Я был хлипким юношей. В дневнике я записывал: “Вставали в пять, пили кипяток и шли по глубокой грязи к месту работы. Брали лопаты и... до пяти вечера, до темноты. Первые дни было туго, все болело. Обратно еле шел. Какой-то дедушка даже сказал мне: “Эх ты, молодой, а ноги волочишь, как старик”. Иногда просто руки опускались, казалось, невозможно больше пошевелить рукой или ногой. Привели на такой участок, где ноги уходили по щиколотку в липкую красную глину. Как схватит — с трудом вытащишь. Но когда верхний слой разбросали, стали на твердую землю, так и забыл, как казалось все трудно и безнадежно”.

Человек все выдерживает и ко всему привыкает. Привыкли и мы орудовать лопатой от зари до зари. В ноябре темнеет рано, но, боясь бомбежек, света мы не зажигали. Брели в темноте, качаясь и спотыкаясь от усталости. С работы домой, из дома на работу. На обеденный перерыв полагался час. Гречневую баланду или суп из пшена съедали здесь же, на краю рва. В том году случилась ранняя и морозная зима, ноябрь стоял на редкость холодный, а наша одежда — стеганка да сапоги дырявые. Резиновые тогда редко встречались. Напяливали на себя все, что удавалось найти в пустых домах. Поверх набрасывали пустой мешок, он хоть как-то спасал от дождя. Холодно и оттого, что голодно. Но вот разрешили нам в свободное время (стало быть, ночью) копать картошку на полях. Ее уже схватил мороз, но ничего, ели мороженую.

Сырость, холод, голод, а больных что-то не припомню. Бежать отсюда можно только в тюрьму. Жаловаться некому и бессмысленно. Наоборот, пели, смеялись и заигрывали с девчатами. Даже начавшиеся бомбежки не смогли побороть в нас оптимизма. Первая бомбежка случилась как раз во время обеда. Налетели в первом часу немецкие корректировщики с двумя фюзеляжами — “рамы”. Три самолета. Они шли вдоль линии обороны, поливая из пулеметов и бросая мелкие осколочные бомбы. Мы готовились к налетам, давно уже вырыли узкие траншеи — щели. Проводились у нас и учебные тревоги, однако первая бомбежка застала нас врасплох. Убитых не было, но были раненые. На других участках потом были и убитые, на нашем же больше и раненых не было, научились быстро прятаться в щели.

В первых числах декабря нас вернули на завод. О том, что за эти работы полагалась медаль “За оборону Москвы”, никто из нас не знал. Я тоже ее не получил.

* * *

Главному редактору от гражданина бывшего Советского Союза, а сейчас — России, инвалида Великой Отечественной войны Апушкинского Николая Дмитриевича, жителя города Шацка Рязанской области.

Мною написаны “Воспоминания о боях в Венгрии”. Хочу заверить, что в них отражаются только те события, которые я видел и пережил сам со своим взводом танков.

Мое участие в будапештской операции подтвердили в Обществе венгеро-советской дружбы. В апреле 1989 года на мой запрос откликнулся заведующий международным отделом Общества Йожеф Вайда.

Уважаемый товарищ Апушкинский!

В ответ на Ваше письмо сообщаем, что нам удалось проконсультироваться с товарищем М. Кором, военным историком, который сразу определил названия тех мест, где Вы сражались во время второй мировой войны. По его сообщению, Ваша танковая бригада в конце декабря 1944 г. с юга подошла к Дунаю и двигалась к населенному пункту Нергешуйфалу. В начале нового, 1945 года там произошли ожесточенные бои с фашистами, которые были хорошо вооружены ручным противотанковым оружием, и, вероятно, со взятием г. Тат завершилось полное окружение будапештской группировки немецко-фашистских войск.

Мы публикуем в сокращении несколько отрывков из “Воспоминаний о боях в Венгрии”.

После взятия города Тат

У нас было распределение обязанностей среди экипажей и автоматчиков:

кому чем заниматься на стоянках. Работы было много: пополнить боеприпасы, дозаправить танки горючим, устранить в них замеченные неисправности. Да и самим не мешает подкрепиться. Приготовление пищи — ответственное дело, занималось им у нас несколько человек, и попасть в повара можно было только по призванию. Наш заряжающий был ведущим в этой группе. Ему было лет сорок пять. По национальности он был еврей, среднего роста, немного полноват, с широким лицом, на вид он казался мешковатым, но это только когда он в спокойном состоянии, а посмотреть на него, когда он в деле: весь прямо кипит, всю свою душу вкладывает в работу. Кулинаров у нас было три человека, они готовили нам праздничный ужин — по поводу взятия города Тат. Обязанности распределялись среди них строго: кто занимался непосредственно приготовлением пищи, кто обеспечивал продуктами и посудой, а кто доставал, для поднятия настроения во время ужина, хорошее вино.

Все это недолгое время я был занят приведением танкового взвода в боевую готовность: где что проверишь, а где и непосредственно поможешь. Наконец все работы у нас были завершены. Немного раньше приходил вестовой от кулинаров и сообщил, что у них все готово. Но здесь не колхозное поле, где в любое время ты можешь прервать работу и, не давая остыть душисто-аппетитному парку, идущему от пищи, сесть за стол трапезы. У нас этой мирной привычки не было и не могло быть — уже четыре года воюем! Оставив по два человека в каждом танке и трех автоматчиков для наружной охраны во главе с командиром второй машины, я велел всем остальным идти в дом, чтобы подкрепиться.

Комната, где мы должны трапезничать, была большой, посреди нее стоял длинный стол, и на нем уже ждала нас закуска. Мясные блюда еще с порога источали вкусные запахи, а вино уже было разлито по стаканам. Все в хорошем настроении, с веселыми шутками рассаживаются вокруг стола. Я поднимаю стакан с вином и хотел было сказать тост, как вдруг потрясающей силы взрывы, один за другим, слившиеся в единый непрерывный грохот, парализующий все живое, обрушились на наш дом. Мы все моментально отбросили свои стулья, упали на пол и были неведомой силой прижаты к нему, а он трясся под нами, как вибратор. Весь дом ходил ходуном, сыпались стекла из рам, стол подпрыгивал, посуда на нем плясала. А мы лежали вокруг стола, нас трясло в адском ужасе, и были мы ни живы ни мертвы. И вдруг, так же внезапно, как и началось, все смолкло, и наступила тишина. Придя в себя, подаю команду: по машинам! Все стали выбегать из дома. На улице нас окутал ядовито-смрадный дым, он лез в глаза и заставлял нас бежать вслепую, но танки были близко, и мы быстро заняли в них свои места. Когда немного все очухались, спрашиваю командиров: раненые у нас есть? Они ответили: раненых нет, танкисты были в танках, а автоматчики укрылись за броней.

Мы поняли, что только что испытали на себе всю огневую мощь залпа советских “Катюш”. Они, наверное, прибыли поздно и не знали, что Тат уже занят нашими войсками. В его домах света не было, светились лишь окна того дома, где мы собрались на трапезу. Они и решили дать по нему залп, и действительно, все снаряды разрывались около этого дома, но дом остался цел.

Немного подождали в полубоевом состоянии. Кругом было тихо, и я дал указание продолжать праздничный ужин. Когда мы вошли во второй раз в ту же комнату, она уже имела погромный вид: стулья разбросаны по всей комнате, кругом валяются битые стекла, стол, раньше манивший к себе своей аппетитной сервировкой, уже не имел никакой привлекательности. Мы быстро все собрали и расставили по местам и без торжественности, молча приступили к еде. На этот раз не было ни фронтового юмора, ни обычных веселых разговоров. Наши “Катюши” испортили нам все настроение.

Гибель комбата

О т города Тат мы на высокой скорости движемся по придунайскому шоссе в

направлении города Нергешуйфалу. Когда мы достигли этого населенного пункта, то я обратил особое внимание на его планировку. Мы сбавили скорость и двигались по прямой улице, затем круто повернули налево, и там тоже была прямая улица с небольшим уклоном. По левую сторону ее, за домами, виднелась обрывистая низменность. А на правой стороне улицы, тоже прямо за домами, был крутой подъем на возвышенность, на которой за сплошной тесовой оградой находилось городское кладбище. Вот мы уже покидаем последние дома этого города и вскоре видим поворот дороги направо — опять же под прямым углом. Мы увеличили скорость и скоро достигли другого населенного пункта, где и остановился наш батальон. Под кустистыми хвойными деревьями везде были танки, и мы свои тоже поставили под такое же зеленое укрытие.