Но, конечно, причиной его несчастий было не то, что он захотел велосипед. Это теперь совершенно ясно, и незачем себя обманывать. Не втемяшился бы ему в голову велосипед, так нашлось бы что-нибудь другое. Например, радиоприемник, который можно носить в кармане и принимать шестьдесят пять станций. Или собака – овчарка, похожая на волка. Такая умная, что только не умеет разговаривать. Одно время ему очень хотелось, просто необходимо было иметь такую собаку.
Тетя Варя предостерегала его: «Не быть бы тебе, Вовка, несчастным от своего характера!» Он ей не верил. И вот – результат.
Чего же может ждать от жизни человек, если он не останавливается ни перед чем, лишь бы получить желаемое?
Вовка – такой человек.
Обдумывая то, что с ним произошло, он иногда признавался себе: бесчестность, трусость, глупость – вот как называются его поступки. Он ежился от этих страшных слов, но быстро находил для себя оправдание. Жалеть себя было легко и приятно, осуждать – труднее.
Все несчастья пошли с того дня, когда он нашел бумажник.
А как хорошо начиналось это прекрасное воскресенье! Какое было ясное, теплое, солнечное утро!
Юрка Задорожный, сын заведующего сберкассой, постучал к нему в окно – позвал купаться на озеро.
Главная прелесть озера состояла в том, что купаться было опасно – значит, интересно. Рассказывали, будто тут однажды кто-то утонул, запутавшись в водорослях. Ну, водорослей, правда, было больше чем достаточно. Но – ширина, глубина! Двести метров в поперечнике. Три человека могут стать друг на друга, и только руки последнего будут едва видны над поверхностью.
Поселковый Совет недавно устроил лодочную станцию. Открылись новые купальни – голубая для женщин и коричневая для мужчин. А главное – вышка, с которой можно было прыгать прямо в холодную глубину.
В этот день на озере было очень много незнакомых. В парке стояли чьи-то машины. На лодках шумно катались туристы.
Вовка и Юра дважды наперегонки переплыли озеро, туда и обратно, попрыгали с вышки – и вдруг пресытились водой. Они выбрали местечко поуютнее – загорать.
По привычке, Вовка сначала осмотрелся из-под ладони:
– Что это там чернеет на камне?
– Чур, мое! – Юра побежал к большому камню, торчащему из зеленой тины неподалеку от берега.
Это была игра. Предмет на камне в конце концов должен был оказаться обломком дерева, дохлой вороной или старым башмаком. Но на всякий случай полагалось кричать: «Чур, мое!» – и мчаться за добычей со всех ног.
Вовка поначалу чуть отстал, но к камню они прибежали одновременно.
На камне лежал бумажник.
Кожаный, толстый, изрядно потрепанный…
Ребята в замешательстве посмотрели друг на друга.
Вовка объявил:
– Нашли оба. Добыча пополам.
Это все еще была игра. Бумажник пустой или набит какой-нибудь ерундовиной и нарочно здесь кем-нибудь брошен.
Юра раскрыл бумажник. С первого взгляда они увидели деньги. И довольно много. Потом были какие-то бумаги – документы, наверно.
Теперь это уже перестало быть игрой.
– Пересчитаем?
– Нет! – Вовка затряс головой. – Мы не должны даже прикасаться.
– Почему?
– Потому что отнесем и сдадим в милицию. Они сами сделают что надо.
– А кто узнает, если мы пересчитаем? Мы ничего не возьмем, а только посмотрим, много ли здесь.
Это был неотразимый аргумент.
Документы их не интересовали. Паспорт, фотография какого-то толстяка. Много всяких справок.
Они стали считать деньги.
Там было четыре бумажки по двадцать пять рублей каждая. Вовка подержал их, зажав между указательным и большим пальцами. Он попытался представить себе: вот это – два велосипеда. Не получалось. То есть он точно знал, что за эти деньги можно купить две классные машины – себе и Юрке. Но было странно, что ты дашь шуршащие крохотные бумажные прямоугольнички и получишь за это в полное свое владение руль с фонарем и колеса со спицами, черную раму и цепь передачи, – и все это ловко соединено в действующую сияющую машину, на которую можно тут же сесть и мчаться сломя голову.
