— Ну и ну, — протянул Марусаки. — Придётся ещё кое-что пересмотреть, шеф. Он и глазом не моргнул. Похоже, мы заловили неплохую добычу. Она серьёзней, чем мы решили вначале.

— Говорю тебе, это неправильно! — в голосе ван Норриса прозвучало раздражение. — Посылать детей на такое! Я не могу взять на себя ответственность…

Марусаки усмехнулся.

— Детей? А в каком возрасте ты сам занялся делом, шеф? И начал с игры в мяч на съёмочной площадке? Мне кажется, нет!

— Это совсем другое дело. Тогда шла война…

— Да ну? Разумеется. Но война эта ещё не закончена. Может, несколько изменилось расположение сил, но борьба продолжается — и открытая, и тайная. Я говорю: бери, что посылает судьба, и радуйся тому, что можешь внести свою долю.

Он резко повернулся, посчитал ящички на стене к открыл один. Достал из него плоскую металлическую коробку и положил на стол перед ван Норрисом. Вначале голландец поднял руку, словно желая оттолкнуть коробку. Увидев это, Марусаки подчёркнуто взглянул на свои часы.

— Остаётся час и сорок пять минут, — жизнерадостно провозгласил он.

— Ну, хорошо! — ван Норррис резко раскрыл коробку. — Если он всё равно собрался лететь, я не смогу его остановить.

— Я предупредил об этом с той минуты, как увидел его. Ну, сынок, — обратился Марусаки к Квинну. — Шеф даст вам своё благословение. А оно стоит больше десяти тысяч, если, конечно, знаешь, как им воспользоваться. Дайте-ка мне взглянуть на ваши часы…

Пальцы Квинна потянулись к левому запястью. Однако снимать часы он не стал.

— Зачем?

— Послушайте, — проговорил Марусаки с тем усталым терпением, каким объясняются с упрямым ребёнком. — Вы отправляетесь за море и собираетесь играть с очень крепкими ребятами. Эти люди знают о таких играх и забавах больше, чем мы, американцы, можем вспомнить. И когда в этой игре наступит ваша подача, сынок, лучше быть уверенным, что за вами сильная команда. Это всего лишь здравый смысл. Ведь официально вас никто не похлопал по плечу?

Квинн покачал головой.

— Ну, в таком случае мы вам даём нечто вроде команды. И если у вас есть хоть капля разума, вы благословите за это аллаха. Дайте мне ваши часы…

Квинн, всё ещё недоверчиво, снял с руки последний подарок отца. Ван Норрис снял заднюю крышку с часов, а Марусаки в это время рылся в маленьких конвертах в коробке. Закончив, он взглянул на часы.

— Хвала небу, размер стандартный. Вот, шеф.

Голландец очень осторожно вложил под крышку тонкий золотой диск и кивнул.

— Будьте добры, скажите мне месяц и день недели своего рождения.

— Февраль и среда. Но зачем?..

Ван Норрис не ответил. Он занялся тонкой золотой пластинкой, на которой Квинн увидел семь крошечных отверстий, одно в центре и шесть по кругу. Объяснял Марусаки.

— В некоторых местах это будет вашим паспортом. Слышали когда-нибудь о гороскопе драгоценных камней или гороскопе рождения?

Когда Квинн отрицательно покачал головой, Марусаки продолжил:

— Три определённых камня будут обозначать ваши инициалы, четвёртый камень — месяц вашего рождения, пятый — ангела хранителя этого времени, шестой — святого этого дня и седьмой — день недели, в который вы появились на свет. Они должны располагаться по кругу: три, соответствующие имени, вверху, три — ангел, святой и день недели — внизу, а тот, что соответствует месяцу рождения, в центре. В старину считалось, что такой талисман делает своего владельца неуязвимым.

— Но почему?..

Марусаки не обратил внимания на вопрос.

— Мы используем его как паспорт в своей организации. Если в нужном месте показать эту пластинку, она поможет вам получить информацию, помощь — и даже убежище и спасение. Как идёт работа, шеф?

Инструментами толщиной почти в волос ван Норрис вставлял в миниатюрные крепления камешки. Не переставая работать, он ответил:

— Квинн — розовый кварц, Одокар — опал, Андерс — аквамарин, ангел Бархиель — яшма, февраль — аметист, святой Андрей — карбункул, среда — бирюза. Роаджакт [Слово составлено из первых букв английских названий соответствующих камней].

