Теперь ты пришел ко мне на обеих ногах. Ты все еще прихрамываешь, но ты больше не калека. Телепат Толстяк Хэмфри не принес тебе вина к обеду, а когда я целовала тебя в студии, то обратила внимание, что ты не пил в самолете. Ты платишь за мой обед, ты болтаешь о богатстве и могуществе и пытаешься подписать меня на чокнутый план танцев в космосе, у тебя хватает наглости, черт возьми, выкладывать мне все это и ни разу не произнести слова «любовь» и не попросить меня снова быть твоей половиной.
Она выхватила у меня «бычок».
— Будь ты неладен, Чарли, мне больше ничего не остается… — Хотите верьте, хотите нет, но тут она сделала паузу, затянулась, задержала дым и выдохнула его, и только потом позволила себе улыбнуться. — …кроме как повысить твое блядское жалованье.
И мы оба влезли локтями в абрикосы и ухмылялись как гиббоны. Кровь шумела у меня в ушах; меня буквально трясло от эмоций, таких сильных, что просто невозможно было терпеть. Я попытался ухватиться за спасительную соломинку остроумия.
— Кто сказал, что я плачу за твой обед?
Высокий гнусавый голос поблизости произнес:
— Я плачу, мистер Армстед.
Мы оглянулись, вздрогнув от неожиданного открытия, что мир вокруг нас все еще существует, и удивились еще сильнее.
Это был небольшого роста хрупкий молодой человек. Мое первое впечатление — каскады кудряшек чрезвычайно кучерявых черных волос, из— за которых украдкой выглядывало лицо, какое Брайен Фроуд рисовал озорному эльфу. Его очки были двумя прямоугольниками из проволоки и стекла, более толстого, чем стекло двери шлюза, и в настоящий момент висели на кончике носа. Он щурился поверх них на нас, стараясь изо всех сил держаться с достоинством. Это было весьма затруднительно, поскольку Толстяк Хэмфри держал его на целый фут от пола, схватив за воротник огромной лапой величиной со сковородку. Одежда молодого человека была дорогой и подобрана с тонким вкусом, но ботинки ужасно поношены. Он безуспешно пытался не болтать ногами в воздухе.
— Каждый раз, когда я проходил мимо вашего столика, я наступал на уши этому типу, — объяснил Хэмфри, поднося паренька ближе и понижая голос.
— Я вычислил, что он или репортеришко или просто сует нос не в свое дело.
Я как раз собрался его вышвырнуть. Но если он толкует об оплате обеда, то решение за вами.
— Что скажешь, приятель? Ты любопытная Варвара или репортер?
Насколько это было возможно, он выпрямился.
— Я — артист.
Я вопросительно взглянул на Норри и получил ответ:
— Отпусти этого человека и принеси ему стул, Толстяк. Вопрос с оплатой мы обсудим попозже.
Это было выполнено, и парень, приведя в порядок свою одежду и возвратив очки на место, принял от нас остаток сигаретного «бычка»,
— Мистер Армстед, вы не знаете меня, а я не знаю эту леди, но у меня жуткий слух и никакого стыда. Господин Пападопулос прав, я в самом деле подслушивал вовсю. Мое имя Рауль Бриндл, и…
— Я слышала о вас, — сказала Норри, — у меня есть несколько ваших альбомов.
— И я слышал, — согласился я. — Предпоследний альбом был потрясающим.
— Чарли, разве можно так говорить!
Рауль бешено заморгал.
— Нет, он прав. Последний — просто мусор. Я был должен фунт и заплатил.
— Ну, а мне он понравился. Я — Норри Драммон.
— Вы — Норри Драммон?
Норри приобрела обычный вид.
— Да. Ее сестра.
— Норри Драммон из ТДТ, которая сделала постановку «Переключая передачи» и танцевала вариации на тему «Спросите танцора» на съезде в Ванкувере, которая… — Он замолчал, и его очки скользнули вниз по носу. — О Господи Боже! Шера Драммон — ваша сестра? О Господи Боже, ну ко— нечно. Драммон, Драммон, сестры. Придурок!
Он совладал со своим возбуждением, поправил очки и опять попытался выглядеть достойно.
По-моему, ему это удалось. Я знал кое-что о Рауле Бриндле, и он произвел на меня впечатление. Он был известным композитором-вундеркиндом, а потом, когда учился в колледже, решил, что музыка — неподходящий способ зарабатывать на жизнь, и стал одним из лучших специалистов по спецэффектам в Голливуде. Сразу после того, как «Тайм» опубликовал колонку на полстраницы о его работе в «Детях объектива» — которой я в высшей степени восхищался, — он выпустил видеокассетный альбом, полностью составленный из экстраординарных видео, лазерных и цветовых эффектов, с собственным аккомпанементом на синтезаторе. Это было как «Иеллоу субмарин» в кубе и имело бешеный успех, а за ним последовало еще полдюжины блестящих альбомов. Он разработал и запрограммировал легендарную миллионодолларовую систему светового шоу для воссоединения «Битлз» в знак уважения к Маккартни, а одна из его аудиозаписей сопровождала меня во всех поездках. Я решил, что сам заплачу за его обед.
— Так откуда вы меня так хорошо знаете, чтобы узнать в ресторане, Рауль, и зачем вы подслушивали?
— Я не узнал вас в ресторане. Я пришел сюда следом за вами.
— Вот сукин сын, а я тебя и не заметил. Ну так зачем ты шел за мной следом?
— Предложить вам свою жизнь.
— Чего?
— Я видел «Звездный танец».
— Видел? — воскликнул я, по-настоящему изумленный. — Как тебе это удалось?
Он поднял глаза к потолку.
— Прекрасная погода, не правда ли? В общем, я видел «Звездный танец» и поставил себе целью найти вас и следовать за вами. А теперь вы возвра— щаетесь в космос, чтобы танцевать, и я с вами вместе. Даже если мне придется идти пешком.
— И что ты будешь делать?
— Вы сами сказали, что вам будет нужен администратор сцены. Но вы еще всерьез над этим не задумывались. Я создам для вас новый вид искусства.
Для вас я разобью свои мозги в арахисовое масло. Я буду разрабатывать декорации для танца в невесомости, и спецэффекты, и музыкальное сопровождение, и все это будет единым целым. Я буду работать за кофе с булочкой и вы даже можете не использовать мою музыку, если не хотите, но я непременно должен разрабатывать эти декорации.
Норри заставила его умолкнуть, мягко и сочувственно закрыв ему рот рукой.
— Что ты подразумеваешь под декорациями для невесомости? Она убрала руку.
— Это — невесомость, разве вы не понимаете? Я разработаю для вас сферу из трамплинов, с камерами в точках соединения, а рамой будут разноцветные неоновые трубки. Для работы в открытом космосе я сделаю вам кольца из металлических хлопьев с лазерным освещением, круги люминесцирующего газа, невероятные пироэффекты, помещу в космосе огромные шары цветной жидкости, вокруг которых и внутри которых можно будет танцевать… О Господи Иисусе, специалист по спецэффектам! Я всю свою жизнь мечтал о невесомости. Это — это сделает «Дикстрафлекс» устаревшим, понимаете?