С трибуны мавзолея Г. К. Жуков произносит краткую речь, поздравляет с Победой всех собравшихся. Начинается парад. Под звуки боевых маршей сводные полки фронтов проходят в том порядке, в каком в военные годы располагались фронты с севера на юг.

Первым идет полк Карельского фронта, впереди — маршал К. А. Мерецков. За ним — Ленинградский (во главе с маршалом Л. А. Говоровым), 1-й Прибалтийский (генерал армии И. Х. Баграмян), 3-й Белорусский (маршал А. М. Василевский), 2-й Белорусский (генерал-полковник К. П. Трубников, заместитель маршала К. К. Рокоссовского), 1-й Белорусский (генерал-лейтенант И. П. Рослый и заместитель командующего фронтом генерал армии В. Д. Соколовский).

Парад продолжили 1-й Украинский фронт (под командованием маршала И. С. Конева, фронтовое знамя нес трижды Герой Советского Союза А. И. Покрышкин), 4-й Украинский (генерал армии А. И. Еременко), 2-й Украинский (маршал Р. Я. Малиновский), 3-й Украинский (маршал Ф. И. Толбухин). Замыкали праздничное шествие сводные полки Военно-Морского Флота, возглавляемые вице-адмиралом В. Г. Фадеевым.

Вдруг оркестр смолк. Тишина накрыла Красную площадь. Ее так же внезапно разорвала резкая дробь барабанов. На площадь вышла колонна, несущая наклоненными две сотни вражеских знамен, включая личный штандарт Гитлера. Их полотнища практически волочатся по земле. Поравнявшись с мавзолеем, бойцы делают четкий поворот направо и бросают знамена на мокрую брусчатку. Трибуны взрываются овацией и криками “ура”. Гора сваленных вражеских знамен все растет. Праздник достиг своего апогея.

Снова заиграл оркестр. Под звуки маршей прошли войска Московского гарнизона, сводный полк Наркомата обороны, колонны военных академий, представители родов войск.

Два часа продолжался парад. Его отголоски слышны были по всей стране. Миллионы людей, прильнув к радиоприемникам, стали свидетелями величайшего праздника нашей эпохи.

По материалам районной газеты “Ветераны Фили-Давыдково” (Москва), № 3, 4 за 2000 г., № 6 за 2001 г. и прессы 1990 г.

“Дошли!”

(Окончание следует)

ЕВРЕИ, РУССКИЕ И СОЛЖЕНИЦЫН*

Беседа Александра КАЗИНЦЕВА

с публицистом Виктором КОЖЕМЯКО

Кажется, за последние годы понятие сенсации, то есть чрезвычайного события, утратило свой прежний смысл в нашей жизни. Тем более в жизни литературной. Трудно уже представить, чтобы за какой-то книгой в магазинах ломились очереди. Причин много, и о них разговор особый, но факт остается фактом.

Вот и новая книга Александра Солженицына “Двести лет вместе” покупательского ажиотажа, по-моему, не вызвала. Во всяком случае, даже после сообщений о ее выходе по телевидению и первых публикаций в прессе за час пребывания в “фирменном солженицынском” магазине на Таганке при мне ее приобрел лишь один человек.

А ведь вроде бы что ни на есть сенсационное издание. Первый том (более пятисот страниц!) обширного исследования двух столетий совместного проживания евреев и русских в России. Тема, которая не может не привлечь самого массового внимания! Да и автор, что называется, незаурядный. И если тем не менее читательские массы не спешат расхватывать книгу, то в газетах шум о ней вовсю идет. Вот лишь некоторые из заголовков: “Отчего интеллигенция в шоке”, “Раскаленный вопрос”, “Вечные проблемы не имеют решения?”, “Раскаленный спор”, “Зачем Солженицын поднял еврейский вопрос?”

ЗАЧЕМ ОН ВСЕ-ТАКИ ЭТУ КНИГУ НАПИСАЛ,

И КАК ОНА ВОСПРИНЯТА?

Виктор КОЖЕМЯКО: Вообще-то о своей “конечной задаче” автор сам сказал во введении: “Посильно разглядеть для будущего взаимодоступные и добрые пути русско-еврейских отношений”. Как Вы считаете, справился он с этой задачей? Пока перед нами только первый том, но все же...

