Антон говорил исключительно восклицательными предложениями, будто на митинге выступал. Виктор был рад новому собеседнику, но ему не понравилось, как молодой человек назвал пациентов. Раньше Плеханов называл их точно так же. Раньше, пока не познакомился с ними поближе и пока не понял, что они ничем не хуже него.

– Не называй их «психами». Они такие же люди, как ты и нет гарантии, что сам не окажешься на их месте.

Эколог гоготнул.

– Тебя не инструктировали? – удивился Плеханов. – Тогда слушай и запоминай. Если по твоей неосторожности или невнимательности случится неприятность, отвечать сам будешь. – Виктор набрал в грудь побольше воздуха. – В клинику запрещается приносить колюще-режущие предметы. Никаких ножниц, пилочек для ногтей, перочинных ножей, карандашей, ручек и сотовых телефонов с наружной антенной. Впрочем, телефоны никакие нельзя приносить. Я, например, свой на дежурство не беру. Бутылку, когда пиво выпьешь, оставишь прямо здесь, в отделение не бери и в туалет ничего подобного не выбрасывай. Если больные стекло увидят, могут всякие неприятности случиться. Есть у нас один такой… Лучше сюда, в корзину под столом. Уборщица по утрам мусор выносит. И никаких украшений.

Антон дотронулся до серьги в левом ухе и укоризненно посмотрел на Виктора.

– Нет, сережку не сниму! Это память!

– Какая память?! Забыл, где находишься? В прошлом году тут была комиссия. Ольга Николаевна рассказывала, пока проводили обход, у одного из профессоров пациент шнурок на ботинке развязал, а потом на нем повесился. Так что снимешь свою сережку! И вообще, одежда должна быть с минимумом деталей.

– Я и так в футболке! В чем ходить-то?

– Пока можешь взять халат моего сменщика, а утром попроси у санитарок чистый.

Антон пожал плечами.

– Ну, если ты такие страхи рассказываешь… Но сережку все равно не сниму!

– Как хочешь. Если что-нибудь случится, отвечать сам будешь.

Парень хитро прищурился.

– А чего это ты все «сам отвечать будешь»! Боишься психов-то?

– Не психов, а пациентов, это первое. А второе, я их не боюсь, но случиться может все.

Плеханов замолчал, а эколог, заговорщически подмигнув, сказал:

– Я уже устал здесь сидеть. Как только меня привезли, я им скандал устроил, чтобы не смели меня в палату определять. Пока не в палате – не псих! Лучше уж здесь, на диване посплю, а то проснешься однажды в смирительной рубашке!.. – Молодой человек зевнул. – Скучно. Я тут по шкафам пошарил, но даже газеты с анекдотами не нашел. Сплошные медицинские справочники. Тоска! Может, разомнемся? Пройдемся по отделению, и ты меня с пациентами познакомишь?!

Виктор с сомнением посмотрел на парня.

– Да ладно тебе! – Антон продемонстрировал открытые ладони. – Ничего я с ними не сделаю. К тому же, судя по всему, меня отсюда раньше, чем через пару-тройку дней не выпустят. Знаю я их! А то, и неделю здесь жить придется!

Плеханов кивнул.

– Только халат надень.

– Зачем? Психи, небось, уже десятый сон видят!

Виктор махнул рукой – исправлять Антона, чтобы тот не называл пациентов «психами» было бесполезно, и с серьезным видом ответил:

– Рано. К тому же, некоторые вообще ночью не спят.

Антон пожал плечами и открыл дверцу шкафа.

В палате было темно. Тусклый свет коридорных лампочек с трудом проникал через толстое оргстекло двери, а в больничном саду не горел ни один фонарь. По стенам крались темные пятна, превращаясь то в лошадь, то в огромный хищный цветок, клацающий челюстями с тонкими, как иглы зубами. Не было слышно даже дежурного, который прохаживался по коридору каждые полчаса, разминая ноги и проверяя своих подопечных.

Савичев перевернулся на другой бок и закрыл глаза.

– Кровь! – зашептал кто-то. – Кровь! Земля требует крови!

Александр Алексеевич закрыл уши руками, но голос звучал в его голове.

– Что же ты, Саша, другу не помог?! Почему на помощь не позвал?

– Я не мог! – крикнул Савичев. – Не мог! Не мог!

Голос его прозвучал пугающе громко. Он оглянулся на дверь, сбросил одеяло и вскочил. Худой, невысокий человек сорока с небольшим лет, с всклокоченными волосами, он бегал по палате, размахивая руками.

– Оставь меня в покое! Я ничего не мог сделать! Ничего! Я не виноват! Не виноват! Кровь! Оставь меня в покое! Не виноват!

– Я все знаю, – шептал голос. – Убийца!

– Нет! – Савичев подбежал к окну и уперся лбом в металлическую сетку. – Это ты убила его! Нечистая! Это ты его убила! Ты! Ты! Нечистая!

Голос замолчал. Александр Алексеевич судорожно вздохнул и зажмурился. Постояв у окна несколько минут, и поняв, что голос исчез, он вернулся в постель. Накрывшись с головой одеялом, Савичев зажмурился и стал вспоминать.

Апрель 1986 г.

У ворот N-ского Высшего Военного училища всегда было многолюдно. Выходить за кованую ограду учебного заведения запрещалось, поэтому курсанты курили рядом с воротами. Они весело шутили над проходящими мимо девушками в коротких юбках и обсуждали командиров.

– Доценко выгоняет, даже если страницу учебника перевернешь не вовремя, – пожаловался долговязый молодой человек с рыжими коротко стрижеными волосами. – Скоро наряды вне очереди объявлять будет.

– Он себе спокойную атмосферу создает, – поддакнул низенький худощавый паренек с отличительными знаками ефрейтора. – Завалит на экзамене. Обязательно завалит. Эх! Нам бы последний годик вытерпеть! И будем лейтенантами.

– Ты у них всегда-а на хорошем счету был, – третий курсант – полноватый парень в очках с замотанной изолентой дужкой – выпустил из носа тонкие струйки дыма и хлопнул ефрейтора по плечу. Он говорил, слегка растягивая гласные, но в голосе его чувствовалась уверенность. – Не бо-ойся, Сашка, мы тебя в обиду не дади-им. Я лично, если даже младшего лейтенанта присвоят, не особенно расстро-оюсь.

– Мы с Игорьком и на младшего лейтенанта согласны, – подтвердил рыжий. – Для девчонок главное погоны, а карьеру можно и с младшего начать. Потом, глядишь, ты нас к себе возьмешь.

Ефрейтор ослабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу темно-зеленой форменной рубашки.

– Если Доценко завалит, может быть, тоже буду младшим. Сигарета есть?

Игорь протянул Александру свою.

– Докуривать бу-удешь?

– Давай. Все равно времени нет. Через пять минут нужно быть в аудитории. Опоздавшие к Доценко учатся за дверью.

– Р-р-разговорчики! – раздался за спиной резкий грубый голос. – Смир-р-рна!

Молодые люди вытянулись, щелкнули каблуками и замерли. Высокий мужчина с погонами подполковника внимательно осмотрел курсантов.

– Что за вид?! Почему пуговицы расстегнуты?! Где фуражки? Вы – будущие офицеры. Честь нашей армии! Гордость! Пример! – он обернулся к ефрейтору, в зубах которого тлела сигарета, и поморщился.

– Кто таков?

Парень поспешно вытащил окурок изо рта.

– Ефрейтор Савичев!

– Два наряда вне очереди! А увижу с сигаретой еще раз… – подполковник нахмурился, посмотрел на расстегнутую пуговицу и ткнул пальцем в грудь провинившегося. – В таком виде ко мне на занятия не приходите. А сегодня от своей лекции я вас освобождаю.

Александр сглотнул.

– Так точно!

Офицер, удовлетворенно хмыкнув, направился в сторону училища.

– Теперь точно завалит, – ефрейтор застегнул пуговицу и поправил галстук. – Наверняка слышал, что мы про него говорили.

– Силен мужик! – рыжий Алексей посмотрел на часы. – Тебе теперь полтора часа гулять, а нам лучше не опаздывать.

– Может, составите мне компанию? – жалобным голосом попросил Александр.

– Не тру-усь, Сашка, мы за тебя Ильича-а попросим. Он, как-никак, поглавнее Доце-енко будет.

– Ладно, идите на лекцию, а то и вам достанется.

В это время к ограде подошла пожилая цыганка в длинной юбке и цветастом платке. Волосы ее были заплетены в сложную косу, на шее звенело монисто, на пальцах красовались перстни с огромными, явно фальшивыми камнями. Женщина пристально посмотрела на курсантов черными глазами и затянула: