– Не могли на каждом этаже сделать, – бубнил Степан Дмитриевич. – Лифт вечно не работает! Коммунальщики проклятые! Хоть бы перилла покрасили! Не подъезд, а помойка! А кто здесь окурков набросал?!

Опустошив ведро, дед поставил его на заплеванный пол и вытер рукавом лоб. В подъезде было тихо, поэтому он услышал, как в одной из квартир седьмого этажа что-то упало. Потом из-за неплотно прикрытой двери раздался приглушенный голос. Оставив ведро на лестничной площадке, Степан направился вверх по лестнице.

Поднявшись, он увидел на пороге пред квартирой Глафиры Петровны мужские кроссовки. Дверь была приоткрыта, и дед подошел ближе. В это время на лестничную площадку вышел молодой человек в белом халате с медицинским чемоданчиком в руках.

– А я-то думал, воры! – разочаровано выдохнул Степан Дмитриевич.

Парень вздрогнул.

– Здравствуйте!

– И вам не болеть. Как здоровье Глафиры Петровны? Неужели ей стало плохо, и она скорую вызвала?

Дед внимательно посмотрел на паренька и отметил, что для врача тот слишком молод, скорее всего, учится в институте. Да и шапочка была ему великовата, да и кто из врачей сейчас носит шапочки?

Молодой человек наклонился, чтобы обуться, Степан Дмитриевич заметил, на руках юноши резиновые перчатки.

– Может, меня послушаете заодно? В последнее время кашель не проходит, давление скачет, да в ушах шумит.

Молодой человек смутился.

– Извините, график! Никак нельзя опаздывать.

– А вы быстро! – Степан Дмитриевич посмотрел на дверь. – А Глаша закрываться не будет?

– Я ей лекарство дал. Сейчас она полежит и закроет. – Парень покашлял. – Вы ведь нас все равно вызовите, пойдемте, я вас послушаю. Где вы живете?

Дед торопливо спустился по лестнице, повозился с ключами и распахнул дверь своей квартиры.

– Проходите в комнату.

Молодой человек разулся, оставив кроссовки за дверью. Степан Дмитриевич неодобрительно посмотрел на недальновидного врача.

– Не боитесь, что украдут?

– Кому нужны мои старые кроссовки?

– Знаете нынче молодежь какая?! Мы ведь раньше не то что кроссовки, чужую бумажку брать стыдились! А сейчас, глазом моргнуть не успеешь!.. Я даже когда мусор выбрасывать хожу, и то дверь на ключ запираю. Мало ли чего случиться может! А вы присаживайтесь на диванчик. – Степан Дмитриевич опустился рядом. – Мне бы давление измерить!

– К сожалению, у меня нет соответствующего прибора.

– Нет? – растерялся дед. – А что есть?

– Стетоскоп.

Парень открыл чемодан, и старик заглянул внутрь.

– Так вот же! Лежит! Тонометр!

– Ах, да! – парень смутился. – Думал, я его в клинике оставил! Тогда давайте измерим давление.

Дед закатал рукав рубашки, молодой человек пристроил ему на руку манжет и стал накачивать воздух.

– Ну? Сколько там?

Врач приложил стетоскоп к худой руке старика и посмотрел на стрелку.

– Хорошее у вас давление. Нормальное. 120 на 80. Может, другие жалобы есть?

Степан Дмитриевич недоверчиво посмотрел на врача.

– Может, от головной боли чего посоветуете?

– Анальгин можно. Только внимательно читайте инструкцию.

Парень поднялся, убрал тонометр в чемодан и направился к выходу.

– Ох! – Степан Дмитриевич хлопнул себя по лбу. – Ведро мусорное на площадке забыл! Нужно подняться, а то заберет кто-нибудь!

Молодой человек нахмурился, но ничего не сказал. Под пристальным взглядом деда он пошел вниз, а Степан Дмитриевич, кряхтя, поднялся по лестнице.

Ведро стояло там, где его оставили. Дед тоскливо посмотрел на мусоропровод.

– Отродясь у меня нормального давления не было. Подозрительный какой-то! Интересно, чего он Глафире наговорил?

Преодолев еще один лестничный пролет, старик позвонил в дверь однокомнатной квартиры. Никто не ответил.

– Глафира Петровна, это я! – дед стукнул кулаком по клеенчатой поверхности, и входная дверь открылась. – Ты чего не заперлась-то?

Степан Дмитриевич прошел в комнату, потом заглянул на кухню. Женщина лежала на полу, рядом с ней валялся пузырек от лекарства.

– Глафира! – дед попытался растормошить старушку, но та не двигалась. – Померла ты, что ли?

Поняв, что женщине плохо, старик набрал 03, а потом 02.

Спустившись на первый этаж, молодой человек достал из-под лестницы пакет и переоделся. Досадливо морщась, он вышел на улицу и вытащил из кармана сотовый телефон.

– Алло. Михаэль? Это я… Да. Сделал… Возникли небольшие трудности. Когда я выходил, меня встретил старик. Пришлось пройти в его квартиру, измерить ему давление… Поверил, наверное. Не знаю… Нет, дверь не запер. Сейчас подожду, пока дед уйдет и закрою. Он сможет меня опознать, надо его убрать… Я не виноват! Так получилось!.. Ладно… Ключи взял… Да. Как обычно. Если б не дед, никаких проблем бы не было. Отбой.

Парень нажал «сброс» и отошел в сторону. Через несколько минут он услышал вой милицейской сирены.

– Черт бы побрал этого старика!

Он снова набрал знакомый номер.

– Михаэль, старика обязательно нужно убрать. Он вызвал милицию.

Парень вздохнул. По-хорошему, дверь старухи нужно было закрыть на ключ. Но не мог же он закрыть ее при деде?! Теперь ничего не поделаешь. Он положил телефон в карман и направился к остановке.

Ночь с 11 на 12 мая

Второе отделение психиатрической клиники имени Кащенко представляло собой печальное зрелище: длинный коридор с палатами по обе стороны, потертый линолеум, тусклые лампочки, вмонтированные в потолок и закрытые решетками, столовая с колченогими табуретками и маленькая ниша в стене, где располагался поцарапанный письменный стол. За этим столом круглосуточно сидят люди. Днем – медсестры, ночью – дежурные. В противоположном от входа конце коридора – двери в ординаторскую и медицинский кабинет.

Виктор улыбнулся. Подумать только, целый месяц прошел с тех пор, как он тут работает. Пролистав журнал дежурств, молодой человек нашел свои первые записи о ночных происшествиях.

«10 апреля. В половине третьего ночи Матвеев бегал по коридору, швырялся табуретками в столовой. Грозился зарезать заведующего. Поймали, привязали к кровати, вкололи успокоительное. Остальных пациентов, которые проснулись от грохота и криков, уложили спать».

«12 апреля. В начале одиннадцатого у эпилептика случился приступ. В три пятнадцать из палаты вышел Савичев. Принялся махать руками, громко кричать, чтобы из его палаты убрали цыганку. Успокоил, уложил в кровать. Пообещал принять меры».

Виктор вспомнил, как впервые постучал в дверь ординаторской и, запинаясь от волнения, попросил принять его на работу…

Заведующий вторым отделением больницы, которую студенты ласково называли «Кащенкой», вежливо кивнул, указывая на стул.

Комната была уютной. Тяжелые шторы создавали приятный полумрак, делая пятна на протертом ковре практически невидимыми; рядом с большим столом стояло старенькое кресло, в углу притулился стеллаж со стеклянными дверцами и небольшой диванчик.

– Да, – вздохнул врач, – небогато у нас, кхе. Зато коллектив приятный. Никифоров Геннадий Андреевич, – представился он.

– Плеханов Виктор.

– Присаживайтесь.

Геннадий Андреевич был высоким жилистым мужчиной с большими ладонями и узловатыми пальцами. Лицо его было широким и добродушным, белый халат, как заведено в больницах, мятым, но чистым. Мужчина полностью соответствовал образу «заведующего отделением» – представительный, внушающий невольное уважение тяжелым взглядом и квадратным подбородком. При разговоре он подкашливал, словно в горле у него что-то застряло.

– Значит, вы хотите, кхе, устроиться ночным дежурным, – уточнил заведующий.

– В этом году буду защищать важную курсовую работу, хотелось бы…

– Ощутить на собственной шкуре, что значит быть психиатром, – улыбнулся Геннадий Андреевич.

– Именно. И подзаработать.

– Ну, я бы не стал рассчитывать на многое. Работа несложная, высокой квалификации не требует, – врач кашлянул. – Единственное пожелание: хорошая физическая подготовка. Но с этим, я вижу, у вас порядок.