Шухов плавно потянул ручку на себя, и «Р-5» полез ввысь.

Шел мокрый снег, залепляя козырёк кабины. Серые облака нависли над самой землёй. Самолёт как будто пробивался сквозь вату.

Дуглас взглянул на часы и дал знак пилоту – снижаться. До земли было не более полутораста метров, когда чуть просветлело. Опасаться вражеских истребителей было нечего. «Только сумасшедшие летают в такую погоду», – сказал Карлос своему командиру перед вылетом. Может быть, он и был прав.

Вправо от самолёта широкое шоссе Мадрид – Париж. Надо подойти к нему поближе. Самолёт на бреющем полёте с рёвом пронёсся над дорогой. Она вся забита машинами. Грузовики с солдатами идут по четыре в ряд. Их несколько сотен. С неба увидели и танки, и артиллерийские батареи, и батальоны пехоты, продвигавшиеся в глубь страны.

Медлить нельзя ни часа. Вернувшись на аэродром, Дуглас провёл короткий митинг.

– Говорят, в дождь никто и нигде не летает, – говорил он лётчикам и механикам. – А теперь будут летать… в Испании советские добровольцы. Иного выхода у нас нет. Ждать погоды нам не позволяет наша совесть. И грязь нам не будет помехой… Мы участвуем в народной войне, и народ нам поможет. Позовём население городка. Где можно, утрамбуем землю, а где нельзя, положим доски, солому, хворост… Мы должны пообломать чёрные стрелы и погасить чёрное пламя…

Уговаривать испанцев не пришлось. На аэродром пришли сотни людей – мужчины, женщины, старики, дети. Под нескончаемым моросящим дождём все работали не щадя сил. Кто посильнее – трамбовали землю, остальные заготовляли хворост, привозили из крестьянских дворов солому, таскали на носилках и в корзинах песок. Сооружались невиданные хворосто-соломенные взлётные полосы.

Шухов ещё раз поднимал свой самолёт в разведку. Вернувшись, прямо под крылом он расстелил на мокрой земле карту:

– Вот здесь скопление противника!

Люди, помогавшие «пилотос», не ушли с аэродрома и на руках вынесли боевые машины от стоянок к старту. К каждому истребителю подвесили по две пятидесятикилограммовые бомбы. «Р-5» взял бомбы поменьше весом.

Тридцать машин одна за другой поднялись в сумрачное небо и сразу скрылись из вида за плотной дождевой завесой.

Добровольные помощники, торопясь, начали приводить в порядок взлётную дорожку. Хворост и песок были заготовлены заранее. Надо было успеть всё сделать к возвращению самолётов.

Вынырнув из-за нависших над самой землёй туч, самолёты, сея огонь и смерть, вихрем пронеслись над головами итальянцев. Истребители выполняли роль штурмовиков, которых не было в Испании. Как и намечалось приказом, в голове и хвосте вражеской колонны одновременно взорвались брошенные бомбы и взметнулись столбы пламени. Итальянцы оказались в мышеловке. Им был преграждён путь и вперёд и назад. На шоссе творилось что-то невообразимое. Водители бросили рули, и неуправляемые машины сваливались в кювет, сталкивались, громоздились одна на другую, словно им пришла вздорная мысль поиграть в чехарду. Солдаты поднимали вверх руки, как бы сдаваясь грозному небу.

Истребители, пройдя вдоль колонны, развернулись и вновь пошли косить итальянцев.

Рёв моторов, шум дождя, взрывы бомб, трескотня пулемётов слились с криками ужаса, воплями раненых.

Разгром завершила эскадрилья «Р-5». Когда уже ушли истребители, подоспели более тихоходные «стрекозы». На минуту-другую на затихшем шоссе снова ахнули бомбы и застучал свинцовый град…

Вернувшись со штурмовки, Дуглас приказал телефонисту:

– Соедините с Двенадцатой!

– Генерал Лукач на проводе!

– Мате! Не теряйте время! На восемьдесят третьем километре шоссе заварили кашу из машин и людей. Спешите расхлёбывать!

Интербригадовцы закрепили успех лётчиков.

Это было только началом. Продолжались дожди, земля по-прежнему была рыхлой и влажной, но авиация республиканцев не давала противнику ни минуты передышки. Когда самолёты возвращались с задания, с их колёс счищали пудовые комья грязи.

Истребители действовали группами в четыре-пять машин. Пока одна группа держала противника под огнём, вторая летела ему навстречу, а третья заправлялась горючим и загружалась боеприпасами. Совсем как конвейер на заводе. И этот авиационный конвейер действовал бесперебойно. Самолёты штурмовали моторизованные колонны, мешали их продвижению, срывали атаки и здорово помогали республиканским бойцам.

Эскадрилья «Р-5» делала по пять-шесть вылетов в день. «Дьяболито рохо», благодаря стараниям неутомимого Карлоса, всегда был готов лететь на штурмовку, хотя и не раз по его возвращении механик находил пулевые отверстия в обшивке. Не надо забывать, что славный самолёт всё-таки был сделан из дерева и полотна. Правда, «лечить» его мелкие раны было не так-то трудно. «Лекарством» были кусочки фанеры и клей. Для итальянских и немецких лётчиков погода была неподходящей. Они, «как положено», не поднимались в дождь. А в редкие светлые часы «хейнкелей» и «фиатов» в небе Гвадалахары уничтожали «И-15» и «И-16».

Самолёты, подоспевшие танки, тоже советские, и героические бойцы – испанцы и интербригадовцы – одержали под Гвадалахарой блистательную победу.

Ещё одно большое наступление на Мадрид потерпело крах. Победу под Гвадалахарой шумно праздновали во всех городах свободной Республики Испании и даже проводили по этому поводу «фестивали музыки и пляски».

Лётчикам-добровольцам было не до песен и танцев. Они не успели даже как следует отоспаться. С аэродрома Алкаладе-Энарес они перегоняли свои самолёты на другие участки фронта, где их с нетерпением ждали.

Война продолжалась.

Улетели и Шухов с Карлосом.

По дороге им не повезло. Самолёт обстреляли зенитчики. Неожиданно напоролись на заградительный огонь батареи, перебиравшейся на новые позиции.

Фашисты стреляли не очень метко. Самолёт в зоне попадания был считанные минуты. Лётчик сумел, резко бросив в сторону и прижав к земле, вывести самолёт из-под обстрела. Но Шухова всё-таки кольнуло в левую ногу. На брюках показалось и стало расширяться бурое кровавое пятно. Вначале он не почувствовал острой боли, настолько были у него напряжены нервы, но очень скоро нога ниже колена нестерпимо заныла и вся штанина стала мокрой от крови. К тому же всегда «дисциплинированный» самолёт стал плохо вести себя, не слушался рулей, а лететь до места назначения ещё далеко. Хорошо, что Шухов вспомнил про запасной аэродром, километрах в десяти в стороне от курса.

Рядом с небольшой деревней, в центре которой высилась колокольня старинной церкви, уже зеленело ровное поле. Здесь, южнее Гвадалахары, было теплее и трава появилась раньше. Самолёты на аэродроме стояли в капонирах – укрытиях от осколков вражеских бомб. Это были вырытые в земле пологие щели, отдельные на каждую машину. Сверху их затягивали маскировочными сетями.

В большой палатке, поставленной в конце аэродрома, расположились ремонтные мастерские. Около них стояли покалеченные машины и среди них «Красный чертёнок». Тридцать две пробоины насчитал Карлос в его плоскостях и фюзеляже. Пуля попала в одну из тяг управления рулём поворота, и та держалась на честном слове.

Мотор, давно отработавший положенное ему время, решили перебрать и подремонтировать, – может быть, ещё проработает несколько десятков часов.

Лечились и самолёт, и его командир.

Рана на ноге Шухова оказалась лёгкой, но затягивалась медленно. Он лежал, скучая, в доме деревенского старосты, но старался после каждого дневного посещения фельдшера удирать к товарищам.

Карлос смастерил ему костыль, и, опираясь на него, лётчик ковылял на аэродром.

В светлое апрельское утро за Хосе зашёл Карлос. Синее небо было совсем чистое. Такая погода радует пилота, когда он работает на пассажирской линии.

На войне ценно всякое облачко, за которым, в случае надобности, можно укрыться.

Когда лётчик с механиком медленно пересекали площадь перед костёлом, в небе зарокотали моторы. Было видно, как с аэродрома стремительно взлетели истребители и, круто развернувшись, ушли в сторону Мадрида.