— Вы пользуетесь случаем, чтобы женить меня. На ком?

Денис скосил глаза на соседский через дорогу домик: уж сколько лет по утрам сидит на скамеечке добрая Рита, поджидая Крупновых, чтобы вместе пойти на завод. Девушка и работала-то у мартена, кажется, лишь за тем, чтобы вызвать в Юрии удивление и обратить его внимание на себя: не боится адского пекла! Заметно блекнуть начала на лице и шее смуглая кожа южанки, девичья печаль до времени обвела синевой черные глаза. А она все еще не нашла мужа. Большего несчастья для здоровой женщины Денис не представлял, Денис испытывал к ней снисходительную жалость и чувство виноватости, будто был отцом ее и по неосмотрительности своей помешал ее счастью.

— На ком, говоришь? А Рита чем не девка? Всем взяла: статью, лицом и характером. Детишек любит, к семье нашей симпатию оказывает, — сказал Денис.

Улыбаясь, Юрий ответил:

— Удочерите ее, Риту эту, и дело с концом.

— Шутками не отстреливайся! С черного хода не находишься к ним. Совсем обрубил или как?

— Зачем такая жестокость? Порвал временно, этак лет на пятьдесят. А потом могу терпеливо слушать ее проповеди о прописной морали.

Денис, подавляя улыбку, сдвинув шляпу на брови, в раздумье покопался пальцем в седом кучерявом затылке:

— Всегда мы с матерью побаивались за тебя, а почему, сами не знаем.

— Скажу правду, отец. Несколько лет назад я оказался шляпой в отношениях с одной девчонкой… А теперь не то избаловался, не то не могу ее забыть, ту девчонку-то, но что-то мешает мне воспользоваться твоим советом. Наверное, помните Юльку Солнцеву?

— Ну, ну, сам разбирайся в своих кадрах. — Денис поправил воротник на прямой высокой шее сына. — Много вы, молодые, мудрите нынче. Жить надо, пока не дали тебе стальную невесту — винтовку. Вчера Матвей бодро говорил, а меня не проведешь, я стреляный, за тысячу верст чую: гарью пахнет.

— Как помнится, гарь-то и не выветривалась.

— Ну, кажись, пора будить Сашку. Растолкай! — Денис кивнул на беседку, обвитую диким в каплях росы виноградником.

— Еще минут десяток пусть поспит. Устает Санька. В восемнадцать-то нелегко вкалывать у мартена наравне с дядьками.

— Не неволил Сашку — сам решился. Упрямства на пятерых мужиков хватит. Растолкай! Его, демоненка, не добудишься, хоть из пушки пали.

— Эй, отрок, вставай! — Юрий заглянул в прохладный сумрак беседки. — Толкать-то некого: постель даже не помята. Не ночевал Санька.

Денис покашлял смущенно в кулак.

— Гм! Чудно. На завод пора, а он… Ведь впервой самостоятельно варить будет.

— Успокойтесь, Саша — теленок смирный, далеко но забредет.

— Все вы смирные, пока спите.

Юрий всматривался в прогал меж тополей твердыми, как из голубой гальки выточенными, глазами.

— Вон и Саня!

Нацеливаясь просмоленным носом на берег, рыбачья лодка наискось резала быстрое, в мускулистых завитках и воронках стремя. На корме, широко расставив ноги, слегка сникнув, рулил Александр. У его ног сидела, кутаясь в платок, женщина.

Денис а Юрий переглянулись, застенчиво потупились. Лодка с разгона чиркнула по песку. Юрий схватил звякнувшую цепь в то самое время, когда женщина выпрыгнула из лодки на берег, больно шаркаула его тапочкой по руке. Он успел разглядеть ее: маленькая, в спортивных ситцевых штанах, цветной платок приспущен на черные широкие брови. Быстро скрылась в кустах, оставив на песке отпечатки по-мужски больших ног.

— Куда мотался ночью? — спросил Денис.

Александр кивнул на бревна, колыхавшиеся позади лодки. Коричневым румянцем взялось его отлитое лицо. Одна штанина засучена выше колена, другая волочилась по песку. На груди, выступавшей из-под распахнутой парусиновой робы, паслись комары.

— Собачья у тебя, Саня, терпеливость: жрет поедом гнус, а ты и бровью не двинешь, — удивился Юрий.

Вымокшими, рубцеватыми пальцами Александр медленно провел по широкому щиту груди, размазал капельки крови.

— Опять бревна ловить? Хоромы, что ли, решил строить? — спросил отец.

— В доме нижние венцы подгнили. Заменять надо. Да бревна-то так, меж делом. Держите садок.

Александр нагибался к среднему отсеку лодки, заполненному водой, брал извивавшихся, скрежещущих шипами стерлядей, кидал в плетеный красноталовый садок.

— С кем промышлял? С Рэмом Солнцевым, что ли? — спросил Денис.

— С ним.

— Ушкуйники… Рыбнадзор изловит — сети изрубит.

Короткая улыбка Александра приоткрыла на мгновение множество влажных и белых, как у волка, зубов.

— Пусть сунутся… На Волге жить да рыбу не ловить?

Денис толкнул Юрия в бок, подмигивая:

— Вот тебе и теленок… Всем вам не подставляй уши — отжуете мигом.

Вдруг железные пальцы Дениса прищемили ухо меньшого.

— Перестанешь за бревнами шастать по ночам?

Александр спокойно смотрел в его глаза.

— Ну хватит, что ли, давить-то, — медленно, с расстановкой проговорил он, мотнул головой и растер ухо.

— Ну, Санька, извиняй, спасибо за улов, дядю Матвея попотчуем. Женщинам сигнал подам, рыбой пусть займутся, — сказал Денис.

Помогая брату стянуть мокрую робу, Юрий проворно связал рукавами его руки над головой.

— Развяжи, рыжий, ну пусти, — басовито гудел Александр.

— Айда в таком виде на завод, а?

Александр разорвал ворот, смял в комок робу и запустил в брата.

— Погоди, Юра, года через два я тебе загну салазки.

Надел фланелевую куртку, встал рядом с Юрием у решетчатой калитки, поджидая отца. Были они почти вровень, ухо в ухо, но Саша казался ниже, потому что был острижен под машинку.

С улыбкой поглядывая на золотистый пушок на верхней губе брата, Юрий сказал:

— Эх, Саня, я всю ночь переживал, за тебя боялся.

— Чай, не утонул я.

— Хуже, Саня, хуже: боялся, не сманила ли Марфа Холодова.

— Зачем она мне?

— Не стесняйся, брат. Жениться приспичило, признайся, я посватаю. Хочешь? — Юрий умолк. Бешеным огоньком полыхнули сузившиеся глаза Александра. — Ну ладно, Саня, я ошибся. Вона какую персиянку отыскал.

— А-а-а, да это же придурок. Понимаешь, идем с Рэмом по косе, видим, девка играет на губной гармошке. Решила белугу музыкой выманить. Мол, вынырнет белуга-дура на заре, а военный мужик из ружья трах ее по голове. Под кустом сидел. Рэм сказал ей: «Попляшите, белуга любит балет, сама в котел залезет». Обоих привезли. Военный и Рэм спрыгнули у купальни, а ей тут ближе к дому.

— Смеялась она над вами, лопухами.

Крупновы присоединились к рабочим, шедшим по мосту через речушку Алмазную — приток Волги. Любил Денис идти ранним утром вместе с сыновьями, встречая по пути знакомых — старых и молодых сталеваров, механиков, токарей.

У проходной, в стороне от потока рабочих, торопливо докуривал сигарету Рэм Солнцев, ветер раздувал пламя его красновато-медных волос. Соколка не скрывала груди и рук. Казался Рэм сплетенным из мускулов и сухожилий, как беркут.

— С Рэмом трудно работать… уж очень психовый. Жмет на пределе, того и гляди, сгорим, — сказал Александр.

— Рэм горячий, рисковый. Однако умен, самостоятельный, за отцовскую спину не прячется. А соблазн большой: отец-то секретарь горкома. Учись у Рэма, он сталь понимает.

— А вино пить тоже у него учиться?

— Ну ладно, ладно. Иди к товарищам, а то еще подумают: за спину отца-мастера прячешься. Иди!

— За твоей спиной затишка нет.

Подталкивая и тесня друг друга в проходной, они вместе с рабочими вышли на заводской двор. Гудок заглушил говор, змеиное шипение паропроводящих труб, грохот катившихся по рельсам платформ с чугунными чушками к металлическим ломом.

Рабочие ночной смены выпускали сталь. Бледные, утомленные лица выражали то блаженное состояние, которое испытывают люди, завершив тяжелую работу. В канавах розовела остывающая в изложницах сталь.

Три мартена принял Денис от сменного обер-мастера, но вниманием его завладела одна очень старая печь: вел варку стали Александр со своей комсомольской бригадой. Руководил работой Рэм Солнцев.