— Роаджакт, — повторил Марусаки. — Это ваш пароль. Вы можете использовать его, чтобы представиться, Андерс.

Квинн моргнул. Слишком уж нелепо и похоже на фантастику, чтобы быть реальностью. Где ему представится возможность воскликнуть «Роаджакт!», чтобы появилась морская пехота или другая осязаемая помощь?

Должно быть, голландец прочёл его мысли. Положив инструменты, он закрыл заднюю крышку часов и, возвращая их Квинну, проговорил:

— Похоже на шпионское приключение, а, Андерс? Когда станете старше, поймёте, что реальная жизнь бесконечно разнообразней и фантастичней любых рассказов писателей. Я знаю, это старое и банальное утверждение, но ни возраст, ни избитость не делают его менее справедливым. Вы по-прежнему вначале хотите побывать в Дордрехте?

— Да.

— Тогда — если вы достаточно умны — в первое же утро там вы навестите антикварный магазин некоего минхеера Дидриха Бевроота на Воорстраате. Вы скажете ему, что ваши часы спешат и вы хотите, чтобы их отрегулировали, что вы турист и случайно забрели в его магазин, потому что увидели на витрине выставку старинных часов. Эти три фразы будут вашим первым паролем. Бевроот станет осматривать ваши часы. Увидев, что в них, он свяжет вас с теми, кто предоставит вам нужную информацию.

— Похоже на старую подпольную сеть, — заметил Квинн, по-прежнему почти не веря происходящему.

Ван Норрис нахмурился.

— Да, во время войны это было частью подпольной сети. В те дни мы были отчаянными людьми. Когда человек вставал на нашу сторону, мы не спрашивали, чем он занимался в прошлом. Поэтому многие боковые ответвления странных и часто незаконных занятий соединялись с нашей организацией, и через них мы получали необходимые сведения и материалы. Когда война — вернее, её часть, — закончилась, мы, сражающиеся в темноте, вышли на свет. И поняли, что мир ещё не для нас.

Тогда некоторые из нас отыскали своих прежних соратников. Мы не утратили связей с ними, не забыли и людей, хоть и нарушающих закон, но которые однажды могут оказаться полезными. Конечно, это нынешнее подполье не вполне можно назвать респектабельным, но мы сохраняем с ним связи.

Поэтому, когда нам нужно, в нашем распоряжении оказывается нечто вроде паутины. Чужак — может быть, за полмира отсюда, — касается одного из сигнальных проводов. Поступает сообщение, порой меняя на своём пути несколько языков и пересекая множество границ. Оно достигает такого человека, занимающего значительное положение в обществе, который может отправиться к высоким руководителям и сказать — и ему при этом поверят: «Сэр, то-то, то-то и то-то, похоже, происходит в этом месте. Следовало бы проверить». Мы предоставляем глаза, чтобы смотреть, уши, чтобы слушать, ноги, чтобы пройти по тропам, по которым нельзя ходить официальным путём…

— Вот именно, — Марусаки убрал коробку в ящик. — И не забывай, сынок, что у противной стороны есть своя сеть, такая же налаженная, как наша, или даже лучше. Когда удаётся, противники хватают нас, давят и косят. Это война, которая идёт в тёмных переулках и на пустынных участках границ, а также в удобных городских кабинетах. И первая же ошибка делает парня таким же мёртвым, как если бы его подстрелили в Корее. Идти нужно осторожно — или вообще больше не сможешь двигаться! Не забывайте об этом. Показать ему картинки, шеф?

Получив согласие ван Норриса, он веером разложил на столе пять фотографий. Обычные снимки, лица мужчин на них видны очень отчётливо.

— Это Бевроот.

Квинн разглядывал круглое лицо, наморщенный лоб, выпяченные, почти капризные губы. Он был уверен, что не забудет это лицо.

— Это Лоренс Кейн. Возможно, вы его не увидите. Но это один из моих партнеров, и он сейчас в Европе.

— Мастер по ликвидации аварий, как и я! — с улыбкой добавил Сэм.

На другой фотографии худое, чисто американское лицо, национальность этого человека спутать невозможно. Но линия рта противоречила весёлому взгляду.