– Мужчины сражались на войне, мистер Макферсон. Таков был выбор Севера и Юга.[1] Сомневаюсь, что Господь Бог имеет к этому отношение.

Он поднял брови и склонил голову набок.

– И тем не менее и те и другие считали, что воюют за святое дело. – Он махнул в ее сторону вилкой. – Я поверил этой чуши, мадам, и оставил многообещающую карьеру, чтобы присоединиться к армии северян, готовый освобождать рабов и тем самым внести свою лепту в историю. И зачем? Чего я добился? И другие тоже? Юг лежит в руинах, люди поумирали, и хуже того…

Рейчел охватил стыд. Она ведь почти ничего не знала о войне, так как в детстве ее оберегали от неприятностей, а затем жизнь у нее протекала довольно замкнуто.

– Я могу лишь сказать, Джейк, что Бог существует. Я верю в него и знаю, что он может утешить в минуты несчастья. Он дает мне мужество, когда мне его не хватает, и дает силу совершить то, что я должна, а также дарит радость, когда я вхожу в церковь и слушаю Божье слово и пою гимны. Он опустил голову.

– Это ваше право, мисс Рейчел. Я же утратил интерес к музыке в любой ее форме. К тому же не желаю, чтобы в церкви на меня глазели верующие.

– Позовите меня, когда закончите завтрак, – вежливо произнесла Рейчел и пошла к двери. На сердце у нее было тяжело – она поняла, какую боль носит в себе Джейк Макферсон.

Он поднял свою лохматую голову и бросил на нее надменный взгляд, служивший ему защитной броней.

– Можете забрать поднос – я уже закончил.

– Вы с Джейком беседовали сегодня. – Корд нарушил молчание, царившее между ними с самого утра.

– А вы подслушивали? – Рейчел сидела в повозке и не сводила глаз с дороги.

– Я пошел сказать ему “доброе утро” и на полпути услыхал, как вы разговариваете.

Рейчел закусила губу.

– Он ожесточился, Корд.

– У него есть на это основания.

– Вы тоже ожесточились?

– Немного. Легко рассуждать о войне, когда можешь ходить и быть мужчиной. Но у меня каждый день перед глазами напоминание о том, что тысячи мужчин бесцельно закончат свои дни, прикованные к постели либо к инвалидному креслу.

– Вам не кажется, что Джейк мог бы вести более полезную жизнь, чем сейчас? Если бы захотел, конечно.

– Только не надо использовать его в благотворительных целях, Рейчел. Это не для него.

У Рейчел было тяжело на душе.

– Не ваша вина, что Джейка ранили, а вы остались живым и невредимым, – сказала она, когда повозка наконец остановилась у небольшого здания церкви.

Корд спрыгнул на землю и повернулся к ней.

– Я не сражался на войне, Рейчел. Я решил остаться дома, а когда отца хватил удар, то, кроме меня, некому было работать на ранчо.

– Ваш отец умер во время войны? – шепотом спросила она, наблюдая, как Корд привязывает лошадей к стойке.

Мальчики спрыгнули с фургона и медленно подошли к ним, понимая, что у старших серьезный разговор.

– Рей, ты идешь? – несмело спросил Джей.

Она подобрала юбки и встала.

– Да, конечно.

Корд протянул ей руки, и она, нагнувшись, позволила ему спустить ее вниз. Под взглядами прихожан он отступил назад, затем учтиво предложил ей руку. Они шли впереди, а мальчики сзади.

– Джей, стряхни сено со штанин, – тихо приказал Генри младшему брату.

А Рейчел, оглянувшись, пригладила Генри вихор.

Пианино манило ее, хотя клавиши молчали под тяжелой крышкой. Но несыгранная мелодия звучала в душе Рейчел, когда она стирала пыль с инструмента и передвигала семейные фотографии, где были изображены Корд, Джейк и их родители. Оба мальчика примерно одного роста в напряженно-серьезных позах стояли за спинами родителей.

Раздался смех, и Рейчел, испугавшись, обернулась. В дверях появилась Лорена.

– В нашей гостиной есть почти такая же фотография, только на ней семь человек, – сказала она.

– Они были похожи? – спросила Рейчел, разглядывая двоих мальчиков в воскресных костюмчиках.

– Если присмотреться, то они до сих пор похожи. – Лорена с выражением нежности на лице протянула руку и едва коснулась пальцами фигурки Джейка Макферсона.

– Отец Корда был строг? – спросила Рейчел, сознавая, что любопытствует.

Лорена кивнула.

– Строг – слишком мягкое определение. С Кордом он был груб и резок – наверное, оттого, что у них похожие характеры. После смерти матери он смягчился по отношению к Джейку и послал его учиться в Нью-Йорк, так как этого хотела она. Сам Харви к музыке был равнодушен.

– Это произошло до того, как ты и он… Лорена тихонько засмеялась.

– Я любила Джейка всегда. Еще девочкой я, бывало, усаживалась под его окном и слушала, как он играет.

– А Корд? Тебе он совсем не нравился? Лорена покачала головой.

– Я с детства испытывала к нему сестринские чувства. Он приглядывал в школе за мной и сестрами.

– У меня пальцы чешутся – так хочется поиграть, – призналась Рейчел и, приподняв крышку, с благоговением смахнула пыль с клавишей.

Лорена печально улыбнулась.

– Этому дому необходима музыка. Что бы там ни говорил Джейк, от музыки ему станет легче. Но если ты будешь играть, то рискуешь навлечь на себя его гнев.

Рейчел до упора откинула крышку инструмента, забыв про пыльную тряпку.

– Поплотнее задвинь двери, когда будешь уходить, – сказала она, а в голове уже звучала знакомая мелодия.

– Зачем ты закрываешь двери, Рена? Немного сквозняка не помешает. Сегодня жуткое пекло.

Джейк быстро направил кресло к раздвижным дверям библиотеки.

– По привычке, наверное, – ответила Лорена, стелившая его постель после сна.

– Что, черт возьми, она делает? – Он бросил взгляд на Лорену, затем в коридор.

– Кажется, она в гостиной играет Баха, – осмелилась произнести Лорена.

– Она устроила мешанину из “Лунной сонаты[2]”, к которой Бах не имеет ни малейшего отношения, Рена.

У Джейка сердце готово было выскочить из груди, лицо покраснело от едва сдерживаемой ярости и возмущения.

– Джейк, не устраивай, пожалуйста, из-за этого скандал. – Лорена подошла к нему.

– Разве скандалы – это не лучшее, что у меня получается, Рена? Тебе не рассказывали про калек, превратившихся в сумасшедших?.. Черт, она неправильно сыграла эту часть! – Он склонил набок голову, продолжая прислушиваться. Музыка на минуту затихла, затем Рейчел продолжила играть все ту же мелодию. – Я же запретил ей подходить к пианино, как только она появилась в доме. Но эта дурочка считает, что справится с Бетховеном. Сомневаюсь, играла ли она когда-нибудь серенаду Шуберта! – Он катался в кресле взад и вперед по комнате. Наконец раскрыл другую дверь, и музыка зазвучала громче.

Он морщился, когда Рейчел останавливалась и спотыкалась, а потом начинала все заново. Чувства настолько сильно переполняли Джейка, что он с хриплым рыком развернул кресло в сторону коридора. Колеса резко стукнулись о двери гостиной. Он с треском раздвинул руками створки, и от этого звука Рейчел перестала играть Повернувшись на табурете, она без тени страха встретила его взгляд.

– Я неумелая, да? – со спокойной улыбкой спросила она. – Моцарт у меня лучше получается. Но почему-то я никогда не могла должным образом…

– Должным образом?! Да вы безжалостно исказили… – Рев Джейка заполнил всю комнату. Он подъехал поближе к пианино. – Если вы не в состоянии сыграть такую простую вещь…

Рейчел решительно покачала головой.

– Это совсем не простая вещь, и вам это известно, Джейк Макферсон. Бетховен писал музыку, которая выглядела незамысловатой лишь на нотной бумаге.

– Вы чересчур тяжело опускаете руку на басовые клавиши. Звук должен быть твердым, но это всего лишь основа для мелодии.

Она бросила на него вызывающий взгляд голубых глаз.

– Покажите мне. – Она встала, передвинула табурет вправо и села, положив руку на клавиши. – Покажите, Джейк. Подкатите кресло сюда и берите басовые ноты, а я буду нажимать на педаль и играть правой рукой.