– Василь, ты не видел Якима? – спросил Лука казака, пятившегося рядом. – Он с тобой рядом шел.

– Было такое, Лука. Упал он, а убит или ранен, не ведаю. Скоро подойдем к тому месту. Поглядим.

Близкий разрыв бомбы заставил Луку упасть. Его обсыпало землей, осколки с противным визгом пронеслись в пустоту. Приподнялся, огляделся. Василь стонал, и лицо его стало сразу серым и неузнаваемым.

– Василь, тебя ранило? Куда?

– В ногу, Лука! Ой, печет! Помоги подняться!

На ватных ногах Лука подполз к товарищу. В ноге его торчал маленький осколок, и Лука удивился, что такой маленький кусочек железа может причинить столь сильную боль.

Штанина у Василька была распорота, кровь неторопливо сочилась из-под осколка. Лука растерялся, но потом в голове возникли какие-то мысли, воспоминания. Он торопливо достал из сумки скатанную полоску полотна, примерился, схватил осколок пальцами. Он был скользким, и пришлось сильно сжать его.

– Что ты делаешь? – испуганно спросил Василь. – Ай! – тут же хрипло прокричал тот, когда Лука с силой рванул осколок на себя. Он не успел посмотреть на него. Кровь обильно заструилась из ранки, но Лука стал быстро заматывать ее полотном.

Он оглянулся. Почти все казаки ушли вместе с баварцами. Обстрел почти прекратился, лишь отдельные выстрелы еще слышались с обеих сторон.

– Ты можешь идти? – спросил Лука.

– Помоги, я обопрусь на копье. Дай плечо!

Они стояли, не решаясь ступить. Лука все оглядывался, пока не подумал, что можно забрать того коня, что топчется около убитого хозяина шагах в пятидесяти, и тем облегчить Василю страдания и ускорить выход из боя к своим.

– Василь, ты погоди, я попробую привести того коня, – и кивнул в сторону.

– Хорошо бы, Лука, иди, я посижу здесь.

Конь никак не мог освободиться от мертвой хватки убитого воина. Судя по одежде, тот был офицером. Лица разобрать было невозможно. Оно было разворочено картечью и представляло собой сплошное месиво из мяса и костей.

Серая в яблоках кобыла прядала ушами, вскидывала голову и вздрагивала от каждого пушечного выстрела или разрыва. Лука осторожно отцепил повод, с трудом разжав окоченевшую кисть офицера. Огладил шею кобылы, ласково приговаривая при этом. Скоро лошадь немного успокоилась. Лука повел ее к раненому.

– Вот, Василь, теперь мы быстро доберемся до своей сотни. Поднатужься, я тебе помогу.

Потом Лука забрался сзади на круп лошади, и они поехали быстрым шагом искать товарищей. Василь кряхтел от боли, но держался бодро. А Лука все осмысленнее ощущал реальность затихающего боя. Лишь в отдалении имперцы все еще пытались оттеснить шведских пехотинцев и выбить их из окопов.

– Кажись, нашли, Василько! Вон наши очухиваются от боя. А мы забыли о Якиме!

– Я поглядел на то место, Лука. Его там не было. Наверное, свои подобрали.

– Глядите, Василь с Лукой приперли! – услышал Лука довольно веселый голос сотенного балагура Фомки. – Молодец, Лукаш! Не оставил товарища.

Подошел сотник Рудловский, оглядел прибывших, спросил:

– Лука, как ты? Не ранен?

– Вроде нет, пан сотник, – ответил Лука и помог снять с седла Василя.

– Ты ведь из обозников? – и, получив утвердительный кивок, приказал: – Тогда бери пару казаков с легкими ранениями и отправляйся в обоз. Повезешь фуры с ранеными. А конь тебе достался знатный, Лука. Завидно! Молодец, я видел, как ты бой вел. Поздравляю с крещением. Хорошо у тебя получилось. Ну, иди.

На одной из фур Лука заметил Якима. Тот лежал на соломе и без выражения смотрел равнодушными глазами в небо, прижатый с двух сторон ранеными.

– Яким, что с тобой? Ты меня слышишь?

Тот не ответил, а рядом лежащий казак сказал тихо:

– Оглушило его. Не скоро очухается. Но отлежится. Вези лучше скорее к лекарю, а то невмоготу терпеть более, хлопец.

Через полчаса быстрой езды четыре фуры добрались до обоза. Лука сдал раненых лекарям и пошел искать Макея.

– Сынок вернулся! – встретил тот Луку и полез обнять. – Вот обрадовал, хлопчик! Я думал о тебе. Обошлось?

– Да вроде бы, дядько Макей.

– Ну и слава богу! Много наших полегло?

– Человек десять убило да больше двух десятков поранено, – ответил Лука. – И Якима оглушило. Лежит и молчит, и смотрит не мигая в небо. Страшно!

– Ничего, он парень сильный. Бог не отдаст его вот так сразу костлявой. А как ты, Лука?

– Сам не знаю. Сотник похвалил, а сам я почти ничего не помню. Все как в густом тумане. Лишь потом стал соображать. А смотри-ка, дядько, какую я красавицу добыл!

Макей осмотрел кобылу, заглянул в зубы, охлопал шкуру.

– Да, тебе повезло с кобылой. Хороша! Офицерская, наверное.

– Ага. Я на ней Василя привез с поля. Теперь он здесь. Надо бы осмотреть седло. Я еще не заглядывал в торбы.

Лука с восторгом вытащил из седельной кобуры отличный пистоль, потом второй, огневой припас к ним, несколько бумаг, которые читать все равно не смог бы. Их он отбросил. Нашел пачку табака и люльку, отделанную серебром. Красивую флягу с хорошим вином он отдал Макею. Тот попробовал, крякнул от удовольствия, молвил:

– Вкусно, но слабовато. Наша горилка лучше.

Последними Лука вытащил туго стянутые ремешком новые ботфорты желтой кожи. Повертев, спросил:

– Дядько Макей, эти чёботы можно хоть носить казаку?

– А чего ж? Казаку можно носить что угодно. Носи и езди на здоровье.

– Сейчас жалею, что не захватил саблю. Хорошая была.

– Не жалей, Лука! Еще представится случай. Будь рад, что коня приобрел. А это может стать доро2гой в конный отряд.

– Вот здорово будет, дядько Макей!

Лука еще раз участвовал в бою под Нюренбергом. Здесь он получил небольшую рану в бок, но пролежать пришлось больше месяца. Была уже осень, и войска имперцев вернулись в Чехию.

Там Лука и выздоровел, после чего он был переведен в конную сотню, где сотником был пан Андрей Серый. Казак он был высокий, с сивыми усами, хотя лет ему и не так уж много. Всего-то чуть за сорок. Сивые волосы оселедца и были причиной такого прозвища.

В первом же выезде на дело Лука сумел добыть второго коня и с готовностью предложил его другу Якиму. Тот уже отлежался и теперь был зачислен в ту же сотню, что и Лука. Это сильно скрасило тяжесть службы обоим, тем более что в осеннюю распутицу воевать не очень приятно.

Казачьи сотни спешно влили в конный корпус хорватов, нанятых императором. И это скопище конницы было брошено под немецкий городок Люцен, где готовилось большое сражение со шведами и немцами-протестантами.

Полковник Носович со старшинами вел успешные рейды по тылам и коммуникациям шведов, нарушая снабжение армии и тревожа тыловые части противника.

В одном из рейдов поздней осенью казацко-хорватская конница бросилась в атаку на отряд шведских кирасиров. В отчаянной рубке великаны-кирасиры, закованные в крепкие панцири, крушили палашами легкие сотни казаков и хорватов.

Лука скоро понял, что с этими грозными вояками им не справиться, и потому старался держаться в толпе своих, полагая, что скопом им легче будет прорубаться из стальных лав шведов.

– Яким, держись ближе! – кричал Лука, с трудом уклоняясь от натиска мощного кирасира. Его палаш легко сломал саблю Луки, но для второго замаха времени не хватило. Лука успел выхватить трофейный пистоль и разрядить его в живот солдата.

Друг подлетел к нему и отразил удар второго кирасира, но сам получил по плечу. Кровь брызнула из раны. Лука подхватил друга и, нахлестывая лошадей, вырвался из свалки.

– Давай быстрей перевяжем рану, Яким! Кровь сильно идет!

– Пустое, Лука, – силился бодриться Яким. – Гляди, наших теснят! Сколько посекли казаков! Быстрее!

Лука едва успел перетянуть рану другу, как казаки и хорваты с поспешностью заполнили поле, где Лука с Якимом занимались раной.

Юноша подобрал с земли саблю, успел еще раз зарядить пистоль, как снова оказался перед кирасирами. Но их большие тяжелые лошади уже устали и не могли быстро маневрировать.