— Самое драгоценное, что мы должны сберечь сегодня, — это кадры нашей могущественной тайной армии, нашей армии разведчиков. И когда вас задержали как кадрового офицера, я испугался. Ну, ясно же, Гольдринга, такого знатока России, знатока русского языка, немедленно завербуют американцы! И я решил во что бы то ни стало помешать этому, сделать все, чтобы вы очутились в школе «рыцарей благородного духа», начальником которой я являюсь… О ней я расскажу вам впоследствии, да вы и сами узнаете. Теперь же скажу одно: я её превращу в центр, где будут готовить и воспитывать кадры будущей немецкой разведки. Мой план получил полное одобрение руководителей разведки фатерланда, которые находятся сейчас в эмиграции. И мне казалось, что ваше пребывание здесь будет более чем полезно. То, что для всех вы покойник, что все знакомые, в том числе и невеста, узнают о расстреле Генриха фон Гольдринга, пойдёт только на пользу дела. Прошлое умерло в маленьком австрийском городке. Новое возродится для вас здесь, в Испании, возле небольшого городка Фигерас. Вам все понятно, бывший офицер немецкой армии Генрих фон Гольдринг, а ныне просто Фред?

— Все! И благодарю за откровенность.

— На сегодня достаточно… Будем спать. Об остальном поговорим позже. Только не пренебрегайте медициной, набирайтесь сил и как можно скорее становитесь на ноги. Имейте в виду, вам придётся пройти ещё через одну формальность: познакомиться с патронессой нашей школы — доньей Агнессой Менендос.

— А это что за птица?

— Не много ли для одного вечера? Потом расскажу. Впрочем, хочу предостеречь. Очень советую не задевать её религиозных чувств.

— Она католичка?

— Ненавидит всё, что не имеет отношения к католичеству. И так же воспитала свою дочь.

— Если потребуется, я с одинаковым правом могу назваться и магометанином. Конфуций тоже неплохой пророк.

— О, до этого, конечно, не дойдёт… Спокойной ночи!

Но ночь эта не была спокойной для Григория Гончаренко, который в свои двадцать четыре года уже побывал и лейтенантом Комаровым, и Генрихом фон Гольдрингом, а ныне стал Фредом Шульцем.

Рой мыслей, рождённых создавшейся ситуацией, не давал спать.

— А главное, беспокоило то, что не было во всём мире человека, который бы знал, где он, куда попал, и который мог бы помочь.

«Снова — один в поле воин», — промелькнула мысль.

Тревожный сон пришёл только на рассвете.

«Гриша, поди-ка сюда! Гриша, поди-ка! Погляди, как за ночь распустились яблони!» — голос отца доносился откуда-то издалека, и Григорий напрасно старался прорваться сквозь толщу сна, ответить хоть словечко. «Я сей… я сей… я се-й-час!» — выдавливает он наконец и вдруг с ужасом замечает, что в прямоугольнике двери стоит вовсе не отец, а Кронне. На губах оберста насмешливая улыбка, в глазах злорадство.

Обливаясь потом, Григорий проснулся.

Скверно!

Неужто он и впрямь кричал во сне? Не сумел отмежеваться от своего «я» и целиком перевоплотиться в проклятого Фреда?.. А может, это только сон? Так ли, этак ли, а надо усилить контроль над собой. Григория Гончаренко нет — есть только Фред Шульц. Запомни это так, чтобы даже мысленно обращаться к себе как к Фреду.

Итак, Фред, плохи твои дела со всех точек зрения. Но хуже всего — неопределённость положения. Опасность зримая — это ещё полбеды.

Можно было надеяться, что Нунке захочет продолжить начатый разговор и расскажет, как обещал, о школе. Но на следующий день оберст не пришёл. И не только на следующий. До конца недели Фред видел только врача. А тот вёл себя более чем сдержанно. История с симуляцией явно задела его профессиональное самолюбие, он не скрывал обиды и во время осмотра пациента ограничивался сугубо деловыми замечаниями и такими же деловыми вопросами.

— Могу я выйти в сад? — не выдержал, наконец, Фред.

— Пока нет!

— В ваш арсенал не входит такое лекарство, как свежий воздух?

Врач пожал плечами.

— О вас не скажешь, что вы разговорчивый собеседник! О чём вас ни спросишь…

— Все вопросы адресуйте начальнику школы.

