Когда в 1908 году за сибирским крестьянином начали следить как за потенциальным злоумышленником и в Петербурге опросили проституток, которых он, как утверждали в полиции, брал на Невском, а те, по словам Герасимова, «дали о своем „госте“ весьма нелестные отзывы, рисуя его грязным и грубым развратником», Герасимов доложил обо всем председателю Совета министров. Столыпин заявил, что первый раз о Распутине слышит, и пообещал поговорить обо всем с царем.

«Об этом докладе у меня сохранились отчетливые воспоминания, – написал Герасимов в книге „На лезвии с террористами“. – Столыпин – это было необычно для него – волновался всю дорогу, когда мы ехали в Царское Село. С большим волнением и нескрываемой горечью он передал мне на обратном пути подробности своей беседы с царем. Он понимал, насколько щекотливой темы он касался, и чувствовал, что легко может навлечь на себя гнев Государя. Но не считал себя вправе не коснуться этого вопроса. После очередного доклада об общегосударственных делах, рассказывал Столыпин, он с большим колебанием поставил вопрос:

– Знакомо ли вашему величеству имя Григория Распутина?

Царь заметно насторожился, но затем спокойно ответил:

– Да. Государыня рассказала мне, что она несколько раз встречала его у Вырубовой. Это, по ее словам, очень интересный человек, странник, много ходивший по святым местам, хорошо знающий Священное писание, и вообще человек святой жизни.

– А ваше величество его не видали? – спросил Столыпин.

Царь сухо ответил:

– Нет.

– Простите, ваше величество, – возразил Столыпин, – но мне доложено иное.

– Кто же доложил это иное?

– Генерал Герасимов, – ответил Столыпин.

Столыпин здесь немного покривил душой. Я ничего не знал о встречах Государя с Распутиным и поэтому ничего об этом не говорил Столыпину. Но последний, как он мне объяснил, уловивши некоторые колебания и неуверенность в голосе царя, понял, что царь несомненно встречался с Распутиным и сам, а потому решил ссылкой на меня вырвать у Царя правдивый ответ.

Его уловка подействовала. Царь, после некоторых колебаний, потупившись и с как бы извиняющейся усмешкой, сказал:

– Ну, если генерал Герасимов так доложил, то я не буду оспаривать. Действительно, Государыня уговорила меня встретиться с Распутиным, и я видел его два раза… Но почему, собственно, это вас интересует?

Столыпин, тронутый беспомощностью царя, представил ему свои соображения о том, что повелитель России не может даже и в личной жизни делать то, что ему вздумается. Он возвышается над всей страной, и весь народ смотрит на него. Ничто нечистое не должно соприкасаться с его особой. А встречи с Распутиным именно являются соприкосновением с таким нечистым… Столыпин со всей откровенностью сообщил царю все те данные, которые я собрал о Распутине. Этот рассказ произвел на царя большое впечатление. Он несколько раз переспрашивал Столыпина, точно ли проверены сообщаемые им подробности. Наконец убедившись из этих данных, что Распутин, действительно, представляет собой неподходящее для него общество, царь обещал, что он с этим «святым человеком больше встречаться не будет».

Тем не менее встречи Распутина с Царской Семьей продолжались, и тогда Герасимов предложил Столыпину выслать Распутина в Сибирь за безнравственное поведение. Но сделать этого премьер не смог. Распутин перестал ночевать у себя на квартире, повсюду появлялся с высокопоставленными покровителями, среди которых был Великий Князь Петр Николаевич, муж Милицы Николаевны, а потом уехал в Покровское, но некоторое время спустя по своей собственной инициативе и безо всякого затруднения вернулся в Петербург.

Примерно о том же самом рассказывается и в воспоминаниях жандармского генерала Спиридовича, хотя логические акценты расставлены здесь несколько иначе.

