Блядь, по-видимому, всё к чему он прикасался, приходило к разрядке.

Его член во мне совершенно обнаглел, продолжая вколачиваться все сильнее и нетерпеливее, и, как ни странно, мне это нравилось. Оставалось всего несколько мгновений — я это чувствовала, ощущая постепенно  подкатывающие волны удовольствия, должного завершиться оргазмом.

Господи, я обещаю быть послушной и смиренной всю оставшуюся жизнь, только пусть мистер мудак не останавливается. Пусть... пусть... пусть...

Мой протяжный стон перекричал отсчет рефери, и я обессиленно обмякла, едва удерживаясь на дрожащих от испытанного оргазма ногах. Николас помогал мне в этом, приняв на себя обязанности по удержанию моего безвольного тела, вес которого вскоре я перенесла на раковину, уперевшись в её обеими руками и прогнувшись в пояснице. Благо рука мудака, до этого сжимающая мою шею, перекочевала на мои бедра, где уже прописалась другая. Внутри разливалось приятное тепло, этакая нега, задевающая каждую клеточку тела на своем пути. Спазмы и пульсация уменьшались, и я потихоньку приходила в себя, мысленно благодаря Николаса за наслаждение, им подаренное.

Ему, кстати, тоже оставалось недолго, поэтому толчки его становились размашисто глубокими, частыми, неистовыми. Мои ягодицы с громким звуком бились о его пах, а второй размер раскачивался в такт движениями, пока Николас не сделал завершающий толчок и не застыл во мне, тут же навалившись сверху и прижавшись ко мне максимально близко.

Твою ж мать, это был самый безумный секс на моей памяти.

И он был идеальным. Настолько идеальным, что я потеряла дар речи.

Звонок мобильного развеял момент близости и совершенно неуместно нарушил тишину.

Николас, под мой разочарованный вздох, выскользнул из меня, и потянулся вниз, к карману брюк, в котором, как оказалось, лежал мобильник.

Я задумалась над тем, что твердость его члена во время прелюдий могла оказаться банальным обманом, а Николас принял вызов, задержав шумное дыхание и сказав короткое "слушаю".

Его лицо из блаженного и расслабленного превратилось в непроницаемо каменное, и он тут же сбросил звонок, молча рассматривая меня в отражении зеркала.

Смутное предчувствие полного дерьма, нависшего над нашими головами и готовящегося вылиться, перебороло приятную истому, ещё владевшую моим телом. Я различала во взгляде Николаса что-то страшное и непоправимое, чего отчаянно боялась и не хотела знать.

Но вместо этого вновь вытянула язык:

— Что случилось, Ники?

— Не называй меня так, звучит как кличка собаки. Дейва убили, — бросил он равнодушно, нагибаясь и возвращая брюки на место.

Я ошарашенно застыла, отказываясь верить в происходящее и думая о том, что буквально вчера он был жив, живее всех живых, здоровее всех здоровых, — и тупо наблюдала за тем, как мистер сама привлекательность, больше ничего не сказав, покидал ванную, где всё было пропитано сексом и удовольствием, теперь разбавленным горьким недоумением.

Блядь, Дейви же ничего не сделал, совершенно ничего, если подумать, — он всего лишь помог своему другу, который и привел к нему убийц. Николас стал косвенной причиной его смерти, и теперь я поняла, что его показное равнодушие — это лишь желание скрыть боль от потери друга и вину за его смерть.

Понимание этого медленно, но верно перекочевало и на мои плечи, и я обессиленно сникла, рассматривая себя в зеркале и приходя к выводу, что на самом деле моя жизнь не стоит ни одной жизни в мире, тем более двух, одна из которых ещё теплилась, но была делом времени, как выразился сам мудак.

Теплая сперма скользнула вниз по бедру, и я опустила голову, вновь начав разглядывать ржавые разводы, теперь казавшиеся мне кроваво уродливыми намеками. За дверью, со стороны комнаты, была абсолютная тишина: ни шагов, ни признаков ярости, ни угрожающих звонков.

