Дубыга с уважением прокомментировал:

— Боец, однако.

Промелькнуло несколько разбросанных пакетов и коробок, которые Котов подбирал с земли и отдавал плачущей негритянке.

— Спасиба… — бормотала она. — Хорошо…

— Я провожу, — сказал Котов и пошел рядом с африканкой к зданиям, светившимся вдали, взяв у нее большую часть пакетов и коробок.

Спутница испуганно теребила Котова:

— Надо бистро ходить, они идти к нас, бить…

— Не бойтесь, леди, — спокойно ответил Котов, — полчаса они еще помаются, а догонять не захотят вовсе. Уот из еа нейм?

— Мэри Джоунс, Мариа, Маша…

— О'кей. Давно в Москве?

— Два год. Учится агроном. Понимаю много, говорю плохо.

— Муж есть?

— Нет. Тут нет, там есть…

— Где?

— Зимбабве, Эфрика… Он старый, был война, партизан Джошуа Нкомо.

— Так твой муж сам Нкомо?

— Не-ет! Нет, Нкомо — грейт чииф, а май хазбенд — маленький партизан, солджер Артур Джонс. Он старый, его пятьдесят семь лет. Сидел тюрьма. Его говорил: «Москва, коммунизм, очень хорошо». А тут рэсист бэндз, лайк Эмерика… Ты коммюнист?

— Беспартийный. Чего это они к тебе привязались?

— Деньги хотел. Их кричали: «Вещи, доллар, шмотка давай! Часы тоже». Часы снимал не успевай, то ран куикли…

— Все цело?

— Ол райт, все есть цело.

Котов подвел свою спутницу к подъезду общежития. Мелькали лица самых разных цветов кожи, вполне обычные и весьма экзотические одеяния.

— До свидания, — попрощался Котов, передавая пакеты Марии. Тут, при свете, он мог как следует разглядеть, какую красавицу спас.

— Нет-нет! — запротестовала Мэри. — Надо заходить мне, пить чай. Я буду показать тебя соседкам, тама есть джорнелист одна, будет писать статья в «Правда».

— Тоже из Зимбабве?

— Ноу, Конгоу, Брэззавилл… Хорошо русски говорит.

— Не, писать про меня не надо. И меня к вам не пропустят.

— Пустят! До одиннадцати. Я сделаю.

Маша-Мэри подбежала к суровой вахте, о чем-то поговорила там, потом подозвала высоченного худого африканца в очках, проходившего мимо. Тот только поцокал языком, покачал головой, появилось неведомо откуда еще несколько африканцев, они все насели на вахтеров, затем гурьбой подошли к Котову, стали улыбаться всеми сверкающими зубами, хлопать по плечу и жать руки:

— Молоток! Вери гуд! О'кей! Хорошо, спасибо!

Тут же замелькали лестница, коридоры, двери… Котова привели в комнату, где все галдели на разных языках, громыхала музыка и было накурено. Много бутылок с советскими и иноземными этикетками, закуски начатые и нетронутые. Слова Котова и его собеседников были неразборчивы, но, когда Тютюка предложил их проанализировать, Дубыга отрицательно мотнул головой, мол, не имеет смысла. Пьянка длилась еще не менее часа, Котов танцевал с Мэри. Она очень громко хохотала. Кажется, Котов пытался рассказать ей анекдот.

— Ну, скоро пойдут провалы в памяти, — предсказал Дубыга. — По-моему, он уже полбутылки в сорокаградусном эквиваленте выхлебал. У здешних реликтовых есть хорошая пословица: «Не бывает некрасивых женщин, а бывает мало водки». С этим случаем все ясно…

В это время Мария тянула за собой Котова в соседнюю темную комнату.

— Может, досмотрим? — робко предложил Тютюка.

— Нечего порнографию разводить… Все и так ясно.

Тютюка снял изображение. Вернулся интерьер «тарелки».

— Данный случай подпадает под стандартную ситуацию «благодарность джентльмену», — оценил Дубыга, — но не может же это повторяться во всех случаях. Вероятность того, что он спас от грабителей всех этих женщин, крайне мала. Такое редко происходит с одним и тем же человеком даже два раза подряд.

— Значит, надо посмотреть еще что-нибудь.

— Согласен. Хотя лучше доверить дело автоматике. Пусть сама вычленит сходные компоненты во всех тринадцати случаях. Давай команду.