— Но я никого, кроме вас, не вижу! Передайте, кому следует, что я подыхаю без свежего воздуха, что мне необходим моцион. Кстати, это входит в ваши врачебные функции… И пусть мне принесут книги.

Промямлив нечто невразумительное о своём невмешательстве в дела, его не касающиеся, врач вышел.

Но не прошло и получаса, как ключ в замке повернулся, и на пороге появился высокий, сгорбленный старик со стопкой книг под мышкой. Отрекомендовавшись библиотекарем, он без каких-либо дальнейших пояснений положил принесённую литературу на стол и, вежливо поклонившись, вышел.

Никогда ещё пальцы Григория так не дрожали, ощупывая переплёты и листая страницы. Одна, вторая, третья книжка, вот уже перебрана вся стопка, а ничего путного нет! В основном немецкая литература времён Гитлера. Внимания заслуживает лишь трехтомный справочник «Россия» на русском языке. Что ж, это любопытно!

Во время пребывания за границей Генриху фон Гольдрингу приходилось видеть множество подобных путеводителей и справочников, но трехтомный в руки не попадал. Понятно, что двойник Гольдринга — Фред принялся именно за него.

Он был уверен, что в комнате установлен аппарат для подслушивания. Не исключено — за тем, кого привезли сюда как Гольдринга, наблюдает и чей-то внимательный глаз. Поэтому Фред всегда вёл себя так, как подобает в подобной ситуации. Но, открыв наугад справочник и прочитав первые строчки, попавшиеся на глаза, он не выдержал и громко расхохотался.

«Для русских сахар — не продукт питания, — ещё раз прочитал он вслух, — а лакомство. Им угощают только самых дорогих гостей».

Все ещё смеясь, Фред взглянул на титульный лист: «Перевод со второго нью-йоркского издания» — значилось там.

Нет, как видно, справочник не зря переводили и переиздавали. Как же иначе мир узнает о всех достопримечательностях русского характера!

Чего, например, стоят такие строки: «Самая дорогая вещь для каждого русского — икона. За неё он готов отдать всё, что имеет».

Или вот это:

«Русская женщина любит, когда муж бьёт её. Побои она принимает как доказательство любви…»

Продолжая наобум перелистывать странички, Фред всё время хохотал так, словно перед ним был не справочник, а остроумнейший юмористический журнал.

Возможно, именно смех заглушил шаги нового посетителя, на появление которого Фред сегодня не рассчитывал. Впрочем, Нунке был не один: вслед за ним пошёл невысокий, дородный, военной выправки мужчина такого неопределённого возраста, когда человеку с одинаковым основанием можно дать и тридцать пять и сорок пять лет: морщин не видно, цвет лица свежий, но лоб переходит в большую лысину, кончающуюся выше темени; серые выпуклые глаза смотрят живо, но под ними уже наметились складки, которые вот-вот превратятся в мешки. Но все это взгляд отметил несколько позже, первое же, что бросилось в глаза, был рот незнакомца — чуть перекошенный большим шрамом, пересекавшим всю левую скулу. Позднее Фред узнал — это памятка от чеха, который во время допроса бросился на следователя с голыми руками и чуть не разорвал ему рот.

— Мой заместитель герр Шлитсен, — отрекомендовал Нунке и, ожидая, когда закончится церемония первого знакомства, приветливо, даже ласково прибавил:

— Рад видеть вас в хорошем настроении, не прочь бы и сам посмеяться вместе с вами. Что это так вас развеселило?

— Вот этот опус, называемый справочником. Если такой чушью набивать головы забрасываемых в Россию агентов, гарантирую им полный провал. В первый же месяц!

Фред запнулся, поняв, что сболтнул лишнее. Ведь чем глупее и лживее подобные справочники, тем лучше! Дезинформация иногда значительно важнее полной осведомлённости. Не зная брода, берегутся, а если брод указан неверно… Надо смягчить сказанное…

— Я не хочу разносить справочник в целом… — начал он, но Шлитсен прервал его.

— Во всякой справочной литературе всегда есть мелкие неточности, это, конечно, неприятно, но существенного значения не имеет, — менторским тоном провозгласил он. — Важно создать общее представление о характере и обычаях нации. Поскольку дело в данном случае касается России, то я уверен: авторы трехтомника сумели наилучшим образом обрисовать русский характер.