И вот тогда-то, когда будет пройдена критическая точка и появятся время и силы для подлинного осмысления, В. В. Кожинова вспомнят с полной мерой благодарности.

Евгений Потупов

Он нес в своем сердце победы и беды России

Мы встретились с Вадимом Кожиновым в сентябре 2000 года на Московской книжной ярмарке в огромном многошумном павильоне, похожем на гигантский улей.

Два дня я провел в вавилонской толчее Всероссийского выставочного центра, познакомившись с дюжиной интересных людей.

Но так, видимо, угодно было судьбе, чтобы самым первым из тех, кого я увидел, оказавшись в гудящем многолюдье, был Вадим Валерианович Кожинов. Довольно высокий, не утративший с годами стройности, даже элегантности, он, как мне показалось, несколько меланхолично разглядывал “книжный пасьянс” на стендах неподалеку от входа, когда я подошел к нему и, поприветствовав, напомнил о нашей встрече в Брянске.

Диктофон был рядом. Мне оставалось его включить и вместе с Кожиновым отправиться на второй этаж на поиски издательства “Алгоритм”, выпустившего несколько книг Вадима Валериановича — самобытного мыслителя, незаурядного историка, одного из виднейших российских критиков, крупнейшего знатока и исследователя жизни и творчества Ф. И. Тютчева.

Наша беседа сотворена, по сути, на ходу и потому неизбежно “дробится”, но все равно, как мне кажется, представляет интерес для всех, кому имя Вадима Кожинова — не пустой звук. Кто понимает тяжесть утраты, понесенной русской литературой...

— Вадим Валерианович, мы не виделись больше четырех лет, а в памяти остались наши посиделки в парке Толстого, прогулка по бульвару... Тогдашняя наша беседа называлась “Вадим Кожинов: “Если бороться, то “за”, а не “против”. Тогда мы говорили о священнике Дмитрии Дудко и многих других вещах... Как Ваш юбилей? Вы его как-то отмечали? (5 июля 2000 года В. В. Кожинову исполнилось 70 лет. — Е. П.)

— Нет, Вы знаете, я терпеть этого не могу. Меня, кстати, приглашали в Вологду. Сам губернатор. Поскольку я тесно связан со многими писателями-вологжанами. Ну они приглашали не только меня, а целый ряд людей из Москвы. Хотели, чтобы там был такой сабантуй. Я сначала было дал согласие, но потом не захотелось. Во-первых, юбилей похож на похороны. А во-вторых, говорится что-то, может, и очень приятное (ну полагается говорить, по крайней мере), но слушать это...

— “Терра” выпустила трехтомное собрание Рубцова. Очень богатое издание. Даже в суперобложке. Вы не участвовали в его подготовке?

— В трех томах? Я даже не видел... Я выпустил небольшого “избранного” Рубцова года два назад, где впервые дал подлинный текст. Рубцов все время печатался в подцензурных вариантах...

(Но тут Вадима Валериановича заметил и окликнул главный редактор “Алгоритма” Павел Ульяшов. Мы подошли к издательскому стенду, где помимо П. Ульяшова находился директор издательства Сергей Николаев. После кожиновского представления меня директору и главному редактору беседа продолжилась. — Е. П. )

— Вадим Валерианович, я смотрю: здесь несколько ваших книг. “Россия: век ХХ”, это то, что Вы печатали в “Нашем современнике”?

— Да. Первый вариант печатал...

— Том охватывает 1939—1964 годы. А вот “Победы и беды России”...

Включившийся в разговор Сергей Николаев сказал, что они издают все книги исторического плана, которые пишет Вадим Валерианович. (“Мы выпустили его книгу “История Руси и русского Слова”. Сделали двухтомник, который вы здесь видите. Сейчас готовим книгу о Тютчеве. Она будет называться “XIX век, или Пророк в своем Отечестве”.)

— Вадим Валерианович, у Вас вышло, по-моему, два издания книги о Тютчеве в серии “Жизнь замечательных людей”. Сколько вообще Вы написали о нем книг?

