— Вы согласитесь на мои условия, если я поцелую Вас?

Она колебалась. Но какой у нее еще был выбор? Без денег она не могла возвратиться в Америку. Кроме того, нельзя было забывать и о миссис Грехем — их обеих заманили в ловушку в незнакомом городе.

— Если вы меня поцелуете, то да, я соглашусь.

— Вы не можете мне просто поверить, что нисколько не отталкиваете меня?

— Нет, когда все ваши действия говорят совершенно противоположное. — Эбигейл была решительно настроена настаивать на своем. — Хотите верьте, хотите нет, милорд, но я действительно не получаю никакого удовольствия от публичных оскорблений. С меня было более чем достаточно событий прошлой ночи, так что меня абсолютно не привлекает перспектива терпеть это перед всеми каждый раз, как вы будете дергаться от моего прикосновения.

— Понятно. — Внезапная вспышка сильного желания на лице виконта была для девушки единственным предупреждением прежде, чем он протянул руку, чтобы крепко ухватить ее за подбородок. Глядя на нее, его глаза сверкали, как стальные хрусталики. — Помните, что вы сами попросили об этом, — сказал он отрывисто. Затем накрыл ее рот своим.

Эбби ожидала короткого легкого прикосновения его губ, наименьшего, что позволило бы ему отделаться от нее. Но то, что она получила, было сверх ее ожиданий… губы, более подвижные, чем ртуть, поглаживающие, ласкающие и исследующие контуры ее рта, заставляли ее кровь быстрее бежать по жилам, а тело плавиться от желания. Господи, что случилось с холодным виконтом, надменным богачом, кичащимся своим высоким общественным положением, который не нуждался в жене?

Это был именно тот мужчина, о котором она мечтала, мужчина, ради которого она приехала в Англию, чтобы выйти за него замуж.

Аромат бергамота с оттенком сирени и садовой почвы наполнил все ее чувства. Затем девушка уже не ощущала никаких запахов, поскольку не могла ни дышать, ни думать. Поцелуй все длился и длился — нежный, настойчивый и волнующий. Спенсер до такой степени очаровал ее им, что она стала покорной рабыней его рта, умоляющей, чтобы это блаженство длилось вечно.

Но оно, конечно же, закончилось. И слишком быстро.

Виконт оторвался от нее с ничего не выражающими глазами. Он все еще продолжал удерживать Эбби за подбородок и находился достаточно близко, чтобы она ощущала на своем лице его быстрое, с ароматом кофе, дыхание.

— Удовлетворены? — спросил он резко, словно это было единственное, что ему удалось выдавить из себя.

— Это определенно не то слово, о котором я подумала. — Не тогда, когда ее сердце колотилось так сильно, что могло выпрыгнуть из груди, а мышцы, казалось, превратились в желе.

Неприкрытое желание отражалось на лице Спенсера, в то время как он сжал пальцы на ее подбородке.

— Я имел в виду – в достаточной ли степени я выполнил ваше условие?

— - Я — я… да. Кажется, что вы вполне можете выносить прикосновение ко мне.

— Милая, несмотря на то, что вы думаете, все же было бы лучше, если бы я не мог. — Виконт с сожалением рассматривал рот девушки, обводя большим пальцем контуры ее губ. — Вам может показаться, что это бы все осложнило, но для меня так было бы намного легче.

С этим загадочным комментарием Спенсер отпустил ее подбородок и отступил.

Когда его надменная маска сразу же вернулась на место, Эбби захотелось кричать. У него снова появилось то беспристрастное выражение лица, которое так выводило ее из себя. Но, не смотря на это, девушка все еще ощущала тепло его пальцев на своем подбородке, то, как он прикасался к ее губам и удовольствие, смешанное с мучительной болью в груди.

Может, она просто вообразила себе страсть за его поцелуем, эту нежность в каждом его прикосновении? Или еще хуже, неужели виконт был просто намного более искусным притворщиком, чем она себе представляла? Который же из мужчин был настоящим лордом Рейвенсвудом – дружелюбный англичанин, только что поцеловавший ее, или надменный незнакомец, который стоял перед нею теперь?

Так или иначе, поддержание этого фарса с браком теперь представлялось намного тяжелее, чем думала Эбби. Поскольку, если тот мужчина, который только что поцеловал ее, был настоящим, тогда она была в очень, очень большой беде.

Как бы то ни было, уже слишком поздно, чтобы отступать. Она выдвинула свое требование, он его удовлетворил, и теперь она должна была выполнить свою часть сделки.

— Присядьте, Эбби, — скомандовал Спенсер. — Мы должны многое обсудить.

Вопреки всему, по телу девушки пробежала нервная дрожь. Даже в Америке, он никогда не называл ее по имени. И хотя Эбби знала, что виконт сделал это только из–за их сделки, из его уст оно прозвучало так ласково и интимно, что сразу же напомнило девушке о только что пережитом поцелуе. Она покорно опустилась на скамью, с облегчением почувствовав твердую опору под своим дрожащим телом.

— Само собой разумеется, вам понадобятся платья, — начал он, — разнообразных цветов и из различных тканей также как и…

— Прошу прощения, но разве мне не следует продолжать носить траур?

Спенсер внимательно рассмотрел надетое на девушке платье, заставив ее смущенно поежиться под его оценивающим взглядом.

— Я не считаю унылый черный бомбазин подходящим нарядом пусть даже и для моей фиктивной жены.

— Ох. — Хотя Сенека в ней и восставала против того, чтобы носить траур так неестественно долго, Эбби все же это делала, так как это ожидали от нее все в Филадельфии. Разве англичане не поступили бы так же? — Вы уверены, что люди не станут думать, что я непочтительно отношусь к своему отцу, если слишком быстро сброшу траур?

— Нет, если они об этом не узнают. До их сведения о вашем отце дойдет только то, что я им расскажу, а я не собираюсь никого посвящать в то, что он умер совсем недавно. — Виконт улыбнулся. — Но если вы действительно хотите…

— Нет. — Затем, осознав, как бесчувственно это, должно быть, прозвучало, девушка добавила, — Среди народа моей мамы считают, что траур по любимым людям нужно носить только в течение десяти дней. Затем они устраивают праздник, чтобы проводить покойного. Даже когда умер мамин отец, она предпочла следовать традициям Сенеки. Она всегда говорила, что наилучший способ почитать мертвых — это прославлять жизнь.

— Она, должно быть, была очень мудрой женщиной.

Эбигейл улыбнулась.

— Да, именно такой она и была. И раз уж разговор зашел о моей матери, милорд…

— Вы не должны назвать меня «милордом», Эбби. Вы теперь моя жена, а не прислуга.

Ее удивило, что его высокомерная светлость не требовал, чтобы она не забывала разницу в их общественном положении.

— Тогда, как мне вас называть?

— В обычной ситуации вы могли бы называть меня Рейвенсвудом. Но так как нам предстоит провести довольно трудное время, стараясь всех убедить, что мы действительно женаты, будет лучше, если вы станете называть меня по имени, Спенсером. Это создаст видимость, что у нас довольно близкие отношения.

— Хорошо. Спенсер.

Тлеющие угольки желания на мгновение вспыхнули на лице Спенсера и сразу же исчезли.

— Вы говорили о вашей матери…

— Как вы объясните ее и мое происхождение?

— Так, как вы пожелаете.

— Мне хотелось бы, чтобы вы говорили правду, но так как я знаю, что это не желательно…

— Правда всегда предпочтительней, моя дорогая. Только это не всегда мудро. А в нашем случае и то и другое. — Сосредоточенное выражение лица виконта говорило о том, что он был совершенно серьезен. — Если мне не изменяет память, ваша мать была дочерью вождя. Я не вижу никакой причины скрывать это.

Папина семья считала, что тут есть что скрывать. Трудно поверить, что человек с таким общественным положением, как его светлость, мог считать как–то по–другому.

— Я не ожидала, что вы не посчитаете нужным скрывать информацию о семье моей матери, милорд.

— Спенсер, — поправил он.

— Спенсер. Ведь я думала, что вам может не понравиться именно ее происхождение.

Виконт сел на скамью, и в этот раз именно он сжал ее руку.