Через несколько минут, приведя себя в порядок и втиснув себя в треклятое платье, я вышла из ванной. Николас стоял у окна и курил, никак не отреагировав на мое появление, я же не знала, что делать: подойти к нему и проявить поддержку, либо свалить нахрен из номера и оставить его одного. Оба варианта казались мне, мягко говоря, непутевыми, поэтому я выбрала третий — молча легла на кровать и, приняв позу эмбриона, спряталась от всего мира в воображаемый кокон, через который не смогла бы пробраться даже самая изворотливая пуля самого безжалостного пистолета в руках самого профессионального убийцы. Через который не доходил бы ни один звук и ни одно прикосновение. Внутри которого я была бы в полной безопасности, в тишине и покое.

Это были мои иллюзии, потому что кокона не существовало, не могло быть, и потому что Николас с легкостью развеял мои заблуждения.

— Ты меня слышишь?

— Что?

— Аэропорт Хартсфилд-Атланта, ячейка тридцать три, код замка девять-три-ноль-три-семь-ноль.

— Зачем мне это?

— Повтори, — в голосе Николаса послышалось нетерпение, и я повернула голову, настороженно всматриваясь в его фигуру.

— Аэропорт Хартсфилд-Атланта, ячейка тридцать три. Код замка девять-три-ноль-три-семь-ноль. Зачем мне это, Николас? — подступающая злость на него душила, и я вскочила с кровати, в несколько шагов преодолев расстояние между нами. — Ты должен мне объяснить. Зачем, зачем ты это сказал?

Да, черт побери, я догадывалась. Тут же отметала догадки и злилась, потому что это не могло быть правдой, точнее я не хотела, чтобы это было правдой. Не хотела так сильно, что набросилась на Николаса, заставив его обратить на меня внимание. Я била его в грудь ладонями, пытаясь выбить из него объяснения, и повторяла свое "зачем?", пока не оказалась прижата к стене навалившимся на меня мудаком, дышавшим глубоко и зло и крепко сжимающим мои руки, до этого причинявшие ему боль.

— А затем, что это не красивая история со счастливым концом, Лалит, и не фильм с бессмертным героем-качком, справляющимся в одиночку со всем дерьмом, встающим на его пути. Я знал, на что шел, и принял решение, которое счел нужным. Обратного пути нет, — его гневный шепот заставил меня утихнуть, и я молча слушала его откровения, растерянно хлопая ресницами и ощущая горькое прозрение. Это действительно не красивая сказка и не выдуманный экшн, где добро побеждает зло. Это ебучая реальность, которая не любит проявлять милосердие. — И если у меня есть хоть один шанс доставить тебя живой, я сделаю это, потому что мне больше нечего терять. Я уже фактически мертв, прими это и запомни долбанный код ячейки. Ты поняла меня? — на этих словах он лишь крепче сжал мои запястья, и я согласно кивнула, ощущая предательское жжение в глазах.

Блядь, а мне не хотелось плакать. Только не при нем.

— Тогда... чисто теоретически... тебе не нужны двести штук, — это была дурацкая шутка, да, но она по крайней мере разгладила его хмурую складку на лбу и дала мне шанс успокоить нервы, немного расслабиться, оттянуть момент отвратительного отчаяния, готового захлестнуть с головой. Я пожала плечами и улыбнулась сквозь выступившие слезы.

Мистер сама привлекательность расплывался перед глазами, и я упустила мгновение, когда он отпустил мои руки и сделал шаг назад, даря мне свободу.

— Собирайся, нам нужно выезжать. Пробки в городе привлекли внимание прессы, а им не нужен лишний шум, так что блокада снята.

— Кто они? — Плевать, если этот вопрос вновь останется без ответа, но я не могла не попытаться.

На удивление Николас не послал меня.

— Ты всё узнаешь, Лалит, если запомнишь код.

— Я запомнила.

— Вот и отлично. Собирайся.

— Мне нечего собирать, — я уже практически успокоилась, но продолжала стоять у стены, смотря на Николаса с какой-то тихой обреченностью, минуты нашей близости остались в далеком прошлом, и впереди нас ждало неясное будущее, пугающее меня не меньше чем приставленный к виску пистолет. И если честно, вчера, до известия о смерти Дейва, мне было намного легче.

Я, не произнося ни слова, наблюдала за Николасом, мельтешащим по комнате и собирающим свои вещи. Он без стеснения передо мной стащил с себя домашние штаны и тут же надел черные джинсы, совершенно забыв про нижнее белье. Черная футболка и ботинки, один взмах рукой и волосы, всклокоченные мною, заняли свое идеальное место в идеальной прическе.