«Я верую в Аллаха, в ангелов Его и Его пророков, — отвечал сын Абдаллы. — В религию Авраама. Аллах наказал мне проповедовать это людям, побуждая их принять эту веру. Ничто не было бы столь достойно тебя, как принять истинную веру и помочь мне распространять ее».

«Сын брата моего, — отвечал Абу Талиб. — Никогда я не отрекусь от веры моих праотцев, но случись, что ты подвергнешься нападению, я буду защищать тебя». И повернувшись к Али, своему сыну, он добавил: «Мухаммед никогда не поведет тебя путем неправедным. Можешь, не сомневаясь, следовать любому совету, который он тебе преподаст».

IX

Пророк в отечестве своём

История до краев полна обломков тех религиозных систем, от которых человечество, по мере своего развития, отказалось. Удел пророка не из легких. Он может сколько угодно играть на дудке, да только публика вправе отказаться маршировать под его музыку. Выработать далеко идущие, добротные планы сравнительно легко — гораздо труднее их осуществить. Всего труднее пророку быть услышанным собственными сородичами и соплеменниками: среди них те, кто знал его младенцем, ребенком, подрастающим молодым человеком и наконец взрослым мужчиной, подверженным всем противоречиям и слабостям, которые свойственны людям. И все-таки Мухаммед, безграмотный араб, бывший погонщик верблюдов у вдовы Кадиджи, рискнул. Он, не умевший, возможно, и расписаться, счел себя не просто учителем, но единственным учителем, которого надлежало слушать в вопросах величайшей для человеческого общества серьезности, — урегулирования отношений первоочередного порядка в исполнении долга перед Всевышним. Было ли то фактом вопиющей дерзости или — проявлением веры, достойной самого искреннего восхищения?

В случае успеха попытка Мухаммеда могла привести к тому, что торговая мощь родного города будет подорвана, иссякнет источник благосостояния для всего племени. Он положит конец поклонению тремстам шестидесяти пяти божествам Каабы, отворотит от нее тысячи паломников, уничтожит самую потребность в ней, так много лет служившую поддержкой для Курайшитов, которые принимали в городе бесчисленные караваны. Они пролагали непростые пути среди высушенных русел рек, через пустыни — от Хадрамавта и Акабы, Неджда и Йемена, к храму, где покоился священный черный камень, упавший с неба во времена праотцев.

Не нужно было обладать мудростью провидца, чтобы понять: каждый из Курайшитов, если понадобится, станет сопротивляться учению и бороться против него до последнего вздоха. Они будут кричать, наподобие серебряных дел мастеров из Эфеса: «Да возвеличится Кааба Мекки!» (поскольку она приносила им немалый доход).[33] Поклонение Каабе отвечало не только религиозным чувствам сотен тысяч жителей Аравийского полуострова и меркантильным интересам всех членов Курайшитского рода: на нем кормилось немало мекканцев и, в не меньшей степени, те, кто на протяжении тысяч миль долгого караванного пути оказывал услуги погонщикам.

Кадиджа готова была дать своему супругу заверения в верности той религии, которую он исповедовал: она никогда не отказывала ему ни в моральной поддержке, ни в одобрении. Как мы видим, и престарелый Барака готов был признать то, что провозглашал Мухаммед. Эти двое и составляли ядро новой религии, ставшей впоследствии известной как ислам, то есть учение о правоверном человеке, мусульманине, поборнике справедливости, учение о полном подчинении воле Аллаха.

Вскоре Кадиджа передала мужу слова Бараки, возвратившегося в город из поездки в горы, об его намерении выполнить первейший долг — совершить «таваф», семикратно обойти Каабу. Туда отправился Мухаммед, чтобы встретиться с Баракой и передать дополнительные подробности своего последнего видения. Выслушав его, старик заверил Мухаммеда, что тому действительно суждено быть пророком, но и предупредил, что его ждут гонения и неизбежные страдания. Вскоре после этого, во время разговора с Мухаммедом, Барака умер.

Пророк тем временем получил новые откровения от архангела Джабраила. Его вера в единого Бога стала тверже, и он укрепился в решимости смело противостоять всем опасностям и невзгодам, если понадобится, чтобы возгласить человечеству божественную волю. Он в точности повторил Кадидже все откровения Джабраила, и она тут же принялась совершать обряды, которые впоследствии стали для ислама основополагающими. Ее утешения и советы помогали ему, когда его встретили насмешки и резкий, категорический отказ сограждан.

Постепенно и под большим секретом он вел переговоры с немногими близкими ему людьми, в том числе с Али, младшим сыном Абу Талиба, и тот, естественно, оказался одним из первых, кто ему доверился. Мальчику было только одиннадцать лет, но он был не по годам серьезным и часто сопровождал Мухаммеда во время привычных прогулок в ближайшие горы и долины. Он молился там вместе с пророком и повторял за ним все его действия. После Али ближайшим сподвижником был вольноотпущенник Зейд, примкнувший к новой религии, после того как Мухаммед его усыновил. Была еще одна важная победа: некий Абд эль-Каба, прекрасно осведомленный в истории Курайшитского рода и выполнявший обязанности судьи, а также искусно толковавший сны, признал новое вероучение и принялся с большим рвением привлекать к нему новых сторонников. По причине, которая станет ясной позднее, этот человек более известен под именем Абу-Бекр, что истолковывается как «Отец Девы».

Все эти люди и еще несколько человек исповедовали веру в Единого Бога, в воздаяние за добро и наказание после смерти за совершенное зло, верили в Мухаммеда как пророка, которому они обязались подчиняться. Они практиковали очищение водой и соблюдали все предписания касательно молитв. Они вовсе не смотрели на ислам как на новую религию, но видели в нем возрождение старой веры Авраама, и были убеждены, что знание Мухаммеда о ней проистекало непосредственно от Аллаха. Это знание, будучи записанным или зафиксированным в памяти, в том виде, как оно было провозглашено пророком, стало известно как «Эль Коран», то есть «Чтение» или «Декламация».

Около трёх лет сторонники веры отправляли свои обряды в относительной секретности, но затем Мухаммед вознамерился сообщить членам своего рода общую для всех добрую весть, до того времени известную лишь немногим. Иногда говорят, что это изменение было осуществлено во исполнение божественного изъявления, изложенного в следующих словах.[34]

Не поклоняйся, кроме Аллаха, богу иному,

или постигнет тебя мучение.

И остерегайся своих родичей и ближайшее окружение.

А к тем верующим, что последовали за тобой,

проявляй кротость и терпение.

А если ослушаются они тебя, скажи: «Я непричастен

к вашим деяниям!»

И имей на Всемогущего, Милостивого упование,

Что зрит тебя, когда ты стоишь, совершая моление,

И когда садишься и опускаешься на колени среди других,

совершающих преклонение,

Поистине, Он — Всеслышащий, Всеведущий.

(Коран, 26: 211–218)

(Перевод Б. Шидфара)

Имея намерение расширить свое влияние, Мухаммед, согласно преданию, созвал Курайшитов на пиршество,[35] по окончании которого обратился к ним со словами: «Никогда еще ни один араб не предлагал своему народу столь бесценные преимущества, каковые сейчас я предоставляю вам, — это счастье в вашей жизни и вечные радости после неё. Аллах повелел мне призвать к Нему людей. Кто из вас последует за мной в моем священном труде и станет мне братом, станет моим халифом?»

Глубокая тишина воцарилась среди присутствующих, и наконец Али, самый молодой из всех, истово закричал: «Я, о пророк Аллаха, я последую за тобой!»

Собравшиеся улыбнулись мальчишескому задору Али и разбрелись по домам, не придав особого значения случившемуся. Абу Талибу передали, что подчиниться приказам сына было бы верхом бессмыслицы. Мухаммед не был обескуражен безуспешным началом. Он продолжал склонять родичей к принятию ислама, хотя, все так же неудачно. Вскоре смелости у него прибавилось, он стал проповедовать более уверенным тоном, доказывая, что идолы Каабы — всего лишь бессмысленные куски дерева или камня, и тогда он встретил более упорное и жесткое сопротивление, чем былые ухмылки и смешки. Мекканцы как один встали на защиту многовековых верований, они поносили реформатора и требовали, чтобы он замолчал. Сперва они, тыча в невесть откуда взявшегося пророка пальцем, с презрением кричали: «Вот идет сын Абдаллы, разглагольствующий о небесах». Когда же появились новообращенные, которые стали уединяться в пустынях для молитвы, — а это значит, когда стало казаться, что проповеди подействовали, — неверные следовали за ними в горы и нападали на них. Тогда и случилось, что посох погонщика, оказавшийся под рукой у одного из последователей Мухаммеда, пролил первую в истории ислама кровь.

вернуться

33

Вильям Мьюир, естественно, тоже вспоминает об истории в Эфесе и в связи с этим говорит: «Антагонизма между привилегированным классом или священниками храма не было; не было "мастеров Дианы", для которых святилище служило источником пропитания; на самом деле была сильнейшая наследственная привязанность к ритуалам, которые с раннего детства входили в повседневный быт каждого жителя Мекки, была патриотическая верность системе, выдвинувшая город на первое место в Аравии. От преимуществ такого рода нелегко отказаться». «The Life of Mohammed» («Жизнь Мухаммеда», изд. 1876, с. 67).

вернуться

34

Данная сура, из которой приводится лишь небольшой фрагмент, считается, однако, более поздним откровением.

вернуться

35

Мьюир считает этот пир «апокрифическим», но Косен де Персеваль, вслед за Абулфедой и Десверджерсом, сообщает те же подробности, что и в приводимом выше эпизоде.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: