Джордан тоже был на той вечеринке.

Во сне он был еще живой, хотя она знала, что Джордж умер. Он поцеловал ее, заметив, что всегда мечтал поухаживать за тыквой. Она ему еще не сказала, что беременна.

Джордан тоже нарядился тыквой, но он был такой высокий, что получился не круглой тыквой, а продолговатой. Он, как обычно, много смеялся и шутил, что больше похож на кабачок.

Тут сцена переменилась, как обычно меняется во сне. Вдруг они очутились в кино. Смотрят «Ужас Роки», дружно жуют хрустящие чипсы, наслаждаясь от души.

Потом поплыла плохая часть сна: они в тесной машине Джордана, поливает дождь, фонарики Хеллоуина в домике на отшибе отбрасывают слабые отсветы на их лица.

Вдруг машина резко вильнула, почти тут же стукнулась обо что-то и, дернувшись, замерла на месте. Клео очутилась на земле, ее поливает дождь, но она ничего не чувствует — ни холода, ни боли. Она что-то должна увидеть, на что-то взглянуть, но она боится.

«Не смотри, не смотри…»

Но она должна. Она не может не взглянуть. Об этом и сон. Посмотреть. Увидеть то, чего ей не хочется видеть.

Клео посмотрела…

«Ну все же в порядке…»

Клео перевела дыхание. Расслабилась. И чего она так напугалась? Это ведь всего-навсего тыква. Расколотая на дороге тыква.

Она подошла поближе, чтобы получше разглядеть ее, раздавленную посредине дороги оранжевую тыкву. И вдруг увидела — это и не тыква вовсе, а Джордан в дурацком оранжевом костюме. Раздавленный на дороге. А она все смотрит и смотрит, не в силах отвести глаза.

«Закрой глаза, — приказала она себе. — Не смотри!»

Она закрыла, но видела все и сквозь веки.

«Отвернись! Все, что тебе нужно сделать, — отвернуться».

Но она не могла и шевельнуться. Не могла остановить сон. Она открыла рот, чтобы закричать, но с пересохших губ не сорвалось ни звука.

«Джордан! Джордан!..»

Клео проснулась: к чувству тревоги примешивалось облегчение: облегчение от того, что кошмар закончился, хотя тревога — черное его послевкусие — разъедала душу, будто яд.

Сон этот не снился ей почти два года. И она решила, что уже навсегда распрощалась с ним.

Несколько минут Клео лежала, глядя в потолок, потом взгляд ее обежал комнату, упершись наконец в мерзкие шторы.

Спрыгнув с кровати, она сдернула оранжевую гадость. Скомкав их, огляделась и наконец решила засунуть под кровать. Потом, стянув покрывало, смяла его и сунула туда же.

Вот так!

Уже лучше.

А сколько сейчас времени?

Часы на обшарпанной прикроватной тумбочке безмятежно отсчитывали время.

Ох черт! Через двадцать минут за ней заедет Синклер. Времени на то, чтобы привести себя в порядок, совсем мало. Клео вытянула руки. Они противно дрожали. А волосы и одежда насквозь пропитались потом.

Господи. Она-то считала, что с этим покончено. Уже два года она чувствует себя хорошо. Четыре, если считать те два, что она провела в терапии. Так с чего вдруг?

Клео с трудом поднялась, на непослушных ногах подошла к кондиционеру, постанывающему от натуги и почтенного возраста, и включила его на полную мощь.

Потом опустилась на колени перед чемоданом.

Расстегнув «молнию», откинула крышку и стала копаться в его недрах. Наконец разыскала пластиковую косметичку, открыв, вынула коричневый аптечный пузырек, торопливо открутила крышку и высыпала на ладонь содержимое. Витамин С. Пара таблеток аспирина. Только и всего.

Что ничего другого она не найдет, Клео прекрасно знала. Все равно, как в детстве, хочется, чтобы на день рождения тебе подарили пони. Ты знаешь, конечно, что не подарят, а все-таки наутро ищешь маленькую симпатичную лошадку со смешной челкой, так, на всякий случай.

Клео проверила дату на пузырьке: срок годности истек два года назад.

Плюхнувшись на кровать, она схватила телефон и позвонила в приемную своего врача.

— Извините, — проворковала секретарша, — но доктор Портер сейчас практикует в Техасе. Желаете записаться на прием к другому врачу?

— Мне нужен новый рецепт на лекарство.

— Любой другой доктор с радостью примет вас.

Нет, вы не понимаете! — Паника ее росла. — Я не могу прийти на прием. Я сейчас нахожусь в Миссури!

— Тогда вам следует обратиться к местному врачу. Извините. До свидания.

Клео положила трубку, раздумывая, что же ей теперь делать. Потом схватилась за потрепанную тощую телефонную книгу, отыскала номер Синклеров, набрала. Она скажет, что все-таки не сможет прийти. Соврет, что у нее болит голова.

Ответил Бью:

— Дэниэл уже уехал.

Подъехав к номеру 6, Дэниэл заглушил мо тор грузовичка.

«Паршиво, конечно, что ей приходится жит в такой дыре, — подумал он, позволяя себе чуть чуть пожалеть Клео. — Нет, не ее лично», — ту же поправился он. Ему было бы жалко всякого, кому приходится жить в «Пальмах». Но у нее нет выбора: ведь это единственная гостиница в городе.

Когда-то мотель был премилым семейным заведением, и, хотя номера не поражали интерьером, все-таки были чистенькими и довольно уютными. Теперь же останавливаться в мотеле было небезопасно. В Египте совершалось не так уж много преступлений, но почти всегда в них так или иначе были замешаны «Пальмы».

Однажды в мотеле произошло даже убийство, еще до возвращения в городок Дэниэла. Грязное дело. Тогда убили проститутку из Сент-Луиса, и дело так и осталось нераскрытым. Скудные улики, имевшиеся у полиции, свидетельствовали, что и проститутка, и убийца были приезжими и жили в «Пальмах». Джо предпочла сделать вид, будто убийства этого вовсе и не было. Согласно ее разумению, оно было не в счет, потому что замешанные не числились жителями Египта, штат Миссури.

Маленьким Дэниэл любил болтаться рядом с «Пальмами». Он уже не помнил, как познакомился с первыми владельцами мотеля Милли и Бейбом Джонсонами, но жаркими летними вечерами частенько прикатывал на велосипеде на окраину городка, к стоявшим на отшибе «Пальмам». Мотель тогда был новехоньким и для мальчика таил экзотику, зов дальних стран. Настоящих пальм Дэниэл никогда не видел, но любил воображать себе, будто взбирается на нее, упираясь босыми ступнями в шершавые выступы ее коры.

Милли и Бэйб всегда мечтали, уйдя от дел, перебраться во Флориду. Так что, открыв мотель, назвали его «Пальмы». И даже маленьким Дэниэл удивлялся: «Ну чего они все талдычат про отъезд? Стареют же, время уходит. Взяли бы да просто уехали туда!»

Хотя совсем не хотел, чтобы они уезжали. Он знал, что ему без них будет скучно. Но все равно его немножко злили эти их бесконечные разговоры; даже мальчишкой он понимал: нечего попусту растрачивать драгоценную энергию на слова, надо действовать.

Но у стариков только на болтовню и хватает пороху. И, только став постарше, Дэниэл понял:

людям необходимы мечты, пусть даже они и не собираются на деле осуществлять их.

Здесь, в «Пальмах», они с Джонсонами болтали обо всем, устроившись на новехоньких разноцветных шезлонгах под новехонькой металлической вывеской, сияющей, точно манящее будущее. Но потом умерла Милли, с Бэйбом случился удар, и он переехал в дом для престарелых. Дэниэл навестил Бэйба несколько раз, но тот не узнавал его, уже перебравшись в край, куда ходу за ним никому не было. «Пальмы» переходили из одних рук в другие, и мотель стремительно катился вниз.

Выйдя из грузовичка, Дэниэл подошел к двери, разросшаяся трава цепляла его за джинсы. Дождь перестал, и на минутку даже проглянуло солнце, сразу стало как — по определению Дэниэла — в треклятой парной.

Он постучался в дверь номера. Не дождавшись ответа, постучался еще.

Наконец брякнула дверная цепочка, дверь приоткрылась.

Глаза у Клео казались слегка припухшими. Спала она, что ли? Но тут ему припомнилось, что такими же они были у нее и раньше. Она не вышла и даже дверь толком не открыла, ему видны были только ее лицо и рука на двери.

— Я все-таки не смогу составить вам компанию, — промямлила она.