И чудесным образом будто из ничего возник «малый».

— Займись моим конем и лошадью дамы, — велел ему Яго.

Мы зашли в дом счастливых родителей.

— Да, никак, господин наш здесь, — с поклоном встретила нас хозяйка.

Коттедж был маленький, да еще несколько гостей в нем собрались, так что нам с Яго едва-едва хватило места. Особенно Яго. С его появлением комнаты и мебель стали казаться кукольно-крошечными.

— Какая честь для нас! — сказал один из мужчин, судя по всему, отец младенца — хозяин дома.

— Где дитя? — спросил Яго.

— В колыбельке наша крошка. Окажите еще большую честь, мистер Яго, благословите ребеночка, да отведайте нашего праздничного пирога.

— Конечно, — согласился Яго.

— А может, и стаканчик тернового джина, любезный господин, чтобы промочить горло?

— С удовольствием, — отвечал Яго.

Пирог нарезали, мы взяли по кусочку, потом выпили по рюмочке тернового джина, который приятно обжигал горло.

— Счастья и радости вашему ребенку, — пожелал Яго.

— И пусть живется ему славно при таком добром господине, — подхватила мать.

— Да будет так.

Мы вышли из коттеджа на улицу, где терпеливо дожидался «малый» с нашими лошадьми. Снова оказавшись в седле, мы поехали между домов и двориков.

— Здесь почти все коттеджи похожи один на другой, — заговорил Яго, — это так называемые дома «Трех жизней». Ставят их за одну ночь, и три последующих поколения имеют на него все права. Например, сам строитель-основатель, его дети, его внуки. После этого коттедж переходит в собственность землевладельца. На Большой земле принято ставить коттеджи другого типа под названием «Лунный свет». Строятся они тоже за одну ночь, но в собственности основателя остаются навечно. Условие единственное — строительство начать с наступлением темноты закончить до рассвета.

— Разве возможно возвести дом за такое короткое время?

— Если готовы все участники, если на месте материалы и инструменты, то поставить четыре стены и навести крышу ничего не стоит. А этого достаточно, чтобы дом считать домом. Как вам кекс на крестинах, понравился?

— Уж очень желтый какой-то.

— Это от шафрана — здесь он считается деликатесом. Не вздумайте заявить кому-нибудь, что он вам не по вкусу.

Сколько всего я узнала об Острове в то утро! Узнала, то хозяйство Острова в основном ведут рыбаки, хотя рвольно много фермеров. Мы объехали несколько маленьких бухточек, где у причалов поскрипывали суденышки, где среди корзин и плетенок для омаров сидели на песчаном берегу рыбаки и чинили свои сети. Все они почтительно приветствовали своего господина и благодетеля, и мне было приятно их доброе отношение к Яго. Я узнала, что раз в месяц устраивается на Острове ярмарка, на которую приезжают торговцы с «материка». Правда, если погода позволяет. Тогда островитяне и закупают впредь все необходимое — примерно на месяц. А уж чего только не увидеть на ярмарке! И все ждут ее всегда с нетерпением. Зашел у нас разговор и о суевериях.

— Когда люди в повседневной жизни часто подвергаются опасностям, как, например, здесь, у моря, они становятся суеверными. Рыбаки, выйдя на лов, никогда не упомянут ни зайца, ни кролика, никого из зверья. Это сулит неудачу. А если по дороге к пристани рыбак встретит священника, то непременно повернет обратно. Рыбаки не любят возвращаться с уловом до рассвета — они думают, на добычу их позарятся гномы, которые, хоть и маленькие, но, говорят, могущественные и отнюдь не всегда добрые.

— Как, интересно, вообще возникают поверья, приметы?

— Может быть, кто-то на пути к причалу встретил однажды пастора, и лодка его не вернулась. Потом был, возможно, другой такой случай. Все, вполне достаточно для нового поверья. А стоит примете родиться, она будет жить вечно. В старые времена эти острова служили прибежищем тем, кто хотел избежать преследований закона. А здесь для нас, Келлевэев, не было никаких авторитетов, кроме собственного мнения. Немало изгнанников, парий нашло у нас приют; для некоторых Остров стал убежищем политическим, а сами они стали подчиняться закону Келлевэев. Тая что история нашего Острова очень интересная, нам, Келлевэям, есть чем гордиться…

— А что, преемственность поколений свято соблюдается несколько сотен лет?

