Высказав принцессе все, что могло ее утешить, но так и не утешив ее, божественный Мамбрес поспешил к старушке.

– Дорогая моя подруга, – сказал он ей, – наше ремесло столь же почетно, сколь и опасно: вас, того и гляди, повесят, а вашего быка – сожгут, утопят или съедят. Не знаю, что будет с остальным вашим зверьем, ибо, каким бы я ни был пророком, всего мне знать не дано.

Постарайтесь, однако, чтобы змей и рыба никому не попадались на глаза: пусть он сидит в своей норе, а она не показывается из воды. Быка я возьму к себе в деревню, на скотный двор, вы останетесь при нем – ведь вам запрещено оставлять его без присмотра. Козла отпущения мы отпустим в пустыню искать грехи всего стада; он привык к этой обязанности, и она ему нисколько не повредит; а ведь известно, что, стоит ему прогуляться, – и грехов как не бывало. А вас я попрошу только об одном: немедля одолжите мне пса Товии – это очень проворная борзая, валаамову ослицу, что перегонит любого дромадера, и быстрокрылых птиц Ноева ковчега – ворона и голубя. Я хочу послать их н Мемфис по чрезвычайно важному делу.

Старушка ответила чародею:

– Располагайте, сударь, как вам заблагорассудится, псом Товии, валаамовой ослицей, птицами Ноя и козлом отпущения, но знайте, что моему быку не пристало ночевать в хлеву. Ибо сказано, чтобы его держали на стальной цепи и чтобы «обитание его было с полевыми зверями, травою кормили его, как вола, и росою небесной он был орошаем». Мне его доверили, и я должна следовать всем предписаниям. Что подумают обо мне Даниил, Иезекииль и Иеремия [33], если я поручу присматривать за ним кому-нибудь другому? Я вижу, что вы проникли в тайну этого чудесного животного, но не я открывала вам ее и не мне держать за это ответ. Я уведу своего быка прочь из этой поганой страны, к Сирбонскому озеру [34], подальше от жестокого Танисского царя. Рыба и змей защитят меня; я не боюсь никого, когда служу своему владыке.

– Да свершится воля господня! – воскликнул мудрый Мамбрес. – Был бы цел наш бык, а уж куда вы его поведете – к Сирбонскому ли озеру, к озеру Мери да или к Содомскому – это ваше дело; я желаю ему только добра, да и вам тоже. Но скажите, с какой стати вы помянули Даниила, Иезекииля и Иеремию?

– Ах, сударь, – молвила в ответ старушка, – вам не хуже моего известно, какое участие они принимали в этом деле! Но недосуг мне с вами болтать: не хватало еще, чтобы меня повесили, а моего быка сожгли, утопили или съели. Я поспешу к Сирбонскому озеру через Каноп [35] вместе с змеей и рыбой. Прощайте.

Бык понуро поплелся вслед за нею, бросив на Мамбреса признательный взгляд.

Мудреца терзала жестокая тревога. Он понимал, что Амазис, царь Таниса, выведенный из себя безумной страстью своей дочери и полагающий, что она подпала под власть злых чар, будет повсюду преследовать несчастного быка, которого в конце концов неизбежно сожгут за колдовство на главной площади Таниса, бросят на съедение рыбе Ионы, а то и подадут в жареном виде к царскому столу.

Мамбрес решил любой ценой избавить принцессу от подобной неприятности.

Он взял свежий свиток папируса и священными письменами написал на нем послание своему другу, великому жрецу Мемфиса. Вот что говорилось в этом послании:

На всякий случай он сделал четыре списка этого послания и каждый из них вложил в ларчик из наипрочнейшего эбенового дерева. Потом позвал четырех гонцов, которым решил доверить отправку письма (то были ослица, пес, ворон и голубь) и сказал ослице так:

– Я знаю, сколь преданