очень приятно смотреть.

— За столом или в постели?

— В постели не надо смотреть, — Велена взъерошила ему волосы, налила молока, — в постели надо отдавать все без остатка, умирать и воскресать, чтобы снова отдать. И чем больше отдашь — тем больше к тебе вернется.

— Слушай… — Олег глотнул молока и принялся за творог. — Откуда ты такая? У тебя небольшой акцент, и даже не акцент, — он наморщил лоб, подбирая слова, — слишком уж правильная речь. И такие выражения, которые просто не свойственны ни простым людям, ни знати в большинстве своем.

Велена вздохнула.

— Это долгая история.

— А я не спешу. Если, конечно, хочешь рассказать.

— Чего же не рассказать, — задумчиво сказала девушка. — Слушай. Ты прав, я не принадлежу ни к одному из славянских племен. Мой отец был один из знатных норвежских ярлов. Много лет он участвовал в походах конунга Хастингса. Они держали в страхе всю Европу, захватывали города во Франции, Италии, в Британии. После одного из походов отец возвратился с пленницей. Он захватил ее под Севильей. Она была дочерью знатного военачальника в войске эмира, правившего тогда в Астурии. Вскоре она стала женой ярла. Это была моя мать. Видишь, как переплелась во мне кровь востока и запада.