— Понятно, — Бернардт подавил желание брезгливо передернуть плечами, он выудил из-под стола табуретку и присел, та была достаточно чистой.

Ребекка спустилась минут через десять, и просто вышла из дома, не прощаясь с хозяйкой, не окликая за собой доктора.

Она еще чуть поплутала по улицам, не волнуясь, идет ли за ней доктор, потом остановилась и сказала:

— Теперь вы покажите мне что-нибудь.

— Что? — удивился Бернардт. Ну и куда прикажете вести пациентку? Он растерялся, девушка смогла его смутить. — Например?

— Вы же как-то проводите свое время. Вам не понравится, что я выберу. Тут уж я постараюсь! — Ребекка впервые улыбнулась, хотя улыбка ее и была ехидно озорная, но шла ей куда больше сердитой сосредоточенности. Еще удивляли ее зубы — идеальные, белые, будто не было всякой дряни, сгубившей ее легкие.

— Ладно. Но придется идти быстро и потом вести себя прилично.

Он достал из кармана часы, до отбоя еще оставалось время, но не так много. Повернув в один из переулков, убедившись, что девушка следует за ним, Бернардт ускорил темп. Он остановил первый попавшийся кэб, и концом их путешествия стал Медицинский Музей Механики.

— Покажу твою модель легкого, — доктор Штейн придержал для Ребекки дверь.

— Я не люблю машины. Я их боюсь и не хочу видеть, что у меня внутри, — сказала девушка, совсем разочаровавшись в выбранном доктором маршруте.

По музею она ходила насупившись, со скрещенными на груди руками и мрачным взглядом, только хваталась за мужчину, когда на их пути возникал очередной порог.

— Пороги тебя пугают? Почему? — Бернардт осматривал все с интересом. Он бывал тут почти каждый месяц, а иногда чаще, если появлялись новые экспонаты, знал все, как свои пять пяльцев.

— Машины так же страшны, как и дома, и, тем более, двери, — Ребекка говорила шепотом, ведь в музее было тихо, она тоже решила не шуметь. — Пороги — разделительная полоса, отрезающая одну комнату от другой, дом от улицы. Знаете, что однажды она может разрезать и вас? Совсем как трамвайные пути, или бордюры. Никогда не стоит долго находиться в одном месте. Только двигаться.

— Как насчет коридоров? Они почти как вытянутые пороги, — доктору стало скучно. Похоже, девушка и вправду оказалась тихой сумасшедшей, без тайн.

Экскурсия не удалась, ему надоело раньше, чем девушке. Они как раз остановились рядом с той моделью легкого, чья маркировка прописана в карте девушки.

— Ладно, раз тебе даже чуточку не интересно, то нет смысла это продолжать, — сказал Бернардт. — Идем, Ребекка?

— Расскажи теперь ты. Что мешает тебе? — она все же задержалась у экспоната, но больше притворяясь, что ей это интересно. В ее вопросе было много всего: что тебе мешает, что нравится, что хотелось бы поменять, почему ты такой, какой есть, а не лучше? Чуть привыкнув к сумбурной речи пациентки, доктор легко понимал это.

— Мешает? Мне не о чем сожалеть, Ребекка. Не у всех людей есть проблемы, — думать об этом оказалось приятно, вообще ощущать себя человеком, способным убрать все помехи со своего пути.

Бернардт, взяв Ребекку под руку, повел ее к выходу, волей-неволей размышляя о своей жизни. Это было как не думать про белую обезьяну. Закончил университет, затем пятилетняя практика, снова учеба, хирургия в психиатрической лечебнице, затем административный пост и, наконец, триумф — руководство собственной больницей.

Как ни крути, особых проблем он не припомнил. Разве что эта вечная замкнутость, да еще страсть к порядку, но это даже недостатками не назвать. Доктор думал, что этого более чем достаточно.

— Ты не думаешь, что опасно в одиночку гулять по улицам этого района, особенно по бедным кварталам? Ты все же девушка…

— Я бывшая наркоманка. Помните? Мне в этих районах безопаснее, чем вам.

