А когда эти ничтожества вернулись и заявили Чарли, что всё, о чем он вещал в своих проповедях, уже началось, он не сумел отступить и сказать, что его приняли слишком серьезно. Тогда бы его власть и влияние рухнули. Он притворился, что сам планировал преступление, и направил их снова в дом Ла Бианка. Мы спросили Мэнсона, почему он сам не участвовал в убийствах. И он с таким видом, словно мы не понимали очевидных вещей, объяснил, что был выпущен условно и не желал рисковать свободой.

Из всего прочитанного до встречи с Чарли Мэнсоном и услышанного в беседе с ним я вывел, что в то время как он заставлял последователей делать то, что угодно ему, те сами вынудили его исполнять свою волю.

Каждые два года Мэнсон подает прошение об условном освобождении, и каждый раз комиссия его отвергает — слишком диким и нашумевшим было его преступление. Я тоже не хотел бы, чтобы он оказался на свободе. Но зная то, что я знаю о нём, рискую предположить, что он не представлял бы для общества такой угрозы, какую представляют другие убийцы. Наверное, он поселился бы в уединённом месте или, используя свою «славу», попытался бы заработать денег. Но на новое убийство вряд ли бы пошёл. Гораздо большая угроза таится в тех заблудших и разочаровавшихся, которых Мэнсон притянет к себе и которые объявят его своим вождем и богом. К тому времени, когда мы с Ресслером проинтервьюировали десять или двенадцать осужденных, всем сколько-нибудь разумным наблюдателям стало очевидно, что мы на что-то наткнулись. Впервые удалось соотнести происходящее в мозгу преступника с уликами, которые он оставил на месте преступления. В 1979 году мы получили около пятидесяти заявок на психологические портреты, и инструкторы выполняли их без отрыва от основных обязанностей. На следующий год число заявок удвоилось, ещё через год их опять стало вдвое больше. Меня практически освободили от преподавания, и я целиком посвятил себя оперативной работе. И хотя, насколько мне позволяло время, выступал в Академии и на курсах подготовки агентов, для меня это стало делом побочным. Я вел практически все случаи убийств и те дела об изнасилованиях, которые не успевал брать Рой Хейзелвуд.

То, что начиналось с несанкционированного занятия, выросло в небольшое учреждение. Я получил только что образованную должность управляющего программы подготовки психологического портрета преступника и начал работать с оперативным составом, определяя первоочередность поступающих из местных полицейских управлений заявок. Однажды мне пришлось на неделю лечь в госпиталь — футбольные и боксерские травмы сделали своё дело: в носу творилось бог знает что и дышать становилось все труднее. Пришлось выпрямлять перегородку. Я лежал в палате после операции и едва мог смотреть. Но тут явился один из агентов и свалил мне на кровать двадцать дел.

С каждым посещением тюрьмы мы узнавали всё больше и больше. Но сведения, полученные в результате неофициального исследования, необходимо было должным образом организовать. Шаг вперед в этом направлении удалось сделать с помощью Роя Хейзелвуда, с которым я совместно писал статью об убийствах на сексуальной почве для бюллетеня ФБР. Хейзелвуд сотрудничал с профессором отделения психологической реабилитации школы реабилитации Пенсильванского университета и заместителем директора исследовательского отдела реабилитации Бостонского управления здравоохранения и медицинских учреждений доктором Энн Бургесс. Она была известным автором и ведущим специалистом в стране по изнасилованиям и их психологическим последствиям.

Рой привел её в Научное бихевиористическое подразделение, познакомил с Бобом и со мной и рассказал, чем мы занимаемся. На нее это произвело впечатление, и Бургесс заявила, что мы можем внести свой вклад в понимание поведения преступника таким же образом, каким ДСС («диагностический и статистический справочник психических заболеваний») помогает систематизировать психические болезни. Мы согласились работать с Энн и добились от финансируемого правительством Национального института правосудия гранта в 400 тысяч долларов. Целью поставили всесторонние интервью с тридцатью пятью — сорока заключенными и анализ полученных данных. Энн разработала вопросник на пятидесяти семи страницах, Боб занимался грантом и осуществлял связь с НИП, а я с помощью агентов на местах наезжал в тюрьмы и встречался с подопечными. Нам предстояло изложить методологию каждого преступления, описать место, где оно было совершено, порядок расследования, задокументировать поведение изучаемого субъекта до и после события. Энн разжевывала данные, а мы выписывали результаты. Предполагалось, что проект потребует от трех до четырех лет.

А между тем научный анализ личности преступника занимал своё законное место.

Логически возникает вопрос, почему осужденные головорезы соглашаются сотрудничать с агентами правоохранительных органов? Начиная проект, мы удивлялись этому сами. Но как бы то ни было, большинство из них шли на беседы с нами и делали это по многим причинам. Некоторые искренне чувствовали себя виноватыми и полагали, что сотрудничество в области психологических исследований в какой-то мере поможет загладить грех и понять самих себя. К этой категории, видимо, относился Эд Кемпер. Другие, как я уже отмечал, были полицейскими фанатами и им нравилось находиться в обществе копов или агентов ФБР. Некоторые считали, что помощь «властям» может принести пользу, хотя мы никогда ничего не обещали. Были такие, которые чувствовали себя заброшенными и одинокими, и наши визиты разгоняли их скуку. И такие, которые с радостью выплескивали на бумагу свои болезненные фантазии.

Мы выслушивали все, что они желали нам сказать, но особенно нас интересовали ответы на несколько ключевых вопросов, которые мы обозначили в напечатанной в сентябре 1980 года в Бюллетене ФБР статье, где определялись задачи и цели исследования:

1. Что толкает человека на сексуальное преступление и каковы первые тревожащие симптомы этой тяги?

2. Что способствует или препятствует проявлению агрессивности?

3. Какова должна быть реакция или образ действия жертвы, чтобы пресечь насилие?

4. В чем скрытый смысл агрессивности преступника? Прогнозы, контроль, способ лечения.

Для того чтобы наша программа приобрела какую-либо ценность, мы должны были тщательно отфильтровывать все нам рассказанное. Потому что разумный человек — а многие из наших подопечных были разумными ребятами — всегда ищет к собственной пользе слабые места в системе. По своей природе большинство серийных убийц — прекрасные притворщики. Если для их дела полезно, чтобы они оказались душевнобольными, значит, будут душевнобольными. Важно прослыть раскаивающимися и сокрушающимися — нет проблем: будут раскаивающимися и сокрушающимися. Но какая бы ни была выбрана линия поведения, все согласившиеся беседовать со мной люди походили друг на друга. Им не о чем было думать, и они думали о себе и своем злодеянии и могли рассказывать о преступлении в мельчайших деталях. В нашу задачу входило как можно больше узнать о них заранее, чтобы не сомневаться, что нам говорят правду. У преступников было достаточно времени для того, чтобы продумать альтернативный сценарий, благодаря которому можно выглядеть безвиннее и привлекательнее, нежели засвидетельствовано в отчетах.

Во время первых интервью, выслушав осуждённого, мне хотелось повернуться к Бобу Ресслеру или другому коллеге, с которым я в тот раз работал, и воскликнуть:

— Уж не засадили ли его понапрасну? Что ни спроси, у него на всё разумный ответ! Того ли парня взяли вообще?

Поэтому по возвращении в Квонтико мы перепроверяли данные и запрашивали в местных полицейских органах дела, чтобы убедиться, что не произошло ужасной судебной ошибки.

Выросший в Чикаго Боб Ресслер в свое время был потрясен и заинтригован убийством шестилетней Сюзанны Дегнан, которую выкрали прямо из Дома. Ее разрезанное на куски тело обнаружили в канализации Эванстона. Позже был задержан молодой человек по имени Уильям Хейренс, который признался в убийстве девочки и еще двух женщин в многоквартирном доме, когда, как заявил преступник, ситуация во время кражи со взломом вышла из-под его контроля. Расправившись с Франс Браун, он написал на стене ее губной помадой: «Ради Бога, поймайте меня прежде, чем я убью кого-нибудь еще. Я собой не управляю.»