– Но у меня там…

– Не сейчас же они въедут, сто раз успеем забрать все, что надо. Да не волнуйтесь вы, этим же не Витя будет заниматься, а я.

Хозяин рассмеялся, вовсе не смущенный, что его не ценят в деловом смысле.

Они ушли, а я пошла к своему воспитаннику.

Он сидел и тупо смотрел видик с мультиками.

– Кирюша, займемся делом…

Ему, видимо, было интересно, как это мы будем заниматься и каким делом.

Как выяснилось, заниматься делом он действительно не привык.

– Что у вас задано на завтра?

– По литературе «Бежин луг», по математике задачка и три примера. Потом еще параграф из истории и физра. А по физре ничего не задано.

Что касается наук, никто бы не посмел обвинить Кирюшу в том, что он знает хоть что-то. Не знаю уж, каким образом он доучился до пятого класса.

«Бежина луга» он не читал. Решать задачки по математике не мог, потому что не знал даже таблицы умножения. Чтобы умножить два на пять, он смотрел сделанную на компьютере таблицу. Но и это не самое страшное. Дело в том, что он не просто не слушал моих объяснений, он все силы употреблял на то, чтоб вызвать меня на другие разговоры, возбудить мое любопытство, отвлечь от попыток заниматься уроками.

Он кидал мне всякие приманки, вроде того, что его папа, первый папа, «козел поганый», а бабушка – «старая сука». Произнося гадкие термины из области работ на постельной ниве, Кирюша ничуть не смущался, как не смущается сын шофера, говоря про «мерседес» с «родным мотором».

И все же «Бежин луг» я ему прочла. Очень мне не хотелось читать Тургенева вслух, но прочла.

Читая, я увлеклась, какое-то вдохновение снизошло на меня, голос стал звонким и гибким. В конце чтения я взглянула на мальчика – по щекам его текли большие пузатые слезы.

– Ты что, Кирюша?

– Мальчика жалко.

Это была небольшая, но победа. Уж если он хотя бы слышал рассказ, то при его-то несмущающейся, раскованной речи сумеет ответить на вопросы учителя. Математику пришлось решать мне, вовлечь его в гармонию этой науки пока не представлялось возможным. Я сама должна была выдумать, как именно заинтересовать его и упростить запоминание таблицы умножения и правил. Пока же нужно было лишь уязвить его самолюбие.

– Вот представь себе, Кирюша… Мороз, зима, холод и жуть. В ларьке стоит девушка, которая недавно кончила школу на троечки. Никакой другой работы ей не дадут – она ничего не умеет.

К ларьку подходит алкаш с десятью бутылками из-под пива. Бутылка стоит пятьсот рублей. Девушка начинает считать на калькуляторе, сколько она должна заплатить алкашу. Но очень холодно, пальцы ее не попадают на клавиши, и все время получается разная сумма. За этим алкашом выстраивается очередь из других алкашей с пустыми бутылками и просто людей, которые хотят что-то купить в ее ларьке. А она все считает.

«Да пять тысяч! Пять тысяч ты мне должна!» – кричит алкаш, а потом и все остальные. Но она не верит, считает. В конце концов люди уходят к другим ларькам, только алкашам и бомжам с их бутылками приходится стоять (в других ларьках не принимают бутылки). Уж они ей и объясняют, как надо считать, и матерят. В это время подходит мальчик, в которого она влюблена не без взаимности. Вначале мальчик хочет заступиться за нее, но потом, выяснив, почему разгорелся сыр-бор, раздумывает. Он привык видеть ее веселой и уверенной в себе, а тут стоит какая-то тупица с красным носом и не может умножить пять на десять и приписать нужное количество нулей. Ему, конечно, жалко девушку, но как-то брезгливо жалко, будто больную.

Он поворачивается и уходит. Она ему становится неинтересна. Разумеется, получает такая девушка копейки, а потом ее вообще увольняют, потому что она не умеет считать, ничего не может продать.

Людям надоело стоять в очередях, они идут к тем продавцам, которые работают быстро.

И вот остается она – жалкая, безработная, никому не нужная…

– И все хотят иметь ее даром, да? Никто не хочет платить? – делает свои выводы Кирюша.

У меня легкий шок, не сразу нахожусь.

