Ну вот же она – петля!

В первом лестничном проеме у самых перил на двенадцатой ступеньке торчала металлическая петля, не срезанная в свое время строителями. Как-то он возвращался домой из музыкальной школы и нечаянно зацепился за эту петлю носком ботинка. Не удержавшись на ногах, кубарем покатился вниз и сломал себе ногу. Потом все весенние каникулы пролежал в гипсе.

Нет, ошибки быть не могло. Он дома. И, если нужно будет, вдребезги разнесет эту черно-дерматиновую дверь, чтобы выяснить всю нелепицу происходящего.

Разносить дверь не пришлось. Достаточно было нажать на кнопку звонка, чтобы ему немедленно открыли, даже не спросив традиционное «кто там?». Наоборот, вопрос задал сам Кешка:

– Ты кто?

На пороге квартиры перед ним стояла девчонка лет семнадцати. Невысокая, но стройная и ладная, с роскошной копной вьющихся каштановых волос. Брови были потрясающе густые, а на правой щеке виднелась родинка, что придавало ее внешности особое очарование. Она удивленно хлопала огромными серыми глазищами в обрамлении длинных роскошных ресниц и не могла произнести ни слова…

– Ну хоть ты им скажи, Платон Игнатьич! – распалялся председатель Ургальского сельсовета. – На кой ляд нам здеся ишшо узкоглазые сдалися?. Што японцы, што корейцы – хрен редьки не слэшей! Пускай ба сидели у себя в Корее! Ну построить воны свои леспромхозы. А мы как были в дерьмах, так и останемся со своей лесопилкой! Воны ж наш родный лес по-гублять!

– Ты, Федор Устимыч, воду-то не мути! – басил ему в ответ секретарь Чегдомынского райкома партии. – У тебя в поселке электричество есть?

– Ну.

– Почта-телеграф, школа-восьмилетка есть?

– Ну.

– Сельмаг есть?

– Ну.

– Вот тебе и «ну»! Какого рожна тебе еще надо? Экий ты наглый! Развития тебе не хватает! Притесняют тебя все, бедного! А того понять не можешь, что не в поселке твоем дело. Не хватает у тебя политической сознательности – вот чего! Генеральной линии коммунистической партии не видишь! Близорукий ты, товарищ Захаров! Ты хоть представляешь себе, что такое международная политика государства? Это ж!.. Как его… Это ж мировой прогресс, можно сказать! А на той плешивине, где твой поселок, что построишь? С одной стороны марь непролазная, с другой – сопка крутая. Думал ты об этом? Эт-то, я тебе скажу, не доску пилить. Тут высшая мысль о всеобщем благе должна работать. И работает. Да ты радуйся тому, что рядом корейские товарищи трудиться будут! Советский Союз с них золото получит. Дорогу здесь железную построят. До Хабаровска будет рукой подать! Хошь в Приморье по едешь, хошь в Уссурийск, а хошь – прямиком в Сочи! В мягком вагоне! Чай с лимоном в подстаканнике! На окнах занавески крахмальные! И поезд по рельсам: тук-тук, тук-тук!.. Красота!

Не хотел Устимыч никакой красоты. И радел-то он за общее дело. Чтоб не дали сгинуть старому таежному поселку. Чтоб не загубили инородцы тайгу расейскую. Но слова и стремления его не находили поддержки ни у районного, ни у краевою руководства. Главным было – получить от Южной Кореи прибыль в золоте. По Генеральному плану строительства Восточного участка Байкало-Амурской железнодорожной магистрали в нескольких километрах от глухого и малонаселенного пункта с древним названием Ургал вскоре должен был вырасти современный поселок из стекла и бетона. Тоже Ургал. Только с приставкой «Новый». Сюда будут вложены громадные средства. Сюда прибудут строители с Украины, нагонят тьму-тьмущую новейшей техники и оборудования. Возведут кинотеатр, стадион, универмаг и железнодорожную станцию. Поднимут четырех – и пятиэтажные дома. А в старом Ургале хоть трава не расти. Обидно.

– Ну чего ты молчишь, парторг? – вновь обратился председатель сельсовета к Платону Игнатьевичу Куваеву, в котором мало кто узнал бы сейчас бандита, убийцу и беглого зека – Соленого, – десять лет назад оставившего зону и затаившегося в самой глуши бескрайней дальневосточной земли.

– А чего говорить? – пожал тот плечами. – Товарищам, из райкома, наверное, видней. Не говоря уже о краевом комитете. Ты прав, конечно, Федор Устимыч. Но и против райкома не попрешь…

– Во! – одобрительно воскликнул районный партиец. – Умный человек твой парторг! – ткнул он пальцем в сторону Соленого. – Ты бы к его мнению почаще прислушивался!

Возразить Устимычу было нечего.

В прошлом году коммунисты Ургала, число которых возросло до двадцати пяти человек, на отчетно-выборном собрании единогласно проголосовали за бригадира лесопилки, избрав его своим вожаком. Пришлось лже-Куваеву оставить производство, которое тоже за эти годы значительно выросло, и принять освобожденную должность. Сам Соленый обзавелся красной книжечкой члена КПСС ровно через год после того, как отличился на пожаре, спалившем дотла дом ур-гальского мужика Савелия.

Бригадир лесопилки бесстрашно бросился тогда в огонь, чтобы спасти несчастного мужика и его жену. Но не успел. Тела их почти полностью обгорели, и самому бригадиру досталось. Грудь, шея и часть лица оказались здорово прихвачены готаменем. Четыре месяца выхаживали его в чегдомынской райбольнице, куда обгоревшего доставил старшина-участковый на своей телеге. Все думали, умрет бригадир.

Соленый выжил. И был очень даже рад, что огонь изменил его лицо до неузнаваемости и напрочь выжег с левой стороны груди злосчастную татуировку «СЛОН. 1962 год», чуть было не разоблачившую его перед ургальцами. Никто из селян и подумать тогда не мог, что «героизм» бригадира – всего-навсего отчаянная и умело поставленная инсценировка,

Соленый еще лежал в ожоговом отделении райбольницы, когда председатель сельсовета «сосватал» его кандидатом в члены КПСС. Рекомендации ему дали сам Федор Устимович, старшина-участковый и супруга председателя. А райком безоговорочно утвердил кандидатуру.

Сюда же, в больницу, примчался редактор районной газеты с фотокорреспондентом – взять интервью у героя. Соленый наотрез отказался, сославшись на жуткое самочувствие. Позже, уже после выздоровления, журналисты наезжали к нему еще дважды. Но всякий раз бригадир лесопилки угрюмо отмалчивался, воротил обожженное лицо от фотообъектива, и односельчане восхищались не только смелостью этого человека, но и его скромностью, что, конечно же, активно работало на авторитет.