Абдулла был в ней неотразим, и многие красавицы на великосветских раутах и балах кокетливо поглядывали на «интересного восточного мужчину». Абдулле, конечно, нравились эти русские женщины, но он, служа правителю, не допускал никаких вольностей и был с ними всегда подчеркнуто вежлив и холоден.

Предававшийся воспоминаниям Абдулла приподнял голову, посмотрел на прильнувшую к нему молодую женщину, потом прислушался… В подземелье крепости продолжала царить тишина, только изредка в глубине помещения, как собачонка, тихо повизгивала во сне одна из его жен.

Сощурившись, Рахимов смотрел вперед – на фоне заката громоздились развалины Черной крепости. Конь его стоял в глубокой ложбине, и только голова всадника чуть возвышалась над гребнем барханной цепи. Рахимов был доволен тем, что привел отряд вовремя.

– Черная крепость, – задумчиво, как бы самому себе, сказал он и, подав рукой знак, подозвал взводного.

Тот, подскакав, лихо осадил коня. Рахимов поморщился.

– Потише нельзя?

– Никого же нет, товарищ командир.

– Поговори у меня, – обрезал взводного Рахимов и негромко стал объяснять план подхода к крепости, учитывая все меры предосторожности, вплоть до того, чтобы уложить коней и двигаться ползком, с двух сторон окружая крепость кольцом.

Взводный, отчаянный в бою, но «много понимавший о себе» малый, слушал с чуть заметной иронией, не придавая значения словам командира. Тот заметил насмешку, взорвался было, но сдержал себя и устало сказал:

– Не будь ты русским, Квашнин, давно бы тебя пристрелил.

– Так точно, товарищ Рахимов! – вытянулся в седле взводный и озорно улыбнулся.

Малограмотный взводный Василий Квашнин с полгода назад закончил курсы младших красных командиров и был прислан в отряд для укрепления командного состава. Он считал себя стратегом куда выше «необученного» Рахимова. С его точки зрения – слишком осторожного и медлительного. Рахимов же относился к своему подчиненному снисходительно и по-своему любил этого не очень дисциплинированного, но зато лихого и бесстрашного малого.

– Ты все понял? – спросил он взводного.

Тот пожал плечами.

– А чего понимать-то… Окружаем крепость, всех к ногтю, а Абдуллу берем живым!.. – Он помолчал. – Ну и баб, конечно.

– Пустяки работенка, а? – усмехнулся Рахимов.

– Нормальное боевое задание, – спокойно ответил взводный.

– Ну-ну… – Рахимов снова посмотрел в сторону Черной крепости и решил подождать, когда еще больше сгустятся сумерки. – Ладно, готовь людей.

– Есть! – повернул коня взводный, но Рахимов тут же окликнул его:

– Квашнин! – Взводный оглянулся. – Не вздумай лезть к Абдулле один на один!.. Его нужно брать скопом.

Взводный широко улыбнулся.

– Небойсь, командир. Возьму его тепленького!..

Абдулла все смотрел на спящую с ним рядом любимую жену, вспоминая о том, что случилось с самой первой их встречи…

Поскольку по долгу службы Абдулла постоянно находился при Алимхане, все дела хозяина не были для него тайной. Так, однажды правитель Бухары и Самарканда, решив перестроить один из своих дворцов на родине, пригласил в свою петербургскую резиденцию русских специалистов – реставратора и хранителя музея, немолодых мужчин, рекомендованных правителю известным ученым-востоковедом… Реставратор, бывший церковный служитель, выслушав Алимхана, отказался сразу, оправдываясь незнанием восточной специфики, и тут же был с миром отпущен. Хранитель же, ученый, ранее преподававший в университете, фамилия которого была Лебедев, напротив, заинтересовался предложением.

– Скажите, профессор… – начал Алимхан.

Лебедев тут же перебил его:

– Простите, но я пока не профессор.

– Э-э… пустое, – махнул рукой Алимхан. – Мне рекомендовали вас как редкого знатока Востока… Так вот, какая, по-вашему, главная разница между Востоком и Западом? – Он бросил свой вопрос как пробный шар, явно желая испытать Лебедева.

– Полагаю – Восток духовнее, – коротко ответил Лебедев.

– Вы имеете в виду некоторую часть нашего государства?

– Я имею в виду всю Российскую империю.

– Хорошо… Но у меня сложилось впечатление, что вы не благоволите Западу? – улыбнулся Алимхан, раскуривая папироску.

– Запад дает знание, а Восток понимание, что гораздо выше.

– О-о!.. – восхитился Алимхан. – Какая прекрасная мысль.

– Это не моя мысль, – заметил Лебедев. – Она принадлежит великому знатоку человеческой сущности Гурджиеву.

– С удовольствием разделяю эту точку зрения… Но… – Алимхан задумался, подбирая выражение.

– Понимаю, ваше высочество. Вы вынуждены считаться с Западом, ибо такова традиция света, тех людей, среди которых вы вращаетесь. Не так ли?

– Именно… А теперь перейдем к делу, профессор… Я реставрирую свою резиденцию в Педженте. Там трудятся лучшие мастера Востока. Вас я хотел бы попросить заняться экспозицией дворца, интерьером. В частности, собрать экспонаты, вернее, выбрать из множества имеющихся там, чтобы создать, так сказать, достойный музейный ансамбль… Дворец мне дорог, ибо это мой курортный дом… Как для государя – Ливадия, – Алимхан улыбнулся своей шутке.

Лебедев молча кивнул. Приняв его молчание за нерешительность и сомнения, Алимхан поспешил подбодрить хранителя.

– В средствах не будет никаких ограничений… Назовите сумму вашего вознаграждения. – Он взял со стола золотое перо, раскрыл чековую книжку, собираясь вывести цифру. – Прошу.

– Я работаю не ради денег, – с достоинством ответил хранитель.

Алимхан улыбнулся и встал.

– Тогда сумму я назначу сам, – проговорил он.

Лебедев тоже поднялся с кресла. Абдулла открыл хранителю дверь.

– Этот сделает все, как надо, – сказал Алимхан, когда Лебедев вышел. – У русских есть много достоинств.

Зазвонил телефон, Алимхан снял трубку, позолоченную с инкрустациями; трубку поднес к уху, микрофон – ко рту. На лице у него появилась легкая улыбка.

– Здравствуй, князь, – сказал он в микрофон. – Что?.. Ну, конечно! С удовольствием!.. – Положив трубку, взглянул на Абдуллу. – Князь приглашает нас на мальчишник.

Абдулла, улыбнувшись, наклонил голову.

– А сейчас возьми мотор и поезжай за… – Алимхан, в свою очередь, улыбнувшись, сделал паузу. – За одной прекрасной барышней. Ты ее еще не видел – я сам знаком с ней всего две недели… Поезжай, шофер знает адрес.

Абдулла снова склонил голову, но теперь без улыбки, и, четко повернувшись, пошел к дверям.

Мотор, обгоняя конные экипажи, быстро двигался по улицам Петербурга. От громких звуков его клаксона шарахались в сторону лошади. Абдулла и в автомобиле сидел, как на коне во время парадного выезда: прямая спина, гордо поднятая неподвижная голова. Правда, внутренне он сейчас слегка морщился: ему не очень нравились поручения, связанные с женщинами хозяина. Суровый, самолюбивый воин, он считал эти поручения унижающими его достоинство. Но что поделаешь: его блестяще начатая и до сих пор также продолжающаяся карьера целиком зависела от Алимхана.

Шофер остановил мотор у подъезда красивого дома на Невском. Дверь квартиры на втором этаже Абдулле открыла хорошенькая горничная, вся в кружевах, рюшках и оборочках. Пропуская «красивого офицера», она «случайно» прикоснулась к нему мягкой грудью и, улыбнувшись, побежала доложить хозяйке.

Абдулла спокойно стоял в прихожей, ждал. Через минуту, не больше, из внутренних покоев появилась стройная и, казалось, совсем еще юная женщина – таким нежным и чистым было ее лицо.

Взглянув на нее, Абдулла замер: перед ним стояла та самая женщина, которую он когда-то увидел на станции Бологое и чей образ до сих пор носил в своем сердце. Нет, это, конечно же, была другая женщина, но у нее был тот же овал лица, те же огромные фиалковые глаза, та же ласковая, чуть дразнящая улыбка.

Она протянула ему красивую, с узкой ладонью руку и неожиданно низким, чуть хриплым, но мелодичным голосом произнесла: