- Ты думаешь, магия определяет меня так же, как ты позволяешь ей определять себя. Но я больше, чем просто пророчество. Я не только Сосуд, хочешь ты это признать или нет. Поэтому я сделаю то, что должна, а потом вернусь в свой мир. Тебе никогда больше не придётся выбирать между нами, Люк. Это даже не будет обсуждаться.

- Мышонок...

Я не хотела слышать его ответ.

Я, дрожа от холода, постучала в дверь, дождь стекал у меня по шеи. Я услышала шаги Колина по полу, шорох цепи, а потом дверь открылась. Я сделала шаг в тепло и свет, покидая холод. Колин втянул меня во внутрь, захлопнул дверь ногой, оставляя Люка снаружи.

- Привет, - глуповато сказала я.

- Привет, - он довёл меня до лампы и начал разглядывать в желтоватом свете. - Ты вернулась.

Я протиснулась мимо него, оставляя позади куртку, шарф и перчатки, как след из хлебных крошек. На буфете стояла знакомая зелёная бутылка Джеймсона, а толстый стакан мотеля всё ещё примерно на сантиметр был наполнен виски.

- Мо?

Я негнущимися руками добавила ещё примерно два. Прежде чем Колин успел пересечь комнату и отобрать мою добычу, я осушила половину и почувствовала, как огонь пронёсся по горлу и груди.

- Что, чёрт возьми, случилось?

Он вырвал у меня стакан.

- Ничего. Всё. Я облажалась.

У меня потекли слёзы. Было сложно сказать из-за чего, из-за виски или из-за признания, но это и не имело значения.

- Отдай мне мой напиток.

- Вообще-то, но был мой.

- Не важно.

Я развернулась и схватила другой стакан.

- Расслабься, - очень осторожно он забрал у меня бутылку и поставил на стол. - Ты ранена?

Я плюхнулась на стул за письменным столом.

- Больше нет.

- Люк тебя вылечил.

Он вылечил меня и опять сокрушил сверху донизу. Я задавалась вопросом, можно ли человека излечивать только какое-то ограниченное число раз? Что в какой-то момент он достигает пункта, когда состоит скорее из трещин и осколков, чем из целого куска, и что тогда с ним произойдёт?

- Я в порядке.

- Конечно. Ты хочешь об этом поговорить?

- Нисколечко.

Он отпил глоток виски.

- Всё закончилось? Ты с ними разобралась?

- Я никогда с ними не разберусь. Если наступит третья мировая война, единственное, что останется на этой планете, это тараканы и твинки - и Дуги, говорящие мне, что я должна спасти чёртов мир!

Его глаза потемнели, наполнившись тревогой, но он позволил мне продолжать.

- А как тебе это удаётся? - спросила я. - Как ты можешь выносить тот факт, что проведёшь всю свою жизнь, привязанный к чему-то... к кому-то, даже если совсем этого не хочешь? Разве тебя это не бесит? И ты никогда не захочешь иметь собственную жизнь?

- Это моя жизнь. Я принял решение, которое привело меня сюда. Теперь делаю лучшее из того, что у меня есть. Однако это не мешает мне иногда хотеть большего, - он поворачивал стакан в руке, разглядывая янтарную жидкость, как будто она знала ответ. - Значит Дуги не отпускают тебя?

- Я нужна им. А у них в руках все преимущества.

Понимание промелькнуло, словно тень, на его лице. Без слов он протянул мне стакан.

- Итак, - сказала я, после того, как виски ударил в кровь и придал мне мужества. - У нас был уговор.

- Неужели?

Он сел на край кровати, упёршись локтями в колени, и для случайного наблюдателя выглядел расслабленным.

- Я пообещала тебе вернуться. И вот, - я встала и энергично покружилась, как будто представляя саму себя, - я здесь.

Уголки его губ дёрнулись.

- Понимаю.

И он действительно понимал. У него был этот неторопливый, голодный взгляд, который смёл более основательно все мои секреты и защитные валы, чем алкоголь. Я медленно прошла через комнату и села на кровать напротив него.

- Пришло время платить по счетам.

- Ты ведь вовсе не хочешь оставаться здесь, - сказал он. - Ты уже целую вечность собираешься уехать в Нью-Йорк.

- А если я останусь, - настаивала я, - что тогда случиться?

- Зависит от того, - он прикоснулся к краю моего пуловера.

- От чего?

- От того, будешь ли ты и дальше вешаться мне на шею.

Я ударила его по плечу, и он поднял взгляд. Его глаза были полны смеха и желания.

- Знаешь, я ведь не святой.

- Я так рада это слышать.

Я наклонилась вперёд и пылко его поцеловала. Его руки судорожно обняли меня за талию, и я погрузилась в восхитительно знакомое чувство, в то время, как вкус виски смешался на моём языке со вкусом Колина.

Когда мы оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, я сказала так рассудительно, как могла:

- Я не вешалась к тебе на шею.

Он откинулся назад, пытаясь подавить смех.

- Ты зашла, выпила два стакана виски, предложила остаться в Чикаго и поцеловала меня. Как же ещё я должен это толковать?

Это был риторический вопрос, но я не могла по другому и про себя ответила на него. Колин был надёжным и сильным, и я так сильно хотела его, что это съедало меня изнутри. Но я сделала именно то, что он описал: я, обиженная и рассерженная, зашла в комнату и захотела чего-то, что заставило бы исчезнуть боль.

- Не то, чтобы я из-за этого жаловался, - сказал он, проводя рукой от шеи до кончиков моих пальцев, а потом осторожно поцеловал.

- А стоило бы.

Он посмотрел на меня.

- Действительно стоит?

- Дело вот в чём, - сказала я. - Сейчас у меня крутиться в голове разное, и многое из этого ужасно. Я думаю, что, если мы займёмся любовью, ты смог бы заставить исчезнуть весь этот ужас, - он хотел ответить, но я приставила палец к его губам. - Но я не хочу смешивать это, потому что позже, всё плохое будет ещё здесь. И не имеет значение, чем мы займёмся... думаю, я не смогу отделить эти вещи друг от друга.

- Ты подумала, что нам нужно заняться любовью.

- Но теперь я так больше не думаю, - объяснила я.

Он скрестил руки за головой и уставился на акустический потолок. Я притянула колени к груди и стала ждать.

- Я размышляю о тебе, - сказал он. - О нас. Я всё ещё ищу способ, как сделать всё возможным, но это сложно. Намного сложнее, чем ты осознаёшь.

Он имел ввиду Тесс. Мне чем-то нужно было занять руки, и я начала обводить рисунок на покрывале, в то время, как он продолжил:

- Мне бы хотелось переспать с тобой, без всяких серьёзных отношений, но я не могу. Ты важна для меня. Я не хочу, чтобы ты относилась к этому легко или переспала со мной только потому, что злишься или чувствуешь себя неуверенно. Не хочу, чтобы оставалось место для сожаления.

Я покраснела. Он ведь не дурак. Уже когда я зашла в комнату, он знал, что что-то не так.

- Мне жаль.

- Не нужно жалеть. Я бы с удовольствием стал тем, кто позаботится обо всём и всё исправит. Но не таким способом. По крайней мере не сегодня ночью, - он переплёл свои пальцы с моими. - Скажи, что мне сделать, чтобы всё снова стало хорошо?

Я вытянулась рядом с ним, положила голову на его грудь и вздохнула, когда он обнял меня.

- Это уже почти идеально.

Пронзительный звонок разбудил меня несколько часов спустя. Я только успела поднять голову, а Колин уже перекатился через меня, чтобы взять свой телефон, он приставил палец к губам.

Часы высвечивали ярко-красным 3:30 утра, а через уродливые занавески с цветочным узором ещё не проникало света. Колин сел, а я обернулась вокруг него, пытаясь сохранить его тепло. Он осторожно отодвинулся и покачал головой. Я прислушалась к разговору, но по его односложным ответам ничего нельзя было понять.

В конце концов он положил трубку и отбросил телефон в сторону. В темноте я видела только силуэт его спины - повисшие плечи, опущенную голову - и залезла под одеяло, как будто могла спрятаться от того, что он сейчас скажет.

- Нужно возвращаться домой, - объяснил он.

Когда он включил настенную лампу, выражение его лица так напугало меня, что к горлу подступила знакомая тошнота. Это было такое выражение, какое люди принимают, когда собираются расколоть твою жизнь на «до» и «после». Я ненавидела это выражение.