Конечно, эти деньги были не его и он не имел права их тратить, но так приятно было ему глядеть на них и думать: «Вот я держу в руке два велосипеда!»
А Юрка тем временем насчитал еще сто восемь рублей, но уже бумажками поменьше – рублями, трешками и пятерками.
– Богатый дядька! – сказал он.
Они сложили деньги обратно в бумажник.
– Наверно, он купался и выронил…
– Может, пьяный был… Растерёха!
– Потерять такую гору деньжищ! Это же надо!
– А представь, что он насовсем куда-то уехал, и его не найдут. Что сделают с деньгами?
– Их, говорят, в какой-то ящик кладут на пять лет и сургучом запечатывают…
Ребята задумались. Вовка сказал:
– Если бы твердо знать, что его не найдут, а деньги спрячут на пять лет в ящик, то я бы и в милицию не пошел…
– А куда бы ты пошел?
– Да нет, это я просто так говорю…
Ребята оделись и выбрались на дорогу, ведущую в центр поселка. Бумажник нес в кармане Вовка.
– Он должен нас день и ночь благодарить, этот дядька! – сказал Юра. – Другие бы нашли – так и не видеть ему ни документов, ни денег. А про нас с тобой, может, теперь даже в газете напечатают.
– Что напечатают?
– «Честный поступок».
На углу стоял самый большой в поселке продуктовый магазин.
Юра спросил:
– Зайдем?
– А что будем там делать?
– Люди не обязательно должны покупать, когда они приходят в магазин. Люди приглядываются и прицениваются.
Вовка не понимал:
– А к чему мы будем прицениваться?
– Ну, не знаю. Зайдем, там увидим.
Но, оказалось, Юра очень точно знал, что ему нужно, и ни к чему не хотел ни приглядываться, ни прицениваться. Его интересовали вполне определенные шоколадные конфеты – «столичные» и «кофейный аромат».
Он толкнул Вовку локтем в бок:
– Ну?
– Что «ну»?
– Покупаем или уходим?
– А деньги?
– У тебя в бумажнике не хватит на конфеты?
– Но это же не наши!
– Слушай, у дядьки в бумажнике двести восемь рублей, так? Допустим, ему отдадут двести семь. Так что он, не обрадуется? Ты бы не обрадовался, если бы потерял кучу денег, а потом все они нашлись, но было бы на один рубль меньше?
– Я-то обрадовался бы…
– А почему ты других людей считаешь хуже себя? Никогда этого не делай! – тоном учительницы сказал Юра. – И неужели, если мы с тобой совершили честный поступок, то не можем съесть по одной маленькой шоколадке?
Вовка согласился: по одной можно! Когда подошли к прилавку, Юра велел отвесить полкило тех конфет и полкило других.
– Ты ополоумел!
– Слушай, было у дядьки двести восемь рублей, теперь будет двести три. Дядька мог вообще никогда своих денег не увидеть, теперь они почти все ему возвращаются. Он будет от радости прыгать до потолка, вот увидишь!
Вовку одолевали сомнения:
– А возьмет и нажалуется в милиции…
– Не трусь, я отвечаю. – Юра снисходительно усмехнулся. – Да он, может, даже ничего и не заметит. Богатый же человек! Ну, двести восемь, двести три… какая ему разница? А пусть и нажалуется! Мы скажем: кто-то еще раньше нашел бумажник, вынул пятерку, а остальные вложил обратно. Могло так быть?
– Не знаю…
– Не знаешь, так слушайся меня!
Решительный Юра и терзаемый голосом совести Вовка пошли в парк, уселись на скамье и дружно разъели килограмм шоколадных конфет. Сначала было очень вкусно, под конец – уже немного противно.
– Теперь пошли в милицию, – сказал Вовка.
– Конечно, пойдем! – Юра не трогался с места. – Тебе после сладкого не хочется чего-нибудь выпить?
– Молочка бы холодненького!
– А ты пробовал когда-нибудь пиво?
Вовка пива никогда не пробовал.
– А ты пил?
Юра усмехнулся.
Они подошли к ларьку и попросили две кружки. Продавщица махнула взмокшим платочком.
– Молоды еще!
– Мы же не для алкоголя, тетя, – Юра округлил глаза, – мы только против жажды.