– Вы можете его заложить.

– Отец уже сделал это.

– М-да, крайне необычное положение дел.

– Мама и я были вынуждены постепенно продать всю мебель и отпустить слуг, так что я, как видите, живу в этой комнате, предоставленный самому себе. Но мне осталось ждать лишь два месяца.

– Что вы имеете в виду?

– Да ведь я через два месяца достигну совершеннолетия. Первым делом я вскрою дверь, потом отделаюсь от этого дома.

– Почему отец ваш продолжал жить за границей, когда поступившие инвестиции покрыли все его долги?

– Должно быть, он умер.

– Вы говорите, что ему не было предъявлено никаких обвинений, когда он уехал из страны?

– Абсолютно никаких.

– Почему тогда он не взял с собой вашу мать?

– Не знаю.

– Зачем он скрывал свой адрес?

– Не знаю.

– Почему он не вернулся, когда умерла ваша мать, и не был даже на похоронах?

– Не знаю.

– Дорогой сэр, – заявил я, – если позволите мне говорить с откровенностью профессионального адвоката, должен вам сказать: у меня нет сомнений, что у вашего отца были крайне веские причины избегать возвращения в нашу страну, и что даже если против него не было возбуждено никакого дела, он мог все же думать, что преступил закон, и не хотел отдаться в руки правосудия. Это совершенно очевидно, ибо как же можно по-другому объяснить все эти факты?

Мой собеседник принял высказанное мной предположение неблаго склонно.

– Вам непосчастливилось знать моего отца, мистер Элдер, – сказал он холодно. – Когда он покинул нас, я был еще подростком, но и тогда уже считал его своим идеалом. Единственная его вина лишь в том, что он чересчур чувствителен и бескорыстен. То, что кто-то по его вине должен был потерять свои деньги, ранило его в самое сердце. Его отличало всегда какое-то даже болезненное чувство чести, так что любые догадки о его исчезновении, которые противоречат этому, не могут не быть ошибочными.

Мне приятно было слышать, что молодой человек так горячо отстаивает отца, но, все же я понимал, что факты против него и что он не в состоянии непредвзято оценивать ситуацию.

– Я говорил с позиции стороннего наблюдателя, – пояснил я. – А сейчас вынужден вас покинуть, потому что мне предстоит еще довольно долгая прогулка до дома. Ваша история настолько меня заинтересовала, что я рад буду узнать, как развиваются события.

– Оставьте вашу визитную карточку, – сказал он.

Сделав это, я пожелал ему доброй ночи и ушел.

Какое-то время я ничего не слышал об этом деле и начал было опасаться, что оно окажется одним из тех мимолетных происшествий, при которых дальнейший ход событий оказывается недоступным нашему наблюдению, так что они оставляют после себя лишь надежды или подозрения. Как-то в полдень, однако, мне принесли в мою контору на Эбчерч-Лейн визитную карточку, на которой было напечатано: «Мистер Дж. Х. Персивэл». Вслед за нею появился и сам обладатель этого имени, невысокий бесстрастный человек лет пятидесяти со светлыми глазами. Клерк провел его в мой кабинет.

– Насколько я знаю, сэр, – сказал он, – мое имя упоминал в разговоре с вами мой юный друг мистер Феликс Стэннифорд.

– Конечно, – ответил я. – Отлично помню.

– Как я понял, он рассказал вам об обстоятельствах, связанных с исчезновением моего бывшего хозяина, мистера Станислауса Стэннифорда, и о существовании запечатанной комнаты в его бывшей резиденции.

– Совершенно верно.

– И вы проявили интерес к этому делу.

– Да, оно крайне меня заинтересовало.

– Вы в курсе дела, что у нас есть разрешение мистера Стэннифорда вскрыть дверь в тот день, когда его сыну исполнится двадцать один год?

– Да, я знаю.

– Его день рождения сегодня.

– И вы вскрыли ее? – живо спросил я.

– Пока нет, сэр, – сказал он невесело. – У меня есть основания думать, что лучше будет, если при этом будет присутствовать свидетель. Вы юрист и знакомы с положением дел. Сможете ли вы присутствовать при вскрытии двери?

– Конечно смогу.

– Днем вы заняты, я тоже. Давайте встретимся в девять вечера прямо в доме.

– С удовольствием приду.

– Будем вас ждать. До встречи.

Вечером я пришел в условленное время, устав от бесплодных попыток придумать хоть сколько-нибудь правдоподобное объяснение таинственных событий, смысл которых вскоре должен был разъясниться. Мистер Персивэл и мой молодой знакомый ожидали меня в маленькой комнате. Я не удивился, увидев, что молодой человек бледен и заметно нервничает, но меня поразило, что невозмутимый маленький клерк из Сити тоже до крайности взвинчен, хотя и пытается это скрыть. Щеки его раскраснелись руки дрожали; от возбуждения он не мог ни минуты усидеть на месте. Стэннифорд тепло меня приветствовал и многократно благодарил за то, что я пришел.

– А сейчас, Персивэл, – сказал он клерку, – на мой взгляд, не осталось никаких препятствий к тому, чтобы безотлагательно взяться за дело. Буду рад с ним покончить.

Клерк взял со стола лампу и возглавил нашу процессию. Однако в коридоре, почти дойдя до той двери, он остановился; руки его тряслись так, что лучи света от лампы плясали вверх и вниз по высоким голым стенам.

– Мистер Стэннифорд, – сказал он дрожащим голосом. – Надеюсь, вы готовы к тому, что, когда печать будет снята и дверь открыта, вам возможно придется испытать какое-то потрясение?

– Что же там такое может быть, Персивэл? Вы хотите запугать меня.

– Нет, мистер Стэннифорд, но мне хочется, чтобы вы были готовы… держали себя в руках… не позволяли себе…

После каждой своей отрывистой фразы он облизывал пересохшие губы, и я вдруг понял так же ясно, как если бы он сказал мне это: он знает, что скрывается за дверью, и это – нечто страшное.

– Вот ключи, мистер Стэннифорд, но помните предупреждение!

Он держал в руках связку ключей, и молодой человек взял ее у него. Потом он поддел ножом выцветшую печать и сорвал ее. Лампа, которую держал Персивэл, тряслась и плясала; я взял ее из его рук и поднес к замочной скважине, в то время как Стэннифорд один за другим пробовал ключи. Наконец, один из них повернулся в замке, дверь открылась, молодой человек ступил в комнату – и с ужасным криком упал без чувств.

Если бы я пропустил мимо ушей предупреждение клерка и не был бы готов испытать потрясение то, конечно, уронил бы лампу. Комната была без окон и без мебели, с раковинами, кранами и ванночками вдоль стены. Полка с бутылями и сосудами была прислонена к другой стене. В воздухе стоял тяжелый смрад наполовину химического, наполовину животного происхождения. Прямо перед нами посреди комнаты стоял стол, за ним на стуле сидел человек в такой позе, как будто он пишет. Его поза и очертания фигуры были совсем как у живого, но когда на него упал свет, волосы мои встали дыбом: шея его, черная и сморщенная, была не толще моего запястья. На нем лежал слой пыли густой желтой пыли, покрывавшей его волосы, плечи, морщинистые руки лимонного цвета. Голова его склонилась на грудь, перо застыло на выцветшем листе бумаги.

– Мой бедный хозяин! Мой бедный, бедный хозяин! – воскликнул клерк, и слезы побежали по его щекам.

– Что? – вскричал я. – Мистер Станислаус Стэннифорд? – Так он сидит здесь вот уже семь лет. Ох, зачем он это сделал? Я умолял его, становился перед ним на колени, но он поступил по-своему. Видите на столе перед ним ключ? Он запер дверь изнутри. И он что-то писал. Мы должны взять эту бумагу.

– Да-да, возьмите ее и ради бога, давайте отсюда выйдем! – воскликнул я. – Здесь ядовитый воздух. Пошли, Стэннифорд.

Взяв его с двух сторон под руки, мы наполовину довели, наполовину донесли молодого человека до его комнаты.

– Это был мой отец! – вскричал он, придя в себя. – Он сидит там мертвый на стуле. Вы знали об этом, Персивэл! Вы это и имели в виду, когда предупреждали меня.

– Да, я знал об этом, мистер Стэннифорд. Я хотел сделать как лучше, но положение мое было крайне затруднительным. Все эти семь лет я знал, что в той комнате труп вашего отца.