– Я не о том. Я о том, что она не умеет работать, а деньги платят за работу. Вот ты вырастешь – и на что будешь жить?

– У нас полно денег, я не буду работать.

– Пока ты вырастешь – деньги кончатся.

– Но папа говорит, их становится все больше и больше.

– Потому что папа работает. И мама работает дома. Папа кончил институт и умеет считать, но если папа умрет... кто будет заниматься делами?

– Я тоже кончу институт.

– Кто ж возьмет тебя в институт, если ты ничего не знаешь?

– А я буду учиться за деньги.

– Ага, ты будешь платить деньги, чтобы не учиться. Тогда тем более они кончатся скорее, а ты останешься нищим и необразованным.

– Я ненавижу нищих…

– Вот и тебя будут ненавидеть…

Неожиданно он расплакался:

– Вы нарочно говорите мне всякие ужасы. Мне никто не говорил такого.

– Видимо, все считают тебя глупым и неспособным понять правду.

– А мне не нужна правда! Я не хочу правды!

– А она не спрашивает, нужна она тебе или нет.

Правда то, что есть. Тот, кто знает правду, обычно знает, как поступать. А те, кто вериг в ложь, оказываются... опять же – нищими и никому не нужными.

– Я ненавижу нищих…

– Мочало – начинай сначала, Он долго сидит, думает. Потом вдруг с воплем бросается ко мне на шею, начинает целовать и между поцелуями приговаривает:

– Скажите, вы будете меня учить? Вы будете меня учить? Вы не будете больше говорить мне правды? Нет, когда я выучусь, тогда говорите.

А сейчас не надо. Мы как-нибудь потихоньку подойдем, ладно?

Сейчас он тянет на пятилетнего, но слишком велик для того, чтоб взять его на руки и начать укачивать, как маленького.

– Ладно, уже поздно. Ложись спать, мальчик.

Он ложится в постель, притягивает меня к себе.

Я глажу его по голове. Наконец он засыпает.

Вот загадка так загадка! Разумеется, по всем признакам ребенок порочен. Он знает то, что ему не положено знать, и не знает ничего из того, что положено. Как же идеальная Яна допустила такое?

Значит, не идеальная? Впрочем, сколько я знаю прекрасных людей, у которых дети оставляют желать лучшего! Видимо, у нее не было времени. А у кого-то, кто портил мальчика, время было. Бывший муж, мать? Как относиться к словам Кирюши об отце и бабушке? Это что, правда?

Мальчик, конечно, порочный, но не до мозга костей. Его порок простодушно вывернут наружу.

Как хорошо, что мне попался мальчик с таким опытом, а вовсе не девочка. Вот уж с девочкой я бы ни за что не справилась.

Иду к себе, чтобы на досуге подумать над тем, как подать ему таблицу умножения.

Итак, умножение на два легко. Умножению на пять обучить тоже легко, умножение на десять – вообще нет разговоров. Если этим заниматься каждый день…

В дверь раздается легкий стук. Появляется Яна, дыша духами и туманами. При ней маленькая театральная сумочка, из которой она и достает пачку денег. Долларов.

– Здесь три тысячи! – говорит она. – За полгода вперед. Они хотят переехать через недельку…

Я беру деньги, и у меня дрожит рука. Я никогда не держала таких денег.

– Но... полгода... ведь вообще-то я продаю квартиру. Мне нужна маленькая, а на остальное дочь хоть что-нибудь купит в Москве.

– Не волнуйтесь. Может, эти, что сняли, и купят. И уж не за бесценок! У вас шикарная квартира. Только без ремонта неважно смотрится.

Где-то в мыслях у меня проносится, что не все так хорошо и просто, что излишняя любезность ко мне может оказаться чем-то иным, но мое исконное совдеповское легковерие побеждает. А ведь именно сейчас, после общения с Кирюшей, я не должна очень-то доверять Яне. Дети выдают нас, и Кирюша выдал Яну, по крайней мере ее прошлое. Но мысли эти кружат где-то вдалеке, на самом деле я верю Яне, а потому улыбаюсь ей с искренней благодарностью.

– Эти деньги не надо тратить, – говорит она. – Лучше мы тоже заплатим вам за два месяца вперед. У вас много долгов?