— Надо запастись провиантом, — не вдаваясь в объяснения, ответил Долф. — Вы хотите, чтобы дети пришли в Ломбардию здоровыми и невредимыми? Значит, вам не безразлично, если тысячи и тысячи навсегда останутся на этих горных дорогах.

Когда Николас, всегда державший сторону Ансельма, привычно забубнил что-то о провидении всевышнего, Долф вышел из себя:

— Замолчи, глупец! Что ты видел в жизни, кроме овец да пастбищ? Я знаю эти горы и знаю, что ожидает нас здесь.

Он занялся делами. Ему, как обычно, помогал Леонардо и все его друзья. Времени прохлаждаться не было.

Тяжелый труд отнимал все силы.

Ребята устроили лагерь на обширной поляне, окаймлявшей кристально чистое озеро. Долф отправил туда Петера и других рыбаков с неводами.

— Ловите все, что есть в озере! — крикнул он вдогонку. — Выбрасывайте только самую никудышную мелочь, поменьше пальца длиной. От нее все равно проку нет.

Лагерь тем временем приобрел вид настоящей коптильни. Черный, как сажа, дым от костров, в которые подбрасывали смолистые поленья, курился низко над головами. Девочки почистили не одну сотню фунтов рыбы, выловленной в озере, и теперь коптили ее, нанизывая на длинные тонкие шесты. Мясо, добытое охотниками, резали на куски, а затем так же сушили и вялили, а из отходов и обрезков варили крепчайший бульон. Три дня подряд ребята кормились одним только жирным, наваристым супом.

К вящему недовольству поселян, не гнушались ребята и набегами на крестьянские дворы. На полях вовсю колосился урожай, И дон Тадеуш решил взять на себя посредническую миссию. Прихватив с собой пятьдесят человек из охраны, он обходил крестьянские хутора и господские замки. Молва о несметном детском воинстве, направляющемся в Иерусалим, и о чудесах, сопутствующих маленьким крестоносцам, уже достигла баварских селений, и местные жители уступали путникам часть урожая, движимые скорее суеверным страхом, нежели человеколюбием.

В лагере скапливались мешки, наполненные рожью, ячменем, просом. Зерно дробили, перемалывали самым примитивным образом и пекли из него сухие жесткие хлебцы, тысячами откладывая их на дорогу. Запасы провизии быстро пополнялись, и Долф опасался лишь, как бы они не испортились до срока.

Между тем в стане юных крестоносцев разыгрывались подлинные маленькие драмы, такие, например, как та, что произошла с Гретой и ее братишкой. Грета, одиннадцатилетняя девочка, болезненная и худая, как щепка, не отпускала ни на шаг от себя трехлетнего карапуза. Наткнувшись на эту парочку во время одной из проверок, которые он учинял в лагере ежедневно, Долф обомлел. Он уже знал, что в поход увязалось множество детей шести и семи лет, но такую кроху видел впервые. Как она оказалась здесь?

Малыш и ходить-то еще как следует не мог. Долф разговорился с девочкой, и вот что он узнал.

Грета шла с ними из Страсбурга. В этом не было ничего особенного: на всем пути к маленьким крестоносцам присоединялось множество ребят, которых увлекала за собой легенда о Белокаменном Городе. Грета была сиротой. Уже год она скиталась по улицам Страсбурга. Никому не нужная, не имея крыши над головой, она жила подаянием да мелкими кражами, которыми иной раз удавалось прокормить себя и братишку. В один прекрасный день, словно спасительное чудо, у городских ворот появилось шествие детей-крестоносцев. Сжалившись над ними, горожане понесли в лагерь еду, одежду. Измученная, голодная девочка отважилась пробраться в лагерь. Походная жизнь детей показалась ей верхом довольства, и она вместе с братом так и осталась там.

Многое в рассказе Греты показалось Долфу знакомым — точно так же бедствовала и Марике.

— А твой братик? — вырвалось у него. — Он еще мал для таких переходов.

— Да он и не тяжелый вовсе, — робко отозвалась девочка.

Так вот оно что! Она тащила малыша на руках от самого Страсбурга. Он почувствовал, как слезы подступают к горлу.

Долф поручил девочку заботам Марике, а сам рассказал об этом отцу Тадеушу, который посоветовал ему найти двум сиротам пристанище в какой-нибудь бездетной крестьянской семье.

