– Вот, слышал, что дамочка говорит? Дамочка говорит – надень башмаки.
Человечек взял свои башмаки из рук хозяйки, внимательно оглядел мисс Рансибл и швырнул башмаки в канал. – Дамочка, – сказал он с чувством. – А штаны-то! – И зашлепал в одних носках в темноту.
– Он вообще-то ничего, безобидный, – сказала хозяйка. – Буянит помаленьку, но только когда выпьет. Вот ведь, хорошие башмаки загубил… Небось проведет ночь в кутузке.
– А к жене он, бедняжечка, не пойдет?
– Ну что вы. Она живет в Лондоне.
Тут Арчи Щверт, не наделенный столь всеобъемлющим человеколюбием, как мисс Рансибл, окончательно потерял интерес к этому разговору.
– – Мы хотели узнать, можете вы предоставить нам постели на ночь?
Хозяйка метнула на него подозрительный взгляд.
– Постель или постели?
– Постели.
– Это еще надо подумать. – Она перевела взгляд с автомобиля на брюки мисс Рансибл и обратно на автомобиль, прикидывая, что важнее, и, наконец, сказала: – По фунту с каждого, тогда можно.
– И место найдется для всех?
– Да как сказать. Который из вас с дамочкой-то?
– Я, к сожалению, одна, – сказала мисс Рансибл. – Со стыда сгореть можно, правда?
– А вы не горюйте, моя красавица, вы еще свое возьмете… Ну, так как же мы все разместимся? Одна комната есть свободная. Я могу лечь с нашей Сарой, значит, освобождается кровать для джентльменов… если дамочка не против переночевать со мной и Сарой…
– Пожалуйста, не сочтите меня невежливой, но я бы предпочла ту, освободившуюся кровать, – сказала мисс Рансибл смиренно и добавила с большим тактом: – Понимаете, я очень громко храплю.
– Пустяки, наша Сара тоже храпит. Нам это ничего, но, конечно, если вы предпочитаете…
– Да, пожалуй, предпочитаю, – сказала мисс Рансибл.
– Ну что ж, тогда я могу постелить мистеру Тичкоку на полу, так, что ли?
– Да, – сказал Майлз. – Постелите мистеру Тичкоку на полу.
– А если тот джентльмен не против ночевать на площадке… Ну, как-нибудь да устроимся, вы не сомневайтесь.
Они все вместе выпили джину в комнате позади бара и разбудили мистера Тичкока, чтобы он помог внести вещи, и его тоже угостили джином, а он сказал, что ему все равно, где ни спать, он всякому рад услужить, а от второго стаканчика не откажется, это уж, как говорится, на сон грядущий; и наконец все улеглись спать, очень усталые и более или менее довольные, и как же их всю ночь кусали клопы!
Адаму досталась отдельная комната. Он проснулся рано, под шум дождя. Выглянув в окно, он увидел серое небо, какую-то фабрику и канал, из неглубоких вод которого поднимались островки железного лома и бутылок; к дальнему берегу прибило наполовину затонувшие остатки детской коляски. В комнате стоял комод с торчащими из ящиков грязными лоскутами и умывальник, а на нем – ярко раскрашенный таз, пустой кувшин и старая зубная щетка. Еще там был округлый женский бюст, накрытый блестящей красной материей и обрубленный на шее, на талии и у локтей, как в житиях древних мучеников, – предмет, известный под названием портновского манекена. (Адам вспомнил, что такой же был когда-то у них дома, его называли Джемайма – однажды Адам ударил Джемайму долотом, набивка разлетелась по всей детской, и его наказали. В более просвещенный век в этом его поступке усмотрели бы какой-нибудь комплекс и встревожились бы, ему же просто велели самому подмести весь мусор.)
Адаму очень хотелось пить, но на дне графина рос бледно-зеленый мох, и он воздержался. Он снова лег в постель и обнаружил под подушкой чей-то носовой платок (очевидно, собственность мистера Тичкока).
Немного погодя он снова проснулся и увидел, что на краю его постели сидит мисс Рансибл в пижаме и меховом пальто.
– Деточка, – сказала она, – у меня в комнате нет зеркала, а ванной здесь вообще нет, а в коридоре я наступила на кого-то холодного и мягкого, он там спит, а я всю ночь не спала – капала на клопов лосьоном, и все так плохо пахнет, и вообще мне так скверно, просто ложись и умирай.
– Ради бога, давайте отсюда выбираться, – сказал Адам. Они разбудили Майлза и Арчи Шверта, и через десять минут, подхватив свои чемоданы, все на цыпочках двинулись к выходу.
– Как вы думаете, может, надо оставить сколько-нибудь денег? – спросил Адам, но ни в ком не нашел поддержки.
– За джин, пожалуй, надо бы заплатить, – сказала мисс Рансибл.
И они оставили на стойке пять шиллингов и уехали в «Империал».
Было еще очень рано, но все, видимо, уже встали и носились вверх и вниз на лифтах, нагруженные комбинезонами и защитными шлемами. Приятель Майлза, как им сообщили, ушел еще до рассвета – по всей вероятности, в свой гараж. Адам встретил нескольких репортеров, которых помнил по работе в «Эксцессе». Они сообщили ему, что предсказать победителя невозможно, а смотреть гонки интереснее всего с Чертова поворота, где в прошлом году было три смертных случая, а в этом году будет того хуже, потому что гудрон не просох. Самое опасное место, заверили его репортеры, после чего отправились брать новые интервью у гонщиков, добавив на прощание, что все участники одинаково уверены в победе.
Тем временем мисс Рансибл нашла свободную ванную и через полчаса спустилась в вестибюль умытая, подкрашенная и в юбке – она совсем пришла в себя и была готова к любым приключениям. Для начала они пошли завтракать.
В ресторане яблоку негде было упасть. Там были гонщики всех национальностей, по большей части невзрачные мужчины с усиками и с тревогой в глазах; они читали прогнозы в утренних газетах и ели то, что могло оказаться (а для иных и оказалось) последним в их жизни завтраком. Были многочисленные корреспонденты, вознаграждавшие себя за тяготы командировки; была пестрая орава болельщиков – весьма осведомленные молодые люди в ярких свитерах, заправленных в брюки, в галстуках – эмблемах своих закрытых школ, в клетчатых куртках, с развязным лексиконом и чуть заметным акцентом лондонских низов; были инспекторы из К.А.К. [16], инспекторы из А.А. [17] и представители нефтяных фирм и шинных заводов. Была опечаленная семья, приехавшая в этот город на крестины племянницы. (Их не предупредили о предстоящих гонках; счет в отеле явился для них жестоким ударом.)
– Так еще жить можно, – одобрительно сказала мисс Рансибл, попробовав копченую пикшу.
Со всех сторон до них доносились обрывки сугубо технических разговоров.
– … Сменил весь мотор уже после осмотра. Другого бы за такое дисквалифицировали…
– … еле тянет по пятьдесят миль…
– …ужалила пчела, как раз когда он делал поворот, чуть не врезался в дерево и угодил прямо в ратушу. А за ним шел «райли», тот завертелся волчком, полез на насыпь, перевернулся и вспыхнул…
– …клапаны перегреваются… С этим мотором на подсосе ездить бессмысленно…
– …Чертов поворот – это что. Просто нужно перед белым домиком сбавить до сорока – сорока пяти, потом у трактира дать газ и уходить на второй по левой бровке. Это всякий ребенок сумеет. А вот двойной вираж сразу за железнодорожным мостом – это действительно штучка…
– … раз за разом махали ему флажком, чтобы остановился. Говорю вам, эта шайка не хочет, чтобы он победил.
– … назвать себя не захотела, но сказала, что сегодня вечером встретится со мной на том же месте, и дала мне веточку белого вереска, а я, как дурак, ее потерял. Она еще сказала, что будет ее высматривать…
– … в этом году предлагают всего двадцать фунтов премии…
… сошел с трека на скорости, семьдесят пять…
– … прокладка лопнула, головка блока к черту…
– … сломал обе руки, а в черепе две трещины…
– … хвост затрясло…
– … от скорости вибрация…
– … мерк…
– … маг…
– Тррах…
Позавтракав, мисс Рансибл, Адам, Арчи Шверт и Майлз пошли в гараж искать своего аса. Они застали его за тяжелой работой – он слушал свой мотор. Один угол гаража был отгорожен канатом, и пол посыпан песком, как для встречи боксеров.