«Желая проверить свое впечатление от „Старца“, Государь попросил генерала Дедюлина и полковника Дрентельна поговорить с Распутиным и высказаться о нем. Оба высказались отрицательно. Мой начальник, дворцовый Комендант, сказал Его Величеству так: „Это умный, но лукавый и лживый мужик, обладающий к тому же некоторой долей гипнотизма, которой он и пользуется“. Такое мнение было высказано не только на основании личного впечатления, но и на основании тех данных, которые имел тогда Дворцовый комендант из разных источников. Никто из лиц свиты ни тогда, ни позже не сделался почитателем Распутина, никто к его „молитвам“ из них не обращался. Генерал Дедюлин говорил на эту тему с председателем Совета Министров Столыпиным. Столыпин приказал затребовать сведения о Распутине с родины, а в Петербурге было приказано учредить за „Старцем“ наблюдение через Охранное отделение. По результатам всех полученных сведений был составлен нехороший для „Старца“ доклад, но не заключавший ничего серьезно предосудительного для него. Едва ли не главный центр тяжести доклада заключался в том, что „Старец“ берет иногда с Невского девицу легкого поведения и проводит с ней некоторое время в бане. Пить он тогда не пил и кутить не кутил. Все это пришло позже.

Столыпин лично доложил Государю свои сведения. Государь обратил все в шутку. Столыпин привез доклад обратно и вернул его своему товарищу министра генералу Курлову.

Вновь начались разговоры у Дедюлина со Столыпиным. И вскоре Столыпин приказал Начальнику Охранного Отделения, тогда полковнику Герасимову, не делая огласки, составить мотивированное постановление о высылке Распутина из Петербурга за порочное поведение административным порядком, на родину с воспрещением въезда в столицу в течение пяти лет.

Столыпин подписал постановление и вручил Герасимову для исполнения.

Установив наблюдение, когда «Старец» выехал однажды в Царское Село, Охранное Отделение сделало все приготовления, чтобы арестовать «Старца» в Петербурге по возвращении его из Царского, при подъезде с вокзала домой. И тут произошло нечто странное. Предупредил ли кто Распутина, или он сам почуял грозившую ему опасность, неизвестно, но только он, приехав в Петербург, бегом пронесся по вокзалу, вскочил в ожидавший его экипаж и, спасаясь от преследовавших его филеров, успел доехать до дворца, где жила В. Кн. Милица Николаевна с мужем…

И выхода его из дворца филеры не видели затем целых три недели, хотя и караулили внимательно. А через три недели от Тобольского губернатора была получена телеграмма, что Распутин вернулся в село Покровское…

Герасимов спросил Столыпина, как поступить и что сделать с постановлением о воспрещении «Старцу» взъезда в столицу? Министр махнул рукой и приказал разорвать постановление.

Это было в начале 1909 года».

Таким образом, два служивых человека – Спиридович и Герасимов – независимо друг от друга излагают одни и те Же события с теми разночтениями, которые естественны при написании нефальсифицированных мемуаров[12]. Сам Столыпин никаких воспоминаний оставить не успел, но рассказ о его встрече с Распутиным содержится еще в нескольких источниках, и прежде всего в записках «Гибель императорской России» товарища министра внутренних дел П. Г. Курлова.

«Однажды вечером, зимой 1909—1910 гг. П. А. Столыпин передал мне по телефону о полученном им распоряжении прекратить учрежденное за Распутиным наблюдение и приказал это исполнить. Я дал соответствующие указания охранному отделению и, признаться, занятый другой, более важной работой, в дальнейшем об этом забыл. Через несколько дней, после очередного доклада П. А. Столыпин задержал меня и сказал, что он должен сегодня в три часа дня принять Распутина, а потому просил меня быть к этому времени в его кабинете, сесть за одним из боковых столов, не вмешиваться, под видом рассмотрения бумаг, в разговор и, по уходе Распутина, высказать ему мое мнение. К назначенному времени я находился в министерском кабинете, куда дежурный курьер Оноприенко вскоре ввел Распутина. К министру подошел худощавый мужик с клинообразной темно-русой бородкой, с проницательными умными глазами. Он сел с П. А. Столыпиным около большого стола и начал доказывать, что напрасно его в чем-то подозревают, так как он самый смирный и безобидный человек. Министр молчал и только перед уходом Распутина сказал ему, что если его поведение не даст повода к иному к нему отношению, то он может быть спокоен, что полиция его не тронет. Вслед за тем я высказал министру вынесенное мной впечатление: по моему мнению, Распутин представлял из себя тип русского хитрого мужика, что называется – себе на уме – и не показался мне шарлатаном.