Не будем строить далеко идущих прогнозов. Ясно одно – мы приближаемся к еще одному крупному сдвигу в познании природы человека. И в наших силах воспользоваться им разумно.

Теперь, когда мы бегло коснулись физиологической стороны проблемы памяти, попробуем оценить ее психологический аспект.

«Возможности нашего познания безграничны, как безгранично то, что мы должны познать». Это замечание Эйнштейна кажется парадоксальным. Действительно, ни одно хранилище информации (имеющее конечный объем) не может бесконечно заполняться все новыми и новыми сведениями. Мозг – система, имеющая конечные, причем сравнительно небольшие размеры. И все-таки ученые твердо убеждены в том, что нет человека в мире, который полностью заполнил бы все «хранилища» своей памяти. Заметим тут же: память человека – не грифельная доска, которую можно вытереть и написать новый текст, взамен ненужного. Человек, как считают некоторые исследователи, ничего не забывает. А провалы в памяти объясняются просто трудностями воспроизведения. Здесь уместно сравнение с малопопулярной книгой в большой библиотеке, когда каталог утерян – книга есть, но найти ее трудно.

Так как же тогда безграничный поток информации о безграничном мире не переполняет сознание человека? Дело в том, что на пути между внешними явлениями и памятью стоят наши органы чувств – звуковые, зрительные, вкусовые и другие анализаторы. Они обладают чрезвычайно малой пропускной способностью по сравнению с емкостью памяти. Тут можно провести аналогию, конечно, очень грубую, с цистерной, заполняемой водой через тончайшую капилярную трубу. В этом случае, очевидно, цистерна разрушится от коррозии раньше, нежели удастся ее наполнить.

Попробовать расширить каналы информации? В принципе это возможно. Очевидно, когда-нибудь люди научатся передавать сведения непосредственно клеткам мозга, минуя известные нам органы чувств.

Но имеет ли это смысл?

Безусловно, – говорят одни ученые. Ведь это обогатит человека массой новых сведений.

Вряд ли это будет полезно, – возражают другие. Представьте себе, что мы научились заполнять память человека полностью. Наверное он станет очень эрудированным. Но он станет эрудированным... идиотом: запомнить лицо нового знакомого, адрес дома, простейшие газетные сведения для него окажется невозможным, память заполнена полностью.

Спор этот пока еще имеет несколько абстрактный характер – влиять на память практически не умеют ни те, ни другие. Но хотят научиться.

...Так к чему же мы пришли в своих длительных и трудных путешествиях по проблеме предвидения, по сопредельным ей физиологическим и психологическим областям?

Думается, нам удалось показать, что предвидение существует. Более того, без него невозможно существование живого, не говоря уже о духовной жизни.

Но ведь это же утверждают и суеверия!

Так, да не так. Суеверие лишает человека человеческого, передавая дар предвидения неким высшим силам, делая человека рабом этих сил.

Между тем дело обстоит как раз наоборот. Именно предвидение, присущее любому организму, позволяет человеку жить и творить, мыслить и созидать. Именно предвидение определяет его физиологические и интеллектуальные акты. Ибо человек есть творение природы, а не бога, творение, стоящее на вершине гигантской лестницы эволюции живых организмов.

В заключение хочется вспомнить еще одну мысль И. П. Павлова: «...Организм есть саморегулирующаяся система (точнее, машина), в высшей степени саморегулирующаяся система, которая сама себя поддерживает... сама себя уравновешивает и даже сама себя совершенствует».

Как видим, в этой формуле, под которой и сейчас подпишется любой материалист, нет места для «мистических сил». Старая пословица: «Человек предполагает, а бог располагает», – отжила свое. Человек и предполагает и располагает. Это ему по силам. И потому в заключение опять приведем слова Н. Винера: «Поскольку я настаивал на том, что вопросы творческой активности следует рассматривать в их единстве, под общим названием, не разделяя их на отдельные части, относящиеся к Творцу, человеку и машине, я не думаю, что превысил пределы авторской свободы, назвав эту книгу «Творец и робот: корпорация».

...Совершив длинное путешествие по загадочному миру науки, познакомившись с достижениями кибернетики и биологии, космогонии и психологии – к чему же мы пришли? Академик П. К. Анохин, заканчивая фундаментальную монографию об условном рефлексе, писал, что мы «...находимся на пороге серьезных перемен в наших представлениях как о биологической природе условного рефлекса, так и о его ведущих нейрофизиологических механизмах».

Это в полной мере относится и к предмету нашего разговора. Здесь лишь можно добавить, что мы стоим на пороге серьезных перемен в оценке перспектив взаимовлияния кибернетики и биологии, мира живого и мира машин.

ОПЫТ ТЕЛЕГРАФНОГО МЫШЛЕНИЯ

Можно научиться «телеграфно» излагать мысль – это непривычно, но при известной тренировке вполне доступно. Значительно труднее научиться «телеграфно» мыслить. Процесс размышления по сути своей предполагает многосторонний анализ проблемы, сопоставление различных тезисов, формирование заключений.

На все это нужно время. Между тем сейчас наука развивается такими темпами, что на осмысление результатов ее развития времени часто не остается: гигантский поток новой информации буквально смывает незавершенную конструкцию новой концепции.

Остается одно – научиться мыслить телеграфно. Оперативно и четко корректировать концепцию в зависимости от новой информации.

Автор хочет предложить вниманию читателя один такой опыт. К этой попытке он просит отнестись как к мероприятию сугубо экспериментальному, но необходимому: дело в том, что пока писалась книжка, пока она готовилась в набор, наука, о которой идет речь, шагнула вперед. И хотя у автора нет никакой информации, требующей изменения концепции книги, тем не менее новые факты и тенденции сделали необходимым появление этой главы. Автор рассматривает ее как опыт (удачный или неудачный – покажет время) телеграфного стиля осмысления новой информации.

Итак, что же нового?

«Мы живем в мире, границы которого определены возможностями наших органов чувств, и на протяжении столетий мы полагали, что этот мир – единственный», – писал недавно уважаемый толстый литературный журнал, рецензируя книгу И. Литинецкого «На пути к бионике».

Дальше следует вывод: по мере того, как человек будет узнавать что-то, выходящее за рамки непосредственных восприятий его органов чувств, мир будет представляться ему иным. Точнее – будет возникать новый мир.

В одном мгновенье видеть вечность доступно поэтам. Ну, а уловить «шепот волны», которая короче диаметра атома водорода? Воспринимать форму и объем запаха? Разглядеть оттенки невидимого ультрафиолета?

«Я часто думаю, где пролегает скрытая граница понимания между человеком и животным... – писал Рабиндранат Тагор. – Через какой первоначальный рай на утре древних дней пролегла тропинка, по которой их сердца ходили навещать друг друга? Их следы на тропинке еще не стерлись, хотя давно уже забыты родственные связи. Иногда в какой-то музыке без слов пронесется темное воспоминание, и животное глядит тогда человеку в лицо с нежной верой, и человек глядит в лицо животному с растроганной любовью. Как будто сошлись два друга в масках и смутно узнают друг друга под личиной».

Уолт Уитмен: «...Малейший сустав моих пальцев посрамляет всякую машину».

Эти красивые поэтические цитаты обнаружены автором в техническом издании. Таким образом, крепнет и углубляется нерасторжимая связь понятий человек–природа–«вторая природа». Эта связь все в большей степени определяет склад мышления – мир, воспринимаемый нашими органами чувств, не единственный из существующих миров. Определяет она и направление поиска других миров.