— Да! Если единственной наследницей оказывалась женщина, она была обязана выйти замуж и передать своему супругу имя Келлевэй.

— Прекрасное утро, — сказала я. Сколько я всего узнала, но только еще больше разохотилась Яго взял меня за руку

— Я так хочу, чтобы вы остались здесь навсегда, Эллен, — проговорил он, — не могу даже сказать, как сильно хочу этого. Когда я увидел вас в Лондоне, то дьявольским искушением было схватить вас в охапку и привезти сюда для знакомства с родовыми владениями, перед тем как вы выскочите замуж Надо сказать, обуздать себя было нелегко

— До сих пор не понимаю, почему вы тогда так странно вели себя? Почему сразу не сказали, кто вы?

— Момент был неподходящий. Вы были так поглощены предстоящим замужеством, а вот потом, когда все лопнуло, я понял, что у меня есть шанс. Я хотел, чтобы вы сами пожелали приехать сюда. Объяснить все сразу трудно. Ограничимся тем, что я счастлив видеть вас здесь.

Я была тронута его волнением. Присутствие этого человека возбуждало меня. На том концерте он сразу же заинтересовал меня, в пустом лондонском особняке — испугал, а вот сегодня утром отношение мое к нему изменилось. Теперь он казался самым интересным мужчиной, какого мне приходилось встречать.

С большим трудом ему удалось справиться с охватившим его волнением.

— Увы, — уже спокойно произнес он, — нам пора возвращаться в замок. Мне еще очень многое хочется вам показать, но, может быть, на первый раз достаточно. Пусть теперь Гвеннол покажет вам замок, только не обращайте особого внимания на страшные истории с привидениями.

— А что, значит, есть все-таки привидения?..

— Было бы странным, если бы за шесть столетий мы не обзавелись бы несколькими призраками. Большинство из них обитает, конечно, в подземельях. За многовековую историю было два-три случая, когда нас пытались силой лишить по праву принадлежащих нам владений, ведь соблазн повелевать этими островами был велик для многих. Я могу их понять. Но для меня — это мой мир. Мое маленькое королевство. Может, вы тоже начали чувствовать нечто подобное, а, Эллен?

— Одно могу сказать — вам есть чем гордиться. При том почтении, которым вы здесь окружены…

— О, здешний народ немного перебарщивает с этим. Хотя должен признать, что только с тех пор, как я взял все в свои руки, началось процветание Острова. Урожаи радуют. Конечно, все в руках Всевышнего, как говорится. Но главным образом в руках Яго Келлевэя. Мы стали внедрять современные методы на фермах, я много делаю для развития нашей торговля. На таком Острове, как наш, всегда можно найти возможности улучшать жизнь. И с вашим отцом в этом смысле у нас никогда не было разногласий.

— Что вы говорите?

Мне ужасно хотелось, чтобы он продолжил эту тему — все, что касалось отца, было для меня крайне важным и интересным.

— Отец ваш, Эллен, долго и тяжело болел перед кончиной. Так что бразды правления передал мне очень давно.

— И тогда дела сразу пошли в гору?

— Спросите об этом у наших жителей. Ну вот! Вы опять погрустнели. Не будем говорить о прошлом, Эллен. Вы здесь. Отсюда и начнем отсчет.

Он улыбался, но мне показалось, что в глазах его мелькнуло беспокойство. Однако мое настроение было безмятежно-прекрасным. Мы вернулись в замок.

День был в разгаре. Ленч состоял из холодных мясных закусок и салата. За столом собрались только Дженифрай, Яго и я. Гвеннол уехала на материк.

— Она часто в такую тихую погоду ездит туда, кто-нибудь из лодочников отвозит ее, — объяснила Дженифрай.

Она расспросила меня, как прошло утро, где на-Острове мы уже побывали. Она была ласкова и любезна. Что это я вообразила о ней ночью, увидев в зеркале ее лицо?