— Пусть им суждена доля крепостных, — сказал он Долфу, — зато они останутся живы.

А вот что приключилось с маленьким Тиссом. Как-то Долф приметил зареванного мальчишку, которого тщетно пытались успокоить девочки постарше. Сколько ему? От силы лет семь, у него как раз выпали два передних зуба.

Во времена Долфа он был бы вполне благополучным первоклашкой, а тут — крестоносец, испытывающий все тяготы долгого пути наравне со старшими. Тисс рыдал так, что сердце разрывалось. Девочки беспомощно смотрели на Долфа: неужели не поможет?

— Что случилось? — спросил Долф, опускаясь на колени рядом с заплаканным малышом.

Слов почти нельзя было разобрать из-за судорожных всхлипываний, но кое-что Долф все же понял. Большие мальчишки в шутку напугали его:

— Видишь вон те горы? Мы скоро поднимемся туда. В горах живут во-о-от такие медведи, они растерзают тебя на клочки.

— Что за мальчишки? — сурово допытывался Долф. — Я накажу их.

Малыш затих и взглянул Долфу в лицо. Замурзанная мордашка, взъерошенные волосы, влажные дорожки непросохших слез придавали ему необычайно трогательный вид.

— А медведи как же? — напомнил он.

Его вопросу нельзя было отказать в железной детской логике. Действительно, наказать злых мальчишек будет справедливо, но как все-таки защитить его, маленького Тисса, от страшных медведей?

Долф вздохнул и осекся на полуслове. Дикие звери здесь, к сожалению, реальность, от которой не так-то просто отмахнуться. К тому же он чувствовал, что панический страх Тисса передается и девочкам. Как разрядить обстановку? Он беспомощно огляделся вокруг и заметил Леонардо.

— Поди сюда.

— В чем дело?

Леонардо вопросительно посматривал на кучку детей, как всегда опираясь на свою дубинку.

— Беда какая? — спросил он.

— Леонардо, дружище, повтори этим ребятам то, что ты сказал в палатке Николаса, помнишь, в тот вечер, когда мы решили выбрать дорогу на Бреннер.

— А что я такого сказал?

— Про медведей…

— Ах, это! — засмеялся Леонардо.

Он погладил свою мощную дубинку и, постукивая ею по земле, понизил голос до шепота:

— С таким надежным другом мне никакой медведь не страшен.

Это произвело сильнейшее впечатление на перепуганных ребят. Они посматривали то на дубинку, то на ее владельца, такого сильного и крепкого. Спокойное лицо, уверенный взгляд… Наконец-то все вздохнули с облегчением.

— А уж если медведь и подберется ко мне, — продолжал Леонардо все тем же угрожающе тихим голосом, — я его так тресну дубинкой по башке — бум! — что он сразу отлетит. Готовенький! И роскошная шкура вместе с головой сгодится на плащ, Тисс. В плаще из медвежьей шкуры ты будешь красоваться у стен Белокаменного Города, словно настоящий король.

Маленький Тисс просиял сквозь слезы и замахал короткими ручонками, раскачиваясь из стороны в сторону:

— У-у-у, вот идет страшный медведь! Мы убьем тебя, противный зверь!

— Именно так мы и поступим, — подтвердил Леонардо.

Тисс засеменил в сторону с криком:

— У-у-у, я медведь, огромный страшный медведь! Я вас всех съем!

В мечтах он уже бился с сарацинами [8], закутанный в королевскую мантию из медвежьей шкуры.

Франк вместе со своей сотней кожевников работал не покладая рук, с таким рвением, какого никогда прежде не проявлял в мастерской своего отца. Хлебный нож из нержавеющей стали, случайно захваченный Долфом, оказался незаменимым инструментом для разделки кож.

Теперь у рыбаков, по многу часов проводивших в воде, были коротенькие сапожки из оленьей кожи, по которым сразу можно было отличить ребят из команды Петера, обстоятельство, которым они очень гордились. А тем временем изготовленные на фабрике двадцатого века ботинки Долфа с прочными подошвами из искусственной кожи понемногу снашивались. Пожалуй, и ему придется привыкать к башмакам из заячьих шкурок. Шерсть, которую настригли с овец, превратилась в пряжу, и ее хватило ровно на тридцать теплых пушистых накидок. Одна из таких накидок досталась Марике.