Иллюстрация художника Lito

Глава 2

Лето сменила осень, дождливая и липко-туманная, тревожная, короткая, быстро перевоплотившаяся в зиму, которая покрыла улицы города коркой гололедицы, пустила в переулки ветер, из влажного ставшим холодным и колким. В Лондоне даже снег выпал.

Год завершался не самыми хорошими событиями. За несколько месяцев жизнь лондонцев изменилась, причиной тому был ряд происшествий, заставивших власти ввести почти военный режим.

Началось все с кражи группы автоматонов марки 'MS-silver' с базы водоканала. Недавно муниципалитет закупил новые образцы на замену живых работников механическими трудягами. После пропадали автоматоны и еще на некоторых заводах; ходили слухи, что даже из научного института исчез новый образец.

Некоторые потом отыскали, но восстановлению они уже не подлежали. Какие-то детали из них были извлечены, а их испорченные механизмы не сохранили ни одной улики, что могла бы привести жандармов к похитителям. Завели дело, но вскоре про него забыли.

До первого убийства. До второго и третьего, где у погибших были вырезаны и украдены механические органы. С тех пор полиция взялась за дело всерьез.

Ходили слухи, что убийства связаны с пропажей автоматонов. В начале зимы нашёлся ещё один украденный робот, но не сломанный, а вполне функционирующий. Но что-то во время его деактивации пошло не так, и в руках полиции снова осталась бестолковая груда шестеренок. При беглом осмотре механизма были найдены неизвестные детали, однако, когда их извлекли и отправили в институт на экспертизу, улики таинственным образом пропали по дороге.

Такая картина повторялась еще дважды, и каждый раз, как только появлялась какая-то зацепка, те или иные обстоятельства не давали ей достигнуть лабораторий и отделений полиции. И кража механических органов тоже продолжалась, преступники по-прежнему не оставляли никаких улик. Полиция шерстила всех, кто, так или иначе относился к механике и исследованиям, а также к технической хирургии и протезированию.

Но в клинике доктора Бернарда Штейна по-прежнему царствовал распорядок и покой, такой, какой возможен для подобного заведения. Ребекка так же выходила на свои прогулки, хотя ей и пришлось по указанию доктора сократить их время.

Девушка не доставляла неприятностей, кроме двух приводов в полицию — первый раз за неоднократный безбилетный проезд, второй — за проход на территорию какого-то охраняемого дома. Впрочем, девушка умудрилась очаровать полисменов и хозяина дома, так что ее вернули в больницу без каких-либо порицаний и штрафов.

Что же до ее лечения, то оно не желало двигаться в лучшую сторону. Иногда Ребекка бывала адекватна, логична, даже очень интересна своими немного несвязными разговорами. Если бы не произвольные движения рук и головы и, конечно же, тот факт, что она была женщиной, она вполне могла бы стать членом общества философов, думал Бернардт, ловя себя на том, что сумасшедшая вновь угадала его мысли. Угадала ли? Скорее имела чутье и логику, что позволяли ей делать верные умозаключения. Но часто были у Ребекки и такие периоды, когда она становилась похожей на сомнамбулу, совершенно мутнела рассудком.

В дверь кабинета доктора коротко постучались. Он знал, что это Ребекка.

— Входи, Бекка.

'Бекка' стало совсем привычным обращением. Доктор раз в неделю составлял компанию своей пациентке в прогулках, максимум на час или два. Он не сближался с ней, но и не придерживался четкой границы. Просто слушал и, незаметно для себя, очень привык к ее обществу.

— Мне нужно уйти сегодня, я хочу сделать это за час до отбоя и задержаться, — девушка села на свободный стул, понимая, что ее просьба не будет принята сходу, и придется убеждать доктора, ведь время уже вечернее. Она говорила серьезно, даже слишком, без обычного налета детскости. — Это важно.

— Отклоняется, — Бернардт перевел на нее скучающий взгляд, потом снова зарылся в бумаги, силясь принять какое-то важное решение.

Несмотря на оживленное общение с пациентами, он не забывал про свои основные обязанности руководителя. В принципе, это не слишком сложно. Да и психиатрия не требовала немедленных результатов, в отличие от обычной медицины. Сейчас было не до девушки, но раз уж она пришла:


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: