— Ты наслаждаешься этим только потому, что я еще не вспахал тебя, — задыхаюсь я.

— Повтори, — стонет она.

— Ты хочешь, чтобы я вспахал тебя, детка?

— О, ты так хорошо чувствуешься... — Боже, она стонет так громко, а это только кончик.

Ее руки блуждают по моей спине, скользя и скользя по моим напряженным мышцам. Через дельтовидные мышцы и вниз по позвоночнику к заднице.

Ей нужно остановиться.

— Ты кончишь так чертовски сильно, когда я буду внутри тебя, обещаю. — Я дышу ей в ухо. — Но притормози, Вайолет.

Я чертовски боюсь причинить ей боль.

— Не могу! Это ощущается…

— Знаю, знаю, — бормочу я в ее волосы, в ее великолепные белоснежные волосы.

Мои руки трясутся, балансируя по обе стороны от ее головы; не желая раздавить ее своим весом, мой член вдавливается в ее скользкий жар. Один дюйм. Затем еще один, вдавливая мой таз в нее. Не толкается, не вколачивается — просто дразнит. Это трение? Чертовски воспламеняемое.

Вайолет задыхается так громко, что я чувствую это в своем члене и до кончиков пальцев ног.

Застонав, я скольжу рукой вниз по ее бедру и под задницу. Распластавшись, моя ладонь скользит под ее ягодицы, пальцы находят путь к ее щели, затягивая меня глубже в нее.

— О, черт, — выпаливаю я, потому что это так приятно, что мои глаза закатываются.

Мои ноздри раздуваются, и я вдыхаю. Выдох.

— Э-это... так ... — Вайолет тяжело дышит и стонет. — Это так ...

— Скажи, что тебе хорошо, — прошу я, нуждаясь в толчке. Втолкнутся в нее. Хоть что-то. Что угодно. — Пожалуйста, детка, скажи это.

Ее голова откидывается назад, и я облизываю ее горло. Сосу и трахаю. Кусаю ее за мочку уха.

Руки Вайолет скользят вниз по моей спине, хватая меня за задницу. Она сжимает. Тянет.

— Это удивительно, потрясающе. Если я раздвину ноги, будет ли это…

Я не слышу, как она заканчивает фразу. Все, что я слышу — это я раздвину ноги, раздвину ноги, раздвину ноги, и я слетаю с катушек. Я чувствую, как она раздвигает эти чертовы ноги. Эти фарфоровые, кремово-белые бедра, между которыми я уютно устроился.

Мой член пульсирует. Вибрирует.

— Он только что стал больше? — Глаза у нее большие, как блюдца.

— Да, черт возьми.— Я скрежещу зубами, не в силах прекратить грязные разговоры. — Тебе это нравится?

— Да... — ее рот складывается в крошечную букву «О», губы приоткрываются. — Да, мне ... Мне нравится.

Я вдавливаю и вдавливаю в нее свой таз, мои яйца и ее киска прижаты друг к другу так плотно, что нет места даже для пальца.

— Мне нужно трахнуть тебя, Пикс, я должен.…

Теперь я умоляю, хотя никогда не делал этого, бесстыдно.

Я никогда не умолял.

— Пожалуйста, Вайолет, черт, пожалуйста, позволь мне трахнуть тебя.

— Да! Да! Сделай это, Зик, Зик, это сводит меня с ума.

Я медленно выскальзываю.

Затем быстро подаюсь вперед.

Медленно выскальзываю.

Губы плотно сжаты, предвкушение и устойчивое наращивание гораздо более опьяняющие, чем скорый, быстрый трах, который я привык давать безымянным, безликим студенткам.

Она такая тугая. Я не религиозный человек, но, Боже, она такая тугая, что я возношу молитву, благодаря своего создателя; я мог бы умереть внутри нее и быть на небесах.

Предательский признак того, что мои яйца напряглись, заставляет меня напрячься.

О черт, я сейчас кончу.

Черт, черт, черт.

Прошло всего пять минут, максимум.

— О Боже, — ругаюсь я. — Дерьмо.

— Что…?— Вайолет ошеломлена, все еще держится, пока я извергаюсь внутрь презерватива. — Что это было?

Боже мой.

Мой потный лоб падает на подушку над ее плечом.

— Мой оргазм, — бормочу я в матрас.

— Ты кончил?

Я ворчу.

— Уже?

Серьезно, ей обязательно говорить это вслух? Это кастрирует.

— Ага.

Я не настроен поболтать.

Вырываясь из нее, я слезаю с кровати, откидываю одеяло, чтобы попасть в туалет, и выбросить презерватив. Вымыть руки.

Возвращаюсь в спальню и ложусь в постель, накрывшись черными простынями. Я закидываю руки за голову, а Вайолет неуверенно наблюдает за мной со своей стороны кровати.

— Иди сюда, — говорю я, притягивая ее к себе, чтобы она могла наклониться ко мне, положив голову мне на плечо. Протянув руку, я поглаживаю шелковистые пряди ее светлых волос, позволяя локонам просочиться сквозь пальцы.

Она осторожно кладет руку мне на грудь, перебирает темные волосы на моей груди, наклоняется ко мне.

Я целую ее в нос.

— Больно?

Она ерзает под одеялом, потирая колени.

— Я так не думаю. Может быть

— Я слышал, что иногда, когда секс жесткий, то, когда ты потом писаешь, это обжигает.

Какого черта я это сказал? С каких это пор я болтаю всякую ерунду? Мое тело теперь должно сделать мне одолжение и охладить себя нахрен, когда оно сбросило свой груз менее чем за пять минут.

Ви не отвечает, только водит кончиком указательного пальца по моему правому соску, круг за кругом. Я знаю, что она делает это не для того, чтобы соблазнить, поэтому делаю несколько глубоких вдохов, когда тело начинает медленно гудеть. Каждое прикосновение — это искра, чтобы зажечь меня.

Я играю с единственным браслетом на ее запястье – амулетом с подсолнухом, отражающим свет настольной лампы.

— А ты обычно... ну, знаешь... так быстро? — Она деликатно откашливается.

— Если ты спрашиваешь, обычно ли я кончаю так быстро, то ответ нет. — Я морщусь.

Она мычит, палец перемещается от моей груди к ключице, медленно проводит им по моей коже.

— Было больно? — Ловлю себя на том, что спрашиваю.

— Немного, но мне тоже было хорошо. Очень хорошо — Ее хорошенькое личико смущенно прячется у меня под мышкой. — Прошло много времени.

— Как долго?

— Понятия не имею.

— Да, ладно, девчонки всегда знают такое дерьмо. Вы, вероятно, знаете с точностью до дня.

— Хорошо, хорошо. Прошло четырнадцать месяцев, вроде того.

— Четырнадцать месяцев? Это больше года.

Круто. Звучит умно.

Я запечатлеваю влажный поцелуй на ее приоткрытых губах, скользя языком внутрь, желая поглотить каждый дюйм ее тела.

— Это прощальный поцелуй? Это та часть программы, где ты просишь меня уйти? Это то, что обычно происходит? Ты выгоняешь людей после того, как переспал с ними?

Она выпаливает целую вереницу вопросов, и ответ на каждый из них «Да».

Я пытаюсь не придавать значения разговору, которого не хочу.

— Да. Это то, что я обычно делаю.

— Ты хочешь, чтобы я ушла?

Я молчу, потому что, по правде говоря, когда я был в ванной, я думал, чем это закончится для нас, если я ее вышвырну.

Думал об этом, пока выбрасывал презерватив в мусорное ведро. Думал о том, как я мог бы использовать хороший ночной сон, один в своей собственной кровати – считал это наименее идиотским способом.

Но потом я долго смотрел на себя в зеркало, пристально всматривалась в свое отражение. Серые, безжизненные глаза, которые обычно смотрели на меня, вовсе не были безжизненными; они сверкали, и это, черт возьми, лучший способ описать это, не звуча глупо.

И на моем лице была гребаная улыбка. Настоящая улыбка, с зубами и все такое, и это должно что-то значить, верно?

Поэтому, как хороший маленький бойскаут, я откинул одеяло и скользнул в постель рядом с ней. Притянул ее тело ближе и, спасибо боже, она была все еще голой, так что я мог ласкать ее сиськи без необходимости делать это под рубашкой.

— Нет, не уходи. Я хочу, чтобы ты осталась.

Что-то или кто-то будит меня глубокой ночью.

Теплое дремлющее тело прижалось к моей спине. Гибкая рука обхватила меня за талию, упираясь в бедро. Нос уткнулся мне в шею.

Я откатываюсь, освобождая себе место, затем перекатываюсь на спину.

Поворачиваюсь к ней лицом.

Вайолет шевелится, рука падает на матрас.

За окном ярко светит луна, и в комнате достаточно света, чтобы я мог рассмотреть ее спящую фигуру. Она такая безмятежная. Поглаживая ладонью гладкую кожу ее плеча, я скольжу по бицепсу.

Ловлю пальцами белокурую атласную прядь волос, растираю ее, шелк веером рассыпается по подушке. Не стыдясь, я наклоняюсь, одержимый ее запахом. Чистым. Сладким.

Непритязательно сексуальный.

Я придвигаюсь ближе, кладу голову на подушку и смотрю, как она дремлет.

Изучая контуры ее лица в ярком лунном свете. Изгиб ее скул и губ.

Ее глаза медленно открываются.

Мы смотрим друг на друга, ее веки тяжелеют, глаза изучают мое лицо.

Она молча проводит кончиками пальцев по моему лбу, вниз по переносице. Следует вдоль моей скулы, большой палец гладит мои морщинки.

Я целую кончик ее пальца, когда он скользит по моим губам.

— Я всегда считала твои глаза невероятными. — Ее хриплый голос тихий, шепчущий, тяжелый от сна. Мое черное сердце замирает. Жар поднимается в моей груди, когда она изливает на меня внимание в темноте. — Они лучшая часть тебя.

— Нет. Это не так, — шепчу я в ответ, от ее прикосновений все еще покалывают кожу.

— Разве нет?

— Нет. — Даже близко нет. — Лучшая часть меня это ты, Вайолет.

Вайолет замирает, ее рука падает мне на грудь. На мои грудные мышцы. Закрывая мое сердце, оставляя за собой дрожь.

— Это самое приятное, что мне когда-либо говорили.

— Значит, ты околачиваешься вокруг кучки гребаных идиотов.

Мой член дергается, пробуждаясь к жизни, когда она приближается, так близко, что ее обнаженная кожа прижата к моей. Ее ладонь ложится на мою лопатку, чуть сжимая ее, тем самым принуждая меня опуститься на матрас, оказывая давления до того момента, пока я полностью не опускаюсь на спину.

Она поднимает одну ногу, оседлав меня.

— Скажи что-нибудь непристойное. — Ее губы находят мои. — Очень грязное.

Господи Иисусе.

Я хватаю ее за худые бедра, провожу большими руками по ее коже, неистовый стояк между ног взрывает мою голову.

— Не знаю, что и сказать.

— И это все? Это все, что у тебя есть?

— Нет, но... — я резко выдыхаю, когда ее задница трется о мой член. — Я не хочу быть свиньей.

Вайолет наклоняется, ее длинные волосы падают мне на грудь. Щекотно. Дразняще. Ее язык касается мочки моего уха.

— Но мне нравится.

Ее киска так близко к моему члену. Так близко. Все, что мне нужно сделать, это приподнять ее, сдвинуть на два дюйма, чтобы погрузиться в нее.