Поначалу он просто не мог в это поверить. Однако после получасового наблюдения за движением «звёздных часов», все сомнения отпали. И тем не менее этого не могло быть!

Впрочем… Небесный полюс постоянно менял своё положение. Каждые двадцать семь тысяч лет полюс описывает небольшой круг в небе. Если он находится сейчас вблизи Дельты Лебедя, то по отношению к двадцатому веку… смещение почти на одну треть окружности! Но… но это означало, что «Искатель» вернулся на Землю спустя десять тысяч лет!

Сто веков? Это звучало слишком фантастично. Возможно, его сбила с толку какая-то непонятная аберрация звёздного света. А может, просто обман зрения. Невероятно, что такая пропасть времени прошла с той поры, когда он открыл люк…

Хаммонд вздрогнул от неожиданной жуткой мысли, внезапно пришедшей ему в голову. И как раньше он не додумался до этого?

Почему-то он с самого начала решил, что его сон в замороженном состоянии был непродолжительным. Больше чем о нескольких днях, максимум неделе, он и не помышлял. Но для такого поспешного вывода не было ни малейших оснований. Абсолютный холод космоса, пронзивший каждую клетку его тела, остановил течение времени. Он мог пробыть в таком состоянии сколько угодно. И год, и тысячу лет.

Стрелки звёздных часов открыли ужасающую правду — он спал около ста веков. Это объясняло и природу его на первый взгляд «чудесного» возвращения. Когда он приоткрыл люк, корабль находился за орбитой Луны и только начинал движение по огромной эллиптической орбите. Каждые триста-четыреста лет «Искатель» должен был возвращаться к Земле, попадая в область действия её гравитационного поля. И каждый раз эллипс всё больше и больше сужался. Наконец, планета сумела захватить корабль, и он перешёл на орбитальную траекторию. Войдя в верхние слои атмосферы, космолёт стал медленно разогреваться, и это тепло вывело его, Хаммонда, из состояния анабиоза.

Все эти рассуждения выглядели логичными, однако мозг Хаммонда инстинктивно сопротивлялся им. Он просто не хотел поверить в такое! Если это правда, то на Земле должны были смениться тысячи поколений. Целые страны и народы могли бесследно исчезнуть, словно песчинки, подхваченные ураганным ветром. Все люди, кого он некогда знал, давно уже умерли, и вряд ли кто-нибудь даже из учёных-историков мог помнить о Кирке Хаммонде, человеке, первым полетевшим к другой планете.

«Прощай, Джон Виллинг. И Джим Барнетт, и Лесли Крей, и та милая девушка из Кливленда…»

Хаммонд осёкся. Не было смысла продолжать этот горький поминальный список — ведь тогда ему пришлось бы перечислить имена всех людей, которых он некогда знал. Тут наверняка какая-то ошибка, должно быть иное объяснение случившемуся. Как только он достигнет берега, он сумеет найти его. И тогда вдоволь посмеётся над своими нелепыми мыслями, а старина Виллинг будет вторить ему своим басистым голосом. Надо только побыстрее достичь материка.

Хаммонд вновь стал вглядываться в сторону приближавшейся земли. Он с радостью отметил, что чёрная линия берега заметно утолщилась, поднимаясь из залитого звёздным светом дремлющего океана. Внизу виднелась белесая линия прибоя. «Э-э, да там полно скал, — с тревогой подумал он. — Выдержит ли тонкая пластиковая оболочка удар об острые края каменных глыб?»

Через час тревога Хаммонда только усилилась. Он увидел, что бурлящая прибрежная линия океана полна чёрных клыков, торчащих то там, то здесь из-под пенистых волн. Хаммонд торопливо расстегнул ремни безопасности и приготовился к тому, что придётся вплавь добираться до берега.

Но ему повезло. Волны бережно подняли белый шар, пронесли его через узкий проход в гряде иззубренных скал и мягко вынесли на широкую отмель. Хаммонд немедленно открыл люк и выпрыгнул наружу, словно опасался, что море вновь унесёт его прочь от материка. Он больно ударился коленом о небольшой камень и упал.

