Держа его на вытянутой руке, отворачиваясь и дыша ртом, я спустился на лифте вниз и пошел к мусорному контейнеру. Во дворе никого не было, но мне казалось, что за мной наблюдают. Наверно, теперь мне всегда будет казаться, что двор-колодец сжимается, надеясь раздавить меня, а окна, похожие на мутные, ничего не выражающие глаза, таращатся с четырех сторон.

Что-то зашуршало за спиной. Я резко обернулся, просыпав мусор. Из-за контейнера выглянула острая крысиная морда. Топнул ногой - морда исчезла. Мартин, это паранойя. Или ты думаешь, что пучеглазый все-таки охотится за тобой?

А почему, собственно, нет?

Понял, что сглупил, оставив в живых свидетеля, и ищет теперь. И у Макдоналдса он не зря оказался.

Ты хоть сам понимаешь, какую чушь несешь? Ты только вчера прилетел, откуда он об этом узнал? Если он действительно был знаком с родителями, то не мог не знать, что мы живем за границей. Стало быть, если я остался жив, то должен был увезти тела на родину.

Стоп! А если он как-то узнал, что мама не умерла? Ну, мало ли как. Тогда ничего удивительного нет в том, что он ищет меня здесь. И не где-то, а именно в бабушкиной квартире. И не он ли звонил, чтобы убедиться, действительно ли я там?

По спине побежали крупные мурашки. Резко перевернув ведро над контейнером, я поспешил к парадному. Вбежал в лифт, нажал кнопку третьего этажа и только тут вспомнил, что по дурацкой пражской привычке не закрыл дверь квартиры. Там мы жили в старом доме без мусоропровода и тоже выносили пакеты с мусором во двор. Частенько я выбегал с пакетом в одних шортах и майке, едва прикрыв дверь – минутное ведь дело. Да и внизу подъезд закрывался на ключ.

Выйдя из лифта, я подошел на цыпочках к двери. Хотя это просто глупо – лифт дребезжал так, что не услышать его мог только глухой. Дверь оказалось приоткрытой, хотя я точно помнил, что закрыл ее, пусть и не на ключ. Впрочем, она могла открыться и сама, замок-то ведь был без язычка, который может коварно защелкнуться и оставить тебя куковать на лестнице.

Однако в квартире определенно кто-то был: на кухне что-то шуршало. Я лихорадочно соображал, что делать. Влететь, броситься - как на тех парней, напавших на Женю, оглушить ведром. Или… Или выйти потихонечку, бегом вниз по лестнице – и в милицию.

Меня передернуло. Да, пан Кабичек, а ведь вы просто трус. И не надо этих «я не мог пошевелиться, был как во сне». Все просто. Я элементарно струсил. Испугался выродка на голову ниже и килограммов на двадцать легче. Только потому, что он был с ножом.

По спине побежала струйка пота. Я стиснул челюсти так, что внутри что-то противно хрустнуло. Сжал ведро покрепче, сделал шаг…

Из кухни мне навстречу вышел, осторожно переступая, кот. Большой пушистый котище, угольно-черный, только под ушами менее густая шерсть казалась темно-бурой, как у медведя-гризли. Увидев меня, он остановился, сел и уставился прямо мне в глаза своими – огромными, желтовато-зелеными.

- Ты откуда взялся? – спросил я.

Кот с досадой мотнул башкой: мол, что пристаешь с глупостями, лучше накорми.

- Ну, пойдем.

Я вошел в кухню, поставил ведро на место и достал из холодильника банку с остатками тушенки. Кот деликатно остановился на пороге и по-прежнему смотрел на меня, не мигая. Вывалив тушенку в блюдце, я поставил его на пол. Подумав немного, кот принялся за еду. Он ел очень аккуратно, не жадничая и не торопясь. Закончив, попил воды из банки, которую я поставил рядом с блюдцем, и начал вылизываться. Потом осмотрелся и свернулся клубочком под табуреткой в прихожей.

- Ты что, решил остаться здесь жить?

Я присел перед ним и осторожно почесал за ухом. Кот запел-замурчал, блаженно щурясь.

В детстве я каждый год просил Деда Мороза и святого Микулаша, в которых свято верил, подарить мне котенка или щенка. Но мне говорили, что это невозможно, потому что у папы аллергия на шерсть. Я не совсем понимал, что это такое, но все равно просил. Поскольку был уверен, что раз Дед Мороз и святой Микулаш могут дарить всем подарки, то и папу от аллергии тоже могут вылечить.