Тютюка подал. Аналитический аппарат выдал нечто вроде формулы: «Общие элементы всех тринадцати случаев: женщина несчастна, женщина некрасива, женщина бездетна. Общий результат: женщина счастлива, женщина беременна, женщина имеет детей».

— Ну, это, положим, безо всякого анализа было известно, — проворчал Дубыга. — Стоило подключаться к Большому Астралу, чтобы получить такой дурацкий ответ!

— А может, еще одну прокрутить?

— Ладно, — нехотя согласился скромный Дубыга. — Вам, молодым, одну «клубничку» подавай…

— Кого брать?

— Любую… Впрочем, возьми-ка ту, что не назвала сына Владиславом. Кто это?

— Их две…

— Ну тогда ту, которая назвала Ашотом.

Опять возник мерцающий куб. Появился берег какого-то очень теплого моря, песчаный, залитый солнцем пляж.

— Сланчев Бряг, Болгария, 15 июля 1988 года, 11.42, пляж, — прокомментировал Тютюка.

… Взгляд Котова лениво переместился с какого-то маленького насекомого, ползавшего по песку рядом с изголовьем пляжного лежака, на загорелые и еще не очень загорелые тела, распростертые вокруг. Котов поднялся, пошел к воде, в которой темнело множество голов. Вокруг заплескались волны. Владислав поплыл, то поднимаясь на пологий невысокий гребень, то опускаясь. Доплыв до линии буйков, Котов повернул обратно. В поле его зрения попала грузная, очень полная женщина в закрытом зеленом купальнике, с черными, гладкими волосами, сидевшая рядом со степенным, тоже очень толстым, пожилым мужчиной. Толстяк от плеч до пояса был покрыт седыми и черными волосами. Они очень бурно о чем-то беседовали, причем в основном говорила женщина, а старик иногда прерывал ее резкими фразами. Котов доплыл до берега, вышел на пляж и тут увидел, как старик внезапно скорчился и ухватился за сердце. Женщина в зеленом купальнике вскрикнула, стала тормошить старика, вокруг них мгновенно собралась толпа. Дубыга и Тютюка увидели, как Котов распихал толпу и, подхватив старика под мышки, поволок к дежурившей у пляжа «скорой помощи». Навстречу ему выбежали люди с носилками…

— Достаточно, — проворчал Дубыга, — опять рыцарство. Помог даме в трудную минуту. Повод, чтобы осчастливить некрасивую даму. Тем не менее грех чистой воды. А его не засчитывают! Почему?

Тютюка принял это размышление вслух за команду и послал запрос в аналитическую систему. Заключение оригинальностью не отличалось:

«Плюсовой потенциал превышает минус».

Дубыга ухмыльнулся:

— А что они еще могут ответить? Будем разбираться в процессе…

Пока черти занимались аналитическими исследованиями, Владислав Игнатьевич отогнал свою «восьмерку» на стоянку, совершенно не замечая пылинки в своей шевелюре. Потом решил пройтись по территории дома отдыха, чтобы обозреть местные достопримечательности. В компании с ним оказался бухгалтер Пузаков, тоже пристроивший «шестерку» на стоянку.

— Мы, кажется, с вами соседи? — приветливо улыбнулся толстяк.

— Да, — подтвердил Котов, отвечая улыбкой на улыбку, — вы из тридцатого номера?

— Совершенно верно. Будем знакомы? Я — Владимир Николасвич. Можно Володя.

— Хорошо, тогда я Владик.

Мужчины зашагали рядом. Котов старался делать шаги покороче, а Пузаков — подлиннее. Обоим это давалось с трудом, ибо талия Котова находилась почти на уровне плеч бухгалтера. Шли они по асфальтовой узкой дорожке с аккуратной белой разметкой метража — трассе терренкура, проложенной вдоль бетонного забора, опоясывавшего территорию дома отдыха. Дорожка предназначалась для того, чтобы руководящие товарищи сбрасывали избыток веса, наросший за время сидения по кабинетам. Пролегала она сквозь смолисто пахнущую сосновую рощу, затем выходила на берег озера, доходила до спуска на пляж и вновь шла вдоль забора. Это было «большое кольцо» для жаждущих похудеть. Те, кто не слишком стремился к этому, опасаясь потерять вес в обществе, могли довольствоваться «малым кольцом», проложенным в непосредственной близости от жилых корпусов.

— Вы тут раньше не бывали? — спросил Пузаков. — Чудное место!