Хаммонд лежал ничком, прижавшись всем телом к земле, которую ещё недавно — всего десять тысяч лет назад? — и не чаял больше увидеть. Он не мог даже пошевельнуться. Долгие дни — или века? — которые ему пришлось провести сидя в кресле в тесной кабине космолёта, парализовали все мышцы. Но вот особенно высокая волна настигла его и прокатилась над ним, словно мягкий холодный каток, а затем упрямо поволокла по песку назад в море. Хаммонд в ужасе попытался подняться на ноги… и не смог. Тогда, отчаянно извиваясь, он пополз вверх по отмели, пока не достиг башнеподобных скал, длинной цепью тянувшихся вдоль береговой линии. Среди них он заметил уступы, образовывающие нечто вроде вырубленной эрозией лестницы, но подняться по ней не сумел. Даже на ноги ему удалось встать только после долгих попыток.

Опираясь дрожащей рукой о холодную поверхность скалы, он вновь взглянул в сторону Северного полюса. Увы, глаза его не обманывали, созвездия действительно заметно развернулись вокруг невидимой оси времени…

Но вскоре он забыл об этом, потому что вдали, над тёмной поверхностью моря, возникли четыре движущихся огонька. Казалось, они плясали на одном месте, словно светлячки. Это явно были летательные аппараты, но какие? Известные Хаммонду типы самолётов и вертолётов не были способны на такие невероятные манёвры.

Хаммонд решил подать знак о себе. В спасательной сфере хранилась ракетница на подобный случай, но капсулу уже смыло в море. В этот момент чьи-то сильные руки обхватили его сзади.

— Что за дьявол! — закричал Хаммонд, пытаясь обернуться.

Кто-то резко завернул ему руку за спину так, что резкая боль пронзила все тело. И всё же он исхитрился обернуться и разглядеть нападавшего.

Его держал высокий, мощно сложенный мужчина, одетый в тёмный жакет и свободные брюки. Он был выше Хаммонда больше чем на голову, волосы коротко острижены «ёжиком», верхняя часть головы закутана тюрбаном, отливающим металлическим блеском.

Но больше всего Хаммонда поразило лицо незнакомца — массивное, испещрённое шрамами, словно у бывшего боксёра. Нос непропорционально велик, губы — словно толстые оладьи, глаза тесно сдвинуты. И это странное, словно вырубленное топором, лицо было бледно-голубого цвета!

Незнакомец тем временем указал свободной рукой в сторону моря и заговорил хриплым голосом.

Хаммонд не понял ни единого слова. Этого языка он никогда не слышал. Но они находились на атлантическом побережье Северной Америки!

И тогда впервые Хаммонд поверил показаниям звёздных часов, ушедших за время его полёта на сто веков вперёд.

Туземец, казалось, был озадачен молчанием Хаммонда. Он указал пальцем на его голову, затем на свой блестящий тюрбан, а затем в сторону четырёх огоньков, мельтешащих вдали над морем.

— Врамен! Врамен! — дважды повторил он таким тоном, что Хаммонд понял — этих летающих огоньков надо опасаться.

Но почему?

Туземец вновь указал на свой мерцающий под светом звёзд тюрбан, а затем коснулся рукой лба Хаммонда.

— Врамен! — повторил он угрожающим голосом.

Хаммонд проследил за его рукой и увидел, что далёкие пляшущие огоньки разделились. Один продолжал кружиться на месте, а трое других широким веером направились в сторону берега.

Лицо туземца отразило страх и сомнение. Он явно чего-то боялся, но и не знал, что делать с пленником. Внезапно незнакомец издал громкий возглас отчаяния и потащил Хаммонда волоком к соседнему валуну, глубоко врытому во влажный песок. Хаммонд пытался сопротивляться, но куда там! Туземец затащил его под выступ в каменной глыбе, словно пытался скрыть от загадочных «враменов», затем оставил на время пленника в покое и с лихорадочной скоростью начал разматывать свой тюрбан. Воспользовавшись этим, Хаммонд осторожно выглянул из-за своего убежища.

Один из огоньков был уже близко — длинный, сигарообразный летательный аппарат, частично прозрачный и полностью лишённый крыльев. Он летел с большой скоростью на малой высоте и делал невероятно резкие движения влево-вправо, словно что-то искал среди волн.

Тем временем туземец извлёк из кармана нож и отрезал от своего тюрбана добрую половину. Хаммонд был настолько поражён этими непонятными действиями, что даже не пытался бежать. Внезапно он услышал чей-то ясный, холодный голос, звучавший, казалось, внутри его мозга.