Да, похоже, у них обоих было чересчур много заказов, раз котик появился у меня только сейчас. Когда он мне совсем ни к чему. Что я буду с ним делать? Ну ладно, пока я здесь, он может пожить со мной, а когда уеду?

Я повнимательнее посмотрел на своего гостя. Да, именно такой, как мне хотелось. Не персидский или сиамский, а самый обыкновенный черный кот. Вполне дворовый. Правда, выглядел он слишком чистым и домашним. Явно удрал от кого-то. Надо бы поискать хозяев.

На мой звонок к соседям дверь снова приоткрылась на ширину цепочки, над которой появился все тот же острый нос Анны Васильевны.

- Не знаете, от кого ко мне мог кот зайти? – спросил я. – Черный такой, мохнатый.

- Откуда мне знать, - фыркнула она и захлопнула дверь.

Ходить по квартирам в поисках хозяина кота мне не слишком улыбалось, поэтому я написал на листке бумаги объявление и повесил на двери парадного.

Вернувшись в квартиру, я еще немного погладил кота, дремавшего все там же, под табуреткой, и сел перед телефоном. Начать решил с того номера, фамилия хозяина или хозяйки которого – Булыга - совпадала с той, что была на открытке. Но трубку никто так и не взял, по второму номеру мне ответили, что Кольцовы давно переехали, а куда – неизвестно. С третьим повезло немногим больше первых двух. Семья Карченко действительно жила в этой квартире, но женщина по имени Марина, бабушка девушки, которая сняла трубку, умерла шесть лет назад. Никто другой из семьи мою бабушку не знал – девушка специально отошла, чтобы спросить об этом своих родителей.

Итак, моя первая попытка закончилась ничем. Конечно, оставалась еще небольшая надежда на тот номер, который не отвечал, но слишком уж мизерная.

В который уже раз я позвонил Жене и Саше. По-прежнему недоступно. В голову полезли тревожные мысли: а что, если скинхеды все-таки нашли их? Я решил, что если не дозвонюсь сегодня, завтра сам поеду к Саше домой.

И тут меня словно подбросило.

Занявшись котом, я совсем забыл, что маме может грозить опасность. Ну просто прекрасный сын! Определенно, я ненавидел себя все больше и больше.

Номер следователя долго был занят. Наконец мне удалось прорваться сквозь морзянку коротких гудков. На мои сбивчивые опасения следователь буркнул, что в реанимацию и мышь не проскочит, а потом… Потом видно будет. Успокоил, называется.

24.

Мне просто до зарезу надо было найти бабушкиных подруг и родственников. Ведь были же они на похоронах. Но как найти их без записной книжки, не зная ни имен, ни фамилий, я не представлял.

Оставалась, правда, маленькая надежда, что книжка у соседей. Ведь это они обзванивали всех. И нам, в том числе, звонили. Мало ли, могли просто забыть вернуть на место – все равно хозяйке уже не нужно.

Снова идти к соседке не хотелось. Я решил подождать, пока не придет с работы Борис Антонович. С ним все-таки можно было общаться без сильного напряжения – в отличие от его супруги.

Меня все больше занимала эта таинственная Настя. Всего-то два крошечных фактика. Постскриптум из письма неведомого Юры (на этом конверте не было обратного адреса) и буква Н. в подписи на обрывке записки. Впрочем, кто сказал, что Н. – это Настя? Да и вообще, мало ли какую Настю мог видеть на улице этот Юра. Если бы это имело хоть какое-то значение, мама не оставила бы это письмо. Или… Или просто не заметила?

Время шло слишком медленно. Я не знал, чем заняться. Теперь в этом городе у меня было только два дела: ждать маминого выздоровления (мысли о плохом я старательно гнал от себя) и попытаться узнать тайну прошлого моих родителей. Найти убийцу? Хорошо бы, конечно, но… вряд ли это будет возможно, если я не узнаю, что произошло между ним и родителями двадцать лет назад. Впрочем, была еще и Женя. Странная, необычная, милая Женя, о которой я не мог не думать. И о которой с каждым часом, с каждым неудачным звонком беспокоился все больше и больше.