Беспорочно черный опал мерцал под его руками.

— Ты лжешь!

— Но я… а как я могу… если он начал волочиться за моей… — Свидетельство Камня было бесспорным, а ложь Даллена — очевидной, как его отчаяние, но он все еще не сдавался, и это было страшно. Зачем, зачем, почему он это делает, почему продолжает лгать?

— Ты лжешь! — перебил его Дэррит прежде, чем Даллен выдаст очередную порцию вранья. — Это бесполезно. Сколько бы уверток ты ни измыслил. Камень их изобличит. Ты можешь врать сколько угодно, но стоит ли тянуть время, противясь неизбежному? Прекрати лгать и говори правду.

— Но я не должен, я не могу сказать правду! — невольно воскликнул Даллен.

Мрак исчез, словно его никогда и не было в глубине Камня. В белом сиянии опала кувыркалась маленькая радуга.

— Ты не лжешь, — сухо заметил Дэррит. — Но это ничего не меняет. Какой бы правда ни была, сказать ее придется. Какими бы низкими ни были побуждения, толкнувшие тебя на убийство, их придется назвать.

Не могу… не должен…

На всем свете не было больше ничего, кроме Камня Истины под руками Даллена.., а еще догадки — дикой, невозможной, немыслимой.

— За что и почему ты убил Поющего Анхейна? — повторил Дэррит.

Правда, которую невозможно сказать… которую нельзя говорить… нельзя говорить — и нэллех выплюнут наземь… испив нэллеха, не почувствуешь даже каленого железа — да зато начнешь говорить… почти все под нэллехом начинают судорожно выбалтывать все, что лежит на душе, — самое заветное, самое запретное… запретное, то, чего нельзя говорить…

— Мастер… — судорожно выдавил из себя Тэйглан. — Ты задал неправильный вопрос.

Нэллех в придорожной пыли… и упорное нежелание Даллена засыпать прежде, чем уснут все вокруг… бессмысленное самоистязание… не такое, выходит, и бессмысленное — ведь и во сне, случается, разговаривают…

— Тебе виднее, Младший, — помолчав, кивнул Мастер Дэррит. — Ты привез его сюда и был при нем неотлучно. Если ты знаешь правильный вопрос — спрашивай.

Дэррит посторонился на шаг, уступая Тэйглану место напротив пленника.

Даллен уже успел за эти несколько мгновений овладеть собой. Со стороны могло показаться, что он совершенно спокоен — совсем как на эшафоте… на эшафоте, где сначала убивали его честь, а потом закляли его самого, как ходячий труп… Тэйглан будто воочию увидел вновь его плотно сжатый рот, его запрокинутую голову, подставленную под клеймо… Трусу, который убивает безоружного в спину, потому что у него недостает мужества хотя бы убить лицом к лицу, неоткуда взять мужества, чтобы держаться с такой стойкостью!

Дикая догадка.

Невозможная.

Немыслимая.

Единственно верная.

Как он мог все это время быть настолько слеп?

— Даллен йен Арелла, — хрипло произнес Тэйглан, чувствуя, что еще немного, и у него сорвется голос. — Это ты убил Поющего Анхейна?

Вот теперь ни друг, ни враг не смог бы сказать, что у Даллена кровь рыбья! Сдержанность, хладнокровие… Даллен рванулся с такой неистовой силой, что ему едва руки из плеч не вынесло. Вот только Камень своей волей не отпускает тех, чье слово принял, а их волей — и подавно.

— Отвечай! — сдавленно произнес Тэйглан. — Это ты убил Поющего Анхейна?

— Да!!! — в исступленном отчаянии выкрикнул Даллен — и такое же исступление разорвалось в глубине Камня ослепительной черной молнией, озарив лицо Даллена отблеском его чудовищной лжи.

— Что это? — хмуро спросил Эгарт, принимая из рук рослого пажа небольшой свиток пергамента с печатью йен Крейдов.

— Прошение, — заученным голосом произнес паж. — Его светлость граф йен Крейд просят уволить их от присутствия на сегодняшнем заседании Тайного Совета.

Эгарт помрачнел пуще прежнего. От Ортока йен Крейда он подобного не ожидал. Скорей уж старший йен Крейд отличался некоторой назойливостью — и уж во всяком случае, на собраниях Тайного Совета всегда присутствовал исправно. Помешать ему не могло ничто на свете — хоть бы и раненое бедро, из-за которого Орток целых полгода неизменно являлся в Тайный Совет на носилках, нужно ли, нет ли… а теперь, когда беда грянула, граф йен Крейд нашел себе более важное занятие!

— Их младшая светлость очень больны, — пояснил паж, видя, что король и не собирается распечатывать послание. Явно вчерашний провинциал, мало еще отесанный, он изо всех сил старался соблюдать то, что полагал столичными манерами… до которых его величеству Эгарту не было ровным счетом никакого дела.

— Вот как? — Эгарт переломил печать на свитке. — И что же стряслось с Илтарни?

— Их младшая светлость господин Илтарни йенна Крейд изволили рехнуться, — выпалил паж.

Эгарт похолодел.

— А ну-ка давай рассказывай, — потребовал он, опуская на плечи пажа свои тяжелые руки.

— А что рассказывать… — смутился паж. — Горячка у него, это да. И бредит его младшая светлость так, что волосы дыбом становятся. Все ему давешняя казнь чудится.

— Да? — отсутствующим голосом произнес король. — Казнь, значит. Продолжай.

— Господин граф изволят говорить, что его брат от горячки в уме повредился, — добавил паж. — А я так смекаю, что наоборот. Сперва ему мерещиться всякое стало, а после уж и в горячку кинуло. С перепугу. Хотя разницы никакой. Что так, что этак, а не жилец он. Господин граф у него неотлучно сидят, с ложечки снадобьями кормят, а толку меньше, чем ничего.

— Лекарей звали? — отрывисто спросил король.

— Лекарь только руками разводит, — вздохнул паж. — Тут, говорит, зелье не возьмет. Это надо хорошего целителя-эльфа звать… или если найгери тоже… иначе никак.

— Однако ни эльфа, ни найгери покуда так и не позвали, — произнес король не столько вопросительно, сколько утвердительно.

— Так господин граф сами его надеются выходить, — ответил паж, посчитав сказанное вопросом. — Ночей не спят, все возле его младшей светлости сидят…

— Довольно, — сухо прервал его король.

Паж испуганно замолк. Эгарт, словно забыв, что держит пажа за плечи, уставился куда-то поверх его головы невидящим взглядом.

— Ваше величество, — робко прошептал паж, когда руки короля судорожно сжались. Тут только Эгарт очнулся от раздумья.

— Ладно, — промолвил он, отпустив пажа, который тут же принялся растирать плечи, позабыв про всяческие манеры и этикет — ведь больно же! — Ладно. Его светлость граф йен Крейд совершенно прав. Илтарни действительно нельзя оставлять без присмотра. Никак нельзя. Вот только отменить ради болезни Илтарни собрание Тайного Совета я тоже не могу… равно как и обойтись без присутствия графа йен Крейд. Так что ответить согласием на его просьбу… — Эгарт вновь взял в руки злополучный свиток и одним движением порвал его надвое, так и не развернув. — Я не могу. Но в этом нет нужды. Тайный Совет будет собран сегодня в шайлском доме графов йен Крейдов. А ну стой! Куда это ты собрался?

Последнее относилось к пажу, который так и замер с поднятой для шага ногой, едва заслышав королевский окрик.

— Так я ведь должен… — завел было он, опасно балансируя на одной ноге.

— Не должен, — оборвал его Эгарт. — Ни в коем случае. Тебе некуда спешить с предупреждением, мальчик. Тайный Совет состоится не вечером, а прямо сейчас.

Вообще-то в Тайный Совет входят по большей части не столько бывалые воины, привычные подниматься по тревоге и снаряжаться за считанные мгновения, сколько обремененные годами и брюшком интриганы… так ведь если нужда настала крайняя, ни один интриган ни одному воину проворством не уступит. Кого оторвали от обеда, кого от полуденного сна — почему и не вздремнуть, если потом предстоит засидеться далеко за полночь! — кого и вправду от важных дел… какая разница! Упрямиться и небрежничать не стал ни один. Эгарт и не предполагал, что члены Тайного Совета прибудут в его кабинет так быстро, да вдобавок почти одновременно.

— Граф йен Крейд не может явиться во дворец, — объявил Эгарт, убедившись, что собрались все. — Поскольку сегодня присутствие Ортока йен Крейда на Совете неотлагаемо, нам придется провести Совет в неурочное время в его доме.