Мне вдруг стало холодно, и я впервые почувствовала себя беспомощной, зависимой от человека, которого совершенно не знала и не собиралась узнавать, но который, тем не менее, превратился в единственный шанс выбраться из ловушки, придуманной им же.

Так что, наверное, мне стоило за него помолиться.

Глава 2

Его квартира была до неприличия неуютной — совсем, быть может из-за отсутствия дневного света, превращающего помещение в обыкновенную бетонную коробку, быть может, из-за фанатичного минимализма, коснувшегося белых стен, совершенно свободных от картин, фотографий, календарей; вцепившегося в мебель, фактически чёрную, а при детальном осмотре тёмно-синюю, перламутровую, мерцающую при попадании света, словно покрашенный в тёмно-синий металлик автомобиль. Чёрный пол, лишённый ковров, чёрный диван, не знакомый с подушками, множество встроенных в потолок светильников, хоть как-то радующих глаз. Не удивлюсь, если этот мудак состоит в секте и поклоняется темным силам, своим образом жизни доказывая верность сатане. Но опять же... ванна его была белой, а это означало, что не такой уж он энтузиаст.

Я издала что-то наподобие смешка и устало опустила руку. Бутылка, найденная мною в одном из шкафов, скрывающих много всякой "вкуснятины", звякнула об пол, и я прищурила глаза, разглядывая результаты своих стараний — створки лифта, такие же блестящие как его нутро, были поцарапаны ножом для колки льда, который лежал тут же, напоминая мне о своей бесполезности. Туфли, кинутые мной в порыве гнева и угодившие в злосчастный лифт, дополняли картину, как и их хозяйка, сидящая на полу и прислонившаяся к спинке дивана с полупустой бутылкой виски в руках, отличного, кстати говоря, виски, а не того дешевого пойла, что продается в супермаркетах. Я назвала это компенсацией за вынужденное заточение, плюс потраченные нервы, а также помощь, оказанную мною и за которую я так и не услышала банального спасибо.

Так что, мистер сама привлекательность, это меньшее, на что я имела право претендовать.

Внутренние часы, за отсутствием настоящих, показывали на то, что прошло уже достаточно времени, чтобы он мог выспаться. Предательские мысли о его кончине заставили меня насторожиться и прислушаться к начинающей пугать тишине.

Алкоголь шумел в ушах, и перед глазами вставал мой иссохший труп, найденный лет через сто, когда это здание наконец надумают снести. А ещё я представляла, как будут задыхаться от трупного запаха, когда тело незнакомца начнет разлагаться.

И тут я по-настоящему испугалась, что заставило меня сделать большой глоток и распрощаться с единственный другом, все эти часы отлично меня выручавшим.

В бутылке оставалось меньше трети, а концентрация напитка в моей крови превысила все допустимые нормы, может поэтому я решилась на отчаянный поступок — найти его комнату и убедиться, что он жив.

Подняться с пола было всех сложнее, и здесь меня выручило отсутствие туфель.

Голые стопы приятно холодило, а кончики пальцев превратились в лёд после того, как я дернулась сначала в одни двери, оказавшиеся запертыми, затем в другие, скрывавшие за собой чёрный провал будто нежилого помещения и абсолютную тишину, напугавшую меня ещё больше.

Оставалась одна дверь, и смелость моя как-то медленно переросла в трусость. И я никак не могла понять, чего боялась больше: вновь оказаться на прицеле его пистолета или же увидеть его окоченевший труп.

Один, два, три... на цифре три я потянулась к ручке двери и, стараясь не дышать, оттолкнула её от себя.

Она не издала ни звука, вежливо приглашая меня в спальню незнакомца, пропитавшуюся его парфюмом и утонувшую в ярком свете множества светильников. Белые стены его комнаты, как и яркий свет, чем-то напомнил мне морг.

Чёрная, то есть тёмно-синяя мебель, и черный пол — замок Дракулы, страшащегося дневного света.

Мистер сама привлекательность лежал на кровати, не двигаясь, казалось, не дыша. Руки свободно протянуты вдоль тела, ноги выпрямлены, голова повернута чуть вправо — мои догадки оказались верны, и он наверняка отдал Богу душу. Бинт в месте ранения был пропитан кровью, образовавшей на его поверхности неровное красное пятно, от вида которого мой бедный желудок, который за последние три? четыре? пять часов не видел ничего, кроме отличного виски, — как-то неприятно сжался, посылая мне приступы тошноты.

Я начала дышать глубоко и размеренно, всё ещё чувствуя шум в ушах и теперь едва уже концентрируясь на лежащей на кровати фигуре. Перед глазами плыла комната, и мне пришлось прислониться к стене, чтобы остановить всё быстрее мелькающие кадры.

И я искренне пожалела, что выпила так много и так не вовремя. Всё же сначала мне нужно было убедиться, что он жив, и тогда неприятная взгляду картина не вызывала бы рвотных позывов.

— Чёрт бы тебя побрал, — отлипнув от стены, я начала подкрадываться к нему.

Незнакомец качался, как и его кровать, как и стены вокруг. Качался, но не двигался, и это, о святые угодники, напрягало. Я сделала ещё один неуверенный шаг в его сторону, вплотную приблизившись к кровати и застыв над ним скорбной фигурой. Мне не хватало только Библии в руках и святой воды. Ему не хватало румянца и хоть какого-то признака жизни.

Я нагнулась ниже, пытаясь уловить его дыхание, и покачнулась, краем глаза заметив торчащий из-под подушки пистолет. Он подсматривал за мной пока его хозяин спал мертвым сном, и мне показалось это смешным, как и то, что я не уловила ни одного намека на жизнь.

Чертов мудак умер, я вновь пошатнулась и выставила руки вперед, желая о них опереться.

Но вместо этого неловко завалилась на мистера саму привлекательность и почувствовала себя мертвее мертвого после того как он резко сгруппировался и, перекинув меня через себя, направил пистолет между моих глаз. Я успела сделать глубокий вздох и зажмурилась, не надеясь на то, что меня пронесет и на этот раз.

— Какого чёрта ты здесь делаешь? — пистолет продолжал сверлить в моем лбу дырку, а незнакомец навалился ещё сильнее, лишая меня любой возможности двинуться. — Ты что, пьяна?

Я кивнула, медленно угасая в водовороте мелькающих перед глазами вспышек. Виски не желал выветриваться даже под прицелом, а я не желала открывать глаза, потому что до ужаса боялась смерти.