– Ну, а наш Боб…

В Беркемстеде они вышли, и в купе сел мужчина в светло-коричневом костюме, достал записную книжечку и вечную ручку и стал решать задачки, которые у него, судя по всему, никак не решались. «Может быть, он все отдал своей дочери?» – подумал Адам.

В Даутинг он поехал автобусом, который довез его до деревни с заправочными станциями. Оттуда пешком дошел до ворот парка. К его удивлению, ворота были открыты настежь, и, приближаясь к ним, он чуть не попал под огромную разболтанную машину, въехавшую в парк на большой скорости; на секунду перед ним мелькнули два злобных женских глаза, с презрением глянувшие на него из заднего окошечка. Еще больше удивило его объявление, повешенное на центральном столбе ворот: «Не входить, кроме как по делу». Пока он шел к дому, его с грохотом обогнали два грузовика. Потом появился какой-то человек с красным флажком.

– Эй, здесь прохода нет. Перед домом сейчас начнут, уже зарядили. Кругом ступайте, коли надо, мимо конюшен.

Лениво прикидывая, о каком оружии идет речь, Адам двинулся по указанной ему тропинке. Он ожидал услышать выстрелы, но до слуха его донеслись только отдаленные крики да еще как будто звуки струнного оркестра, и он заключил, что день для охоты выдался у полковника неудачный. Так или иначе, охотиться возле собственного дома, и притом под аккомпанемент струнного оркестра, – занятие странноватое, и Адам по привычке стал сочинять заметку для «Хроники»:

Полковник Блаунт, отец прелестной Нины Блаунт, упомянутой выше, теперь лишь изредка наезжает в Лондон. Зато он увлекается охотой в своем поместье в Бакингемшире. Его охотничьи угодья, едва ли не самые богатые дичью во всем графстве, расположены прямо перед домом, и ходит много забавных анекдотов о гостях, нежданно-негаданно оказавшихся на линии огня… Одно из чудачеств полковника Блаунта состоит в том, что он стреляет особенно метко под звуки скрипки и виолончели. (Сходной причудой известен мистер Рыжик Литлджон – тот может ловить рыбу только под звуки флажолета…)

Не прошел он и двухсот шагов в обход дома, как его опять остановили. На этот раз путь ему преградил человек в сутане, в необъятных епископских рукавах из белого батиста и алой мантии с капюшоном. Он курил сигару.

– Какого черта вы здесь околачиваетесь? – спросил епископ.

– Мне надо повидать полковника Блаунта.

– Нельзя. За него там как раз принялись.

– Боже мой! А что он такого сделал?

– Да ничего особенного, он просто один из веслеанцев – мы сегодня хотим покончить с толпой, благо погода держится.

Адам молчал, подавленный столь бесчеловечным фанатизмом.

– А вы-то к старичку по какому делу?

– Теперь это, пожалуй, не имеет значения… Я хотел ему рассказать, что работаю в «Эксцессе».

– Серьезно? Что же вы сразу не сказали? Всегда приятно встретиться с джентльменом прессы. Курите?

Из-за епископской пазухи появился большой портсигар. – Я, сами понимаете, епископ Филпотс. – Он подхватил Адама под руку, рискуя смять свой широченный рукав. – Вам, вероятно, интересно посмотреть, что там делается? Сейчас они, скорее всего, допевают последний гимн. Нелегкая работенка, скажу по чести, и организация не всегда на высоте. Вот хоть вчера – заставили мисс Латуш прождать полдня, а когда взялись за нее, свет был такой паршивый, что совсем ее изуродовали – мы вечером, после обеда, прокрутили все кусочки, – таких безобразных ошметков вы в жизни не видывали, многие даже узнать невозможно. Мы не решились показать их ее мужу – он был бы вне себя – несколько штук отобрали и сохраним. а остальное выкинули. Вы что это, вас не тошнит ли? Как сразу позеленели. Или сигара слишком крепкая?

– А она… она тоже была веслеанка?

– Дорогой мой, она играет главную роль. Она – Селина, графиня Хантингтонская… Ну вот, отсюда вам будет видно, как они работают.

Они обогнули крыло дома и теперь могли обозреть лужайку перед главным фасадом, где царило деловитое оживление. Десятка полтора мужчин и женщин в костюмах восемнадцатого века стояли в круг и громко пели; стоявший в центре круга невысокий человек в длинном пасторском одеянии и белом парике дирижировал хором. Неподалеку играл струнный оркестр, а вокруг поющих толпились мужчины без пиджаков, с мегафонами, кинокамерами, микрофонами, связками бумаг и дуговыми лампами. В стороне, дожидаясь своей очереди, стояли карета четверкой, отряд солдат и группа рабочих с изготовленными из холста и досок секциями поперечного нефа Экзетерского собора.

– Полковник где-то там, среди поющих, – сказал епископ. – Он чуть не со слезами просил, чтобы его взяли статистом, а поскольку он предоставил нам свой дом за бесценок, Айзекс решил – пусть побалуется. По-моему, он еще никогда в жизни не был так счастлив.

Пение смолкло.

– Ну, так, – сказал один из мужчин с мегафонами. – Можете расходиться. Теперь будем крутить дуэль. Мне нужны два статиста – нести труп. Остальные на сегодня свободны.

От кучки молящихся отделился старик в кожаном фартуке, шерстяных чулках и льняном парике.

– Прошу вас, мистер Айзекс, – сказал он. – Можно мне нести труп?

– Не возражаю, полковник. Бегите в дом и скажите, пусть вам выдадут крестьянскую блузу и вилы.

– Большое, большое спасибо, – сказал полковник Блаунт и рысцой пустился к дому. Но тут же остановился. – А может быть… может быть, мне бы лучше шпагу?

– Нет, вилы, да поторапливайтесь, не то вообще не позволю нести труп. Эй, кто-нибудь, найдите мне мисс Латуш.

Та молодая женщина, что обогнала Адама в автомобиле, спустилась с крыльца в шляпе с перьями, амазонке и накидке, расшитой тесьмой. В руке она держала охотничью плетку, Лицо было покрыто слоем желтого крема.

– Мистер Айзекс, будет у меня в этой сцене лошадь или не будет? Я спросила у Берти, а он говорит, что все лошади нужны для кареты.

– К сожалению, Эффи, не будет, и вы, пожалуйста, не расстраивайтесь. Вы же знаете, у нас всего четыре лошади, и вы сами видели, что получилось, когда мы попробовали сдвинуть карету парой. Так что нечего лезть в бутылку. Вы идете через поле пешком.

– У-у, жидюга, – сказала мисс Эффи Латуш.

– Беда в том, – сказал епископ, – что нам для этого фильма не хватает капитала. Просто сердце кровью обливается. У нас первоклассные исполнители, первоклассный режиссер, первоклассная натура, первоклассньй сценарий, и все стопорится из-за нехватки нескольких сот фунтов. Можно ли требовать от мисс Латуш, чтобы она играла в полную силу, если ей не дают лошадь? Ни одна женщина не стерпит такого обращения. Я бы на месте Айзекса уж лучше обошелся без кареты. Какой смысл приглашать звезду, если не можешь обеспечить ей приличного обращения? Айзекс всех против себя восстанавливает. Для моей сцены в соборе хотел дать всего двадцать пять статистов. Но вы ведь приехали, чтобы написать о нас, так я понимаю?… Сейчас позову Айзекса, пусть он вас проинформирует… Эй, Айзекс!

– А?

– К вам тут из «Дейли эксцесс».

– Где?

– Тут.

– Иду. – Он надел пиджак, застегнул его на талии и зашагал через лужайку, приветственно протягивая руку. Адам пожал эту руку и словно почувствовал под пальцами целую пригоршню колец. – Рад познакомиться, мистер. Спрашивайте про фильм все, что вас интересует, я для того тут и нахожусь, чтобы отвечать. Фамилию мою запомнили? Вот карточка. В углу – название фирмы. Не то, которое зачеркнуто. То, которое надписано сверху. «Британская компания Вундерфильм». Так вот, эта картина, – продолжал он, видимо повторяя уже не раз произнесенную речь, – из которой вы только что видели один небольшой эпизод, знаменует собой новый этап в развитии британской кинематографии. Это самый значительный звуковой суперрелигиозный фильм, созданный целиком на британской земле силами британских актеров и режиссуры и на британские деньги. С начала до конца, невзирая на трудности и расходы, мы пользовались советами ученых консультантов – историков и богословов. Сделано решительно все, чтобы добиться максимальной достоверности каждой детали. Жизнь выдающегося социального и религиозного реформатора Джона Весли [13] впервые будет показана британскому зрителю во всем ее человечном и трагическом величии… Да впрочем, у меня это все написано. Я распоряжусь, чтобы вам дали экземпляр текста. Пойдемте смотреть дуэль… Вон Весли и Уайтфилд, сейчас они начнут. Разумеется, это не они сами. Это два инструктора по фехтованию, которых мы пригласили из спортивной школы в Эйлсбери. Вот это я и имею в виду, когда говорю, что мы не жалеем затрат, лишь бы детали были достоверны. За полдня платим им по десять шиллингов.