– Очень редко и мало.

– Почему?

– Ну, как это почему? – удивился он. – А зачем это нужно?

Лиля засмеялась.

– Ну вот, уже ерунду сказала... Действительно, зачем? Но ведь это так модно сейчас. Чуть ли не в любой современной книге герои то и дело пьют – по поводу и без всякого повода, а между выпивками совершают открытия, объясняются в любви, – ну, и все такое прочее. Но мода, как нам популярно объясняют в женских журналах, отражает требования жизни. И в данном случае, к сожалению, аналогия вполне уместна. Мне не так уж редко приходится направлять своих пациентов к психиатру – лечиться от алкоголизма.

– А Владимир пьет? – почему-то спросил он.

– Нет... Хотя однажды он мне признался, что иногда ему очень хочется напиться. Но при мне этого так ни разу и не случилось.

– Почему?

– Он говорил, что хирургам нельзя пить. Каждая рюмка в конце концов скажется.

– Железные у него принципы, – усмехнулся Александр.

– Да, он человек очень целеустремленный, – спокойно сказала Лиля.

– Почему ты ушла от него? – вдруг быстро спросил Александр.

Лиля помедлила с ответом и сдержанно сказала:

– Наверно, потому что не любила его.

– А когда выходила замуж – любила?

Она опустила голову и тихо сказала:

– Не надо об этом, Саша. Может быть, потом я расскажу тебе... Ты ведь не завтра уезжаешь?

– Нет.

– У тебя что, отпуск?

– Да.

Он хотел сказать, что в его распоряжении месяц, – а если она захочет, он сможет задержаться и дольше, – но боялся испугать ее и промолчал, потянулся к бутылке с коньяком. Лиля сказала:

– Мне – вина, пожалуйста.

И когда снова выпили, Лиля, улыбнувшись, сказала:

– Ну что, начнем с воспоминаний?

Его чуть-чуть покоробила эта прямолинейность, которой он не знал у нее раньше, и опять удивило, что она так верно поняла его, но не стала говорить об этом прямо, а внимательно посмотрела на него и начала издалека:

– Все-таки верно говорят, что профессии накладывают на людей свой отпечаток и в чем-то меняют их характер.

– Как же я изменился?

– Да в общем-то не слишком сильно... Разве что стал солидным, уверенным в себе.

– А разве раньше я был неуверенным?

– Нет, конечно. Но то была, пожалуй, не столько уверенность, сколько самоуверенность юности. Тем более что у тебя были все основания ждать от жизни немалого.

– А у тебя разве не было?

– А у меня не было.

И неожиданно просто Лиля сказала:

– Пока мы были вместе, я тоже ничего не боялась и была уверена, что и мне... выпадет доля значительная. Только не подумай, что я жалуюсь. У меня есть все основания считать себя неплохим врачом, – не потому, разумеется, что я умнее своих коллег, а просто – несколько иначе, может быть, отношусь к своей работе.

– И эта работа тоже изменила твой характер...

– Да, конечно. Когда вплотную сталкиваешься с болью, горем, страданиями и как-то вмешиваешься в это – поневоле начинаешь смотреть на жизнь несколько иначе, чем все смертные... Как-то проще, может быть, даже грубее, но в то же время и глубже. Знаешь, я довольно много читаю...

– Да, я заметил это по твоей библиотеке.

– И вот что иногда удивляет меня. Во многих книгах, – а особенно молодых писателей, – герои живут как будто в каком-то... надземном мире, что ли. Можно подумать, что они воспитывались в каких-то инкубаторах и никогда не жили в семье, не видели ни ссор, ни обид, ни болезней. А что особенно раздражает меня – как пишут о любви. Как будто это что-то... из ряда вон выходящее, настолько необыкновенное, словно и не любили до них миллионы людей. И, кстати, у меня иногда появляется ощущение, что многие люди живут так, будто мир образовался только при их появлении на свет, а до этого – ничего не было, и как умрут они – тоже ничего не будет. То есть они, конечно, знают, что и до них жизнь была и после них будет, но... не чувствуют этого, прошлое и будущее никак, в сущности, не сказываются на их сознании... Не замечал ты этого?

– Да как-то не задумывался, – признался Александр и – подумал: «А я – уж не из таких ли?»

– Да, о чем это я говорила? – спросила Лиля и засмеялась. – Я что, уже пьяная?

– Ну что ты!

– Ну, ничего, если и есть немножко, сегодня можно... А о чем я все-таки говорила?

– О необыкновенной любви.

– А, да... – Лиля вдруг поскучнела и небрежно бросила: – Да что о ней говорить... О любви, как известно, давно все сказано, как, впрочем, и о смерти и множестве других вещей, из которых состоит жизнь человеческая... Разница разве что в том, – Лиля усмехнулась, – что любовь не у всякого бывает, а вот умирать – каждому придется...

Упоминание о смерти заставило Александра спросить:

– А тебе часто приходилось видеть... как умирают?

– Немало. Как правило, это люди старые, беспомощные, и сами они порой ждут смерти как избавления. Но мы их лечим, конечно, – бесполезно и долго лечим. Но с этим еще как-то можно примириться, а вот когда умирают молодые, особенно дети, – это всегда страшно. И привыкнуть к таким смертям невозможно... Я, по крайней мере, еще не привыкла, – задумчиво добавила Лиля и, улыбнувшись, сказала: – Что-то мы на невеселую тему разговор завели. Ты ешь, а то остынет. И пей, если хочешь, я больше не буду.

– И мне не хочется.

Стали есть, перебрасываясь ничего не значащими фразами. Потом Лиля принялась убирать со стола. Александр спросил:

– Тебе помочь?

– Нет-нет, я только отнесу на кухню, а мыть буду потом. Ты покури пока.

А вернувшись, Лиля сказала слова, безмерно обрадовавшие его:

– Знаешь, иду сейчас – и как-то даже не верится, что здесь сидишь ты, куришь, ждешь меня. Я ведь часто думала, как мы встретимся... Ведь не могло быть так, чтобы мы не встретились?

– Не могло, – радостно сказал Александр.

– Ну вот и встретились, – ласковой улыбкой ответила она ему. – Я иногда думаю, как часто мы необдуманно рвем старые связи и этим как-то обкрадываем себя, свое прошлое, – а тем самым и свое будущее, потому что прошлое и будущее связаны друг с другом прочнее, чем мы думаем. Как часто мы все сводим к категориям «да – нет», словно и не существует множества промежуточных состояний...

Александр слушал ее – и удивлялся, почему он раньше не задумывался над такими простыми и очевидными вещами, и сразу вспомнил некоторые свои слова и поступки, когда нужно было бы все тщательно взвесить, обдумать, помедлить с решением – но он отрубал всякие сомнения категорическими «да» или «нет». И стало неловко, что еще полчаса назад он обвинял ее в прямолинейности. Он сказал:

– Как верно ты говоришь...

– Ну, это не бог весть как ново, – небрежно сказала Лиля, не глядя на него, и спросила: – Наш лес помнишь?

– Конечно.

– Первое время я довольно часто бывала там, все наши тропинки исходила, на все полянки поглядела...

Его и радовало, что она говорит «наш лес», «наши тропинки», и неприятно смущал ее бесстрастный тон. Лиля продолжала:

– А потом там строить начали, все перерыли, вырубили почти все деревья – хотя вполне можно было обойтись и без этого. Сейчас от леса почти ничего не осталось – стройка к самой реке подошла. Да и река совсем не та стала – грязная, даже купаться противно, рыбу всю извели. В общем, все как у людей, – со спокойной иронией сказала Лиля, – растем, ширимся, строимся, – а заодно рубим сук, на котором сидим...

И такой спокойной и уверенной в себе показалась она сейчас Александру, – в ней ничего не осталось от неловкости и скованности первых минут их встречи, – что он сказал ей:

– Какая ты стала...

И замялся, не находя подходящего слова.

– Какая? – с неприятной для него небрежностью осведомилась Лиля.

– Ну... действительно очень независимая...

Она засмеялась легким, снисходительно-ласковым смехом.

– Ты так сказал, что можно подумать – тебе не нравится это.

– Нет, конечно... – торопливо стал оправдываться он, но Лиля спокойно остановила его: