— С человеком, который сидел за столом дежурного администратора.
— Это пешка. Когда встречаешься с затруднениями, обращайся к чиновникам на более высоком уровне. Они всегда пойдут навстречу. Я сам живу в этом отеле. Фактически сейчас я намерен поехать туда. Хочешь, я устрою это дело для тебя?
Через полчаса из отеля кто-то позвонил и сообщил, что номер для Краучбека есть. Гай возвратился, и администратор встретил его совсем по-иному.
— Мы очень благодарны майору Блэкхаусу за то, что он сообщил нам, где вас найти. Как только вы ушли, к нам поступило аннулирование заказа, но мы не знали, где вы находитесь. — Администратор снял с доски ключ и повел Гая к лифту. — Нам весьма приятно предложить вам очень уютный маленький номер.
— Мне нужна только комната, в которой можно переночевать.
— В этом номере кроме спальни есть уютная маленькая гостиная. Я уверен, что вы останетесь довольны.
Они вышли на каком-то этаже. Администратор распахнул двери в номер, обстановка которого красноречиво говорила о том, что он далеко не из дешевых. Гай хорошо сознавал, зачем он прибыл, и знал правила приличия, которыми руководствуются в отелях: номер с гостиной предоставлялся тому, кто ожидал к себе посетителя.
— Отлично, — сказал он, — этот номер вполне устроит меня.
Оставшись один, Гай снял телефонную трубку и попросил соединить его с миссис Трой.
— Гай? Гай! Ты где?
— Здесь, в отеле.
— Дорогой мой, какой же ты свинья, что не сообщил мне!
— Но я как раз и занят этим… Сообщаю тебе: я только что прибыл.
— Я имею в виду — не сообщил мне заранее. Ты долго пробудешь здесь?
— Два дня.
— Ну и свинья же ты!
— Когда мы увидимся?
— Гм… Это довольно трудно. Тебе надо было бы предупредить меня. Я должна уехать буквально через минуту. Приходи сейчас. Номер шестьсот пятидесятый.
Шестьсот пятидесятый был на том же этаже, через два поворота по коридору. Их разделяло не более десятка номеров. Двери в номер Вирджинии были приоткрыты.
— Входи, я как раз кончаю приводить свое лицо в порядок.
Гай прошел через гостиную. «Тоже для гостей?» — подумал он. Дверь в спальню была открыта — кровать не покрыта и помята; везде валялись одежда, полотенца, газеты и журналы. Вирджиния сидела за туалетным столиком, обсыпанным пудрой, заваленным ватными тампонами и смятыми бумажными салфетками. Она напряженно смотрела в зеркало, видимо подкрашивая глаза. Из ванной с безразличным видом вышел Томми Блэкхаус.
— Привет, Гай, — сказал он. — Не знал, что ты в Лондоне.
— Сделай нам всем что-нибудь выпить, — попросила Вирджиния. — Через минутку я присоединюсь к вам.
Гай и Томми прошли в гостиную, где Томми начал очищать лимон и бросать кусочки льда в коктейль-шейкер.
— Ну как, они разместили тебя?
— Да. Весьма признателен тебе.
— Не стоит. Кстати, Вирджинии лучше не говорить, что мы встретились в «Беллами». — Гай заметил, что Томми закрыл за собой дверь в спальню. — Я сказал ей, что приехал прямо с совещания, но ты ведь знаешь, я заехал по дороге в «Беллами». Она никогда не ревнует к другим женщинам, но клуб «Беллами» она просто ненавидит. Однажды, когда мы еще были мужем и женой, она сказала: «Беллами! Мне хотелось бы, чтобы это заведение сгорело к чертовой матери». Она говорила это совершенно искренне, ей-богу. Ты надолго сюда?
— На два дня.
— Я возвращаюсь завтра в Олдершот. Позавчера я встретил в военном министерстве вашего бригадира; они там смертельно боятся его. Называют его одноглазым чудовищем. Он что, слегка тронутый?
— Нет.
— Я тоже не считаю его таким. Но в министерстве все говорят, что он совершеннейший безумец.
Вскоре из неповторимого беспорядка своей спальни вышла разряженная, как алебардист, Вирджиния.
— Надеюсь, ты сделал их не очень крепкими, Томми. Ты же знаешь, как я ненавижу крепкие коктейли. Гай, а что это у тебя за усы?
— Тебе они не нравятся?
— Они просто ужасны!
— Должен признаться, что меня они просто ошеломили, — сказал Томми.
— Алебардисты ими восхищаются, — сказал Гай. — А так лучше? — Он вставил в глаз монокль.
— Пожалуй, лучше, — сказала Вирджиния. — Без монокля было просто не на что смотреть, а с моноклем ты становишься похожим на комика.
— А я думал, что вместе взятые монокль и усы придают мне вид этакого военного до мозга костей.
— Нет, здесь ты не прав, — сказал Томми. — В таких делах ты должен полагаться на мое мнение.
— Не привлекателен для женщин?
— Не совсем так, — сказала Вирджиния. — Не привлекателен для хорошеньких женщин.
— Проклятие!
— Нам пора идти, — сказал Томми. — Пейте.
— О, дорогой, — сказала Вирджиния. — Какая короткая встреча. Я ведь увижу тебя еще раз? Завтра я буду свободна от этого груза. Не можем ли мы предпринять что-нибудь завтра вечером?
— А до вечера нельзя?
— Как же я могу, дорогой, с этой деревенщиной рядом со мной? Завтра вечером.
Они уехали.
Гай возвратился в «Беллами», как будто это был яхт-клуб в Саутсанде. Он умылся и внимательно посмотрел на свое лицо в зеркале над раковиной. Он рассматривал себя так же пристально и критически, как это делала Вирджиния перед своим зеркалом. Усы были светлые, чуть-чуть рыжеватые, волосы на губе росли намного реже, чем на голове. Каждый ус располагался строго симметрично, тянулся в сторону и вверх от аккуратного пробора под носом, кончался завитком на остро подстриженном конце, слегка отклонявшемся от уголков рта вперед и заканчивавшемся направленным вверх устойчивым кончиком. Гай вставил монокль. Как, спросил Гай себя, он воспринял бы другого человека, если у того были бы такие же усы и монокль? Ему доводилось раньше видеть такие усы и такие монокли на лицах тайных гомосексуалистов, маклеров и коммивояжеров, стремившихся всегда что-то скрыть, американцев, пытавшихся быть похожими на европейцев. Правда, он видел их и на лицах многих алебардистов, но то были лица людей, не имевших никакого отношения ни к вероломству, ни к обману, лица людей, находившихся вне подозрений. В конце концов, размышлял Гай, вся его военная форма была не чем иным, как маскировкой, а все его новые занятия не что иное, как маскарад.
Йэн Килбэннок, этот архимошенник в форме военно-воздушных сил, подошел к Гаю сзади и сказал:
— Послушай, ты сегодня вечером занят чем-нибудь? Я пытаюсь набрать гостей на коктейль. Давай приходи и ты.
— Возможно, приду. А в честь чего коктейль?
— Подлизываюсь к своему маршалу авиации. Он любит встречаться с разными людьми.
— Да, но я не окажусь для него большой находкой.
— Он не догадается об этом. Ему просто нравится встречаться и болтать с людьми. Я буду тебе несказанно благодарен, если ты выдержишь общение с ним.
— Я уверен, что никаких других дел у меня не будет.
— Очень хорошо, тогда приходи обязательно. Некоторые из гостей не такие уж несносные, как маршал.
Позднее в кафе на верхнем этаже Гай видел, как Килбэннок ходил от стола к столу, приглашая людей на коктейль.
— Какой во всем этом смысл, Йэн?
— Я же сказал тебе. Я выдвинул кандидатуру маршала в члены этого клуба.
— Но ведь его не примут?
— Надеюсь, что не примут.
— А я думал, что с этим уже покончено.
— О, это не так-то просто, Гай. Маршал довольно хитер. По-своему. Ни от чего не отказывается, если отказ не сулит ему выгоду. Он настаивает на том, чтобы встретиться с некоторыми членами клуба и получить их поддержку. Если бы он только знал, что наилучший шанс для него стать членом клуба — это не встречаться ни с одним из них. Поэтому в действительности все здесь вполне закономерно.
Во второй половине этого дня Гай сбрил усы. Парикмахер выразил профессиональное восхищение усами и сбрил их очень неохотно, так же, как садовники этой осенью повсеместно вскапывали свои самые лучшие газоны и превращали цветочные бордюры в грядки с овощами. Когда усы были сбриты, Гай еще раз внимательно осмотрел себя в зеркале и обнаружил в нем своего старого знакомого, от которого никак не мог ни избавиться, ни ускользнуть на сколько-нибудь длительное время, неприятного спутника, который будет сопровождать его всю жизнь. Без усов верхняя губа казалась непривычно обнаженной.