Александр КАЗИНЦЕВ: Солженицын призывает к “терпеливому” диалогу. Что же, нам, русским, терпения не занимать. Но готовы ли к нему с другой стороны? Не успела выйти книга, а уже окрик: “Сколько можно бередить раны?” — восклицает некто А. Коган, представившийся “писателем-историком”. Интересный историк, призывающий отказаться от изучения истории...

Впрочем, речь не о восприятии архивных штудий. Готовность к межнациональному диалогу проявляется не во время ученых дискуссий, а в моменты, когда решается судьба страны. Один из таких узлов (воспользуюсь любимым словечком Солженицына) — октябрь 1993 года. В разноголосице тех воспаленных дней выделяются две декларации, два Открытых письма. В одном русские писатели призывали к взаимопониманию, милосердию, предостерегали от пролития крови. Авторы другого — А. Адамович, Г. Бакланов, А. Борщаговский, А. Гельман, Д. Гранин, А. Кушнер, Л. Разгон и др. требовали от власти: “Хватит говорить... Пора научиться действовать. Эти глупые негодяи уважают только силу. Так не пора ли ее продемонстрировать...” И далее — запретить, отстранить, закрыть, приостановить и, наконец, судить.

Ожесточение в пылу битвы? Не скажите: пять лет спустя “Независимая газета” опросила литераторов из демлагеря — не изменилась ли их позиция? Характерные ответы: “Не стрелять было нельзя” (В. Войнович); “Действовать надо было тверже” (А. Немзер) и т. п. Такой вот диалог...

В. К.: Но в 93-м борьба шла за власть, за право распоряжаться ресурсами огромной страны. Может быть, разговор об истории вековой давности окажется более спокойным?

А. К.: Столетие назад речь шла о том же. “Теперь мы будем управлять вами”, “мы дали вам Бога (прости, Господи, это кощунство! — А. К. ), дадим и царя”, — цитирует Солженицын лозунги еврейской молодежи в октябре 1905 года.

Конечно, далеко не все евреи считали, что им позволено что угодно творить в приютившей их стране. Сразу подчеркну, чтобы избежать кривотолков: я и говорю не о всех, а наиболее социально активной группе, которая на протяжении истории еврейства приписывает себе право выступать от его имени. Опираясь при этом на догму “богоизбранности”, исключительности. Между прочим, на Всемирной конференции, состоявшейся недавно в южноафриканском городе Дурбан, подавляющее большинство участников квалифицировало сионизм (а это один из политических ликов названной группы) как расизм. Характерно — итоги конференции и она сама замалчиваются в российских СМИ.

В. К.: Согласен. Но ваши оппоненты могут возразить: русские тоже считают себя богоизбранным народом. Достаточно вспомнить Достоевского.

А. К.: В программной Пушкинской речи он говорил: “Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только... стать братом всех людей”.

Таково русское понимание богоизбранности. А вот еврейское, сформулированное еще в Ветхом завете. Процитирую слова, обращенные к народу Израиля: “Когда введет тебя Господь, Бог твой, в землю, в которую ты идешь, чтоб овладеть ею, и изгонит от лица твоего многочисленные породы Хетеев, Гергесеев, Амореев... и предаст их тебе Господь, Бог твой, и поразишь их, тогда предай их заклятию, не вступай с ними в союз и не щади их” (Второзаконие. 7:1—2).

Хотели бы мы оказаться на месте Хетеев или Амореев? А ведь нам тоже выпало стать соседями...

Поймите, я говорю обо всем этом с горечью. Я сам призывал к межнациональному диалогу. Случай в своем роде показательный. В 1990 году журнал “Наш современник” перепечатал статьи из давней, в 23-м году в Берлине изданной книги “Россия и евреи”. Авторы — И. Бикерман, Г. Ландау, Д. Пасманик и др. — призывали единоплеменников к покаянию за вмешательство в русскую смуту, к сдержанности и самоограничению. Я написал предисловие к публикации: “Еврейским читателям, хочу надеяться, сборник мой поможет найти новый путь, ведущий к совместному созиданию дома, общего и для русских, и для русских евреев”. Не правда ли, похоже на то, что сегодня пишет Солженицын? И что же, “читатели”, ухватившись за одну неверно приведенную цитату, привлекли меня к суду, который растянулся на девять месяцев...