— Ну, если все считать, много. Сейчас заканчиваю новую книгу для издательства “Алгоритм”. Впервые выпустил “Полное собрание сочинений в стихах и прозе”... Я могу выдать такую тайну. Представьте себе, мой дед, отец моей матери, был домашним учителем у внуков Тютчева в Мураново...

— Я помню это. И Вы впервые поехали туда 16-летним подростком.

— Беседовал с его двумя внучками и внуком, которые еще были живы. Причем сейчас я понимаю, насколько близок к нам Тютчев. Я приехал в Мураново через 59 лет после моего деда. Так... А с тех пор уже прошло 54 года. Вы подумайте, какая вещь... как недавно приезжал...

— Вадим Валерианович, значит, собственно, свой юбилей Вы встретили тремя изданиями.

— Ну, да.

— Плюс тот Тютчев, которого ребята привозили из издательства “Вече”.

— Да. И еще антология русской поэзии, составленная мной. Она вышла в конце прошлого года в издательстве “Эксмо-пресс”. Найдите это издание. Вы будете поражены, если познакомитесь с антологией. Потому что узнаете совершенно неизвестных вам Тютчева, Некрасова, Фета... По крайней мере, этих трех поэтов. Все, кто читают, поражаются: они просто этого не знали. Дело в том, что хрестоматийные стихи — далеко не всегда лучшие. И даже, скорее, наоборот. А я как раз отбирал не хрестоматийные стихотворения, а написанные в пору высшей зрелости.

На прощанье, узнав о том, что через пару дней я встречаюсь с губернатором Ю. Лодкиным, Вадим Валерианович просил передать ему самый сердечный привет (“Я его давно помню”). Я попросил его сделать надпись на книге “Победы и беды России”. И он охотно надписал ее: “Евгению Потупову от души желаю всего самого доброго. В. Кожинов”. Рядом приписка: Кн. ярмарка 7.IX.2000. А потом я спрятал диктофон, достал из дипломата фотоаппарат и попросил, чтобы нас сфотографировали на память.

Как оказалось, на вечную...

г. Брянск

Александр Васин

Антинекролог

...С привычных портретов “глядит в пространство” тот Кожинов, которого “знали все”: поза Микулы Селяниновича, несколько притомившегося от бесконечной пахоты... взгляд непобедимого бойца, и в этом взгляде властность, привычная решимость, безбоязненное знание...

16 сентября 1998 года, в день моего рождения, в наш дом приехал Вадим Кожинов с женой Е. В. Ермиловой (с ними их друзья из Японии — профессор славистики Ясы-сан с супругой). У нас, как всегда в такие дни, дым коромыслом: родственники, друзья школьных и институтских лет, студийцы — шум-гам... Однако и Вадим Валерианович, и Елена Владимировна освоились мгновенно, в отличие от гостей-японцев, погрузившихся на время в некоторый транс. (Позже они настолько вплавились в бурлящую нашу песенную атмосферу, что Минако-сан, супруга профессора, даже спела японскую колыбельную песню, чем совершенно потрясла мужа: оказалось, что она запела первый раз в жизни...)

В разгар праздника Вадим Валерианович, блиставший, кроме всего прочего (пел песни, читал стихи — как он читал стихи! — произнес с полтора десятка импровизированных речей), образцами восточной учтивости по адресу друзей-азиатов, сказал: “Александр Николаевич, я все больше и больше опасаюсь, что досточтимый Ясы-сан и очаровательная Минако-сан, проведя у вас этот прекрасный вечер, скажут, мол, помилуйте! да о каком же кризисе в России все толкуют?! Нет никакого кризиса и в помине!” — и заулыбался.

Вообще, он был подспудным распорядителем вечера и с нескрываемым удовольствием “угощал” японцев — нами, а нас — японцами.

Когда же наш мужской квинтет на распев Ф. Романова спел стихотворение А. Фета “На смерть корнета Бражникова”, Вадим Валерианович в каком-то порыве-восторге почти прокричал: “Федя, Вы открыли мне это стихотворение! Я его недооценивал!..”*.

Боже... Великий знаток русской поэзии, истории... наследник и Белинского, и Бахтина... ученый с мировой славой... вслух — что о н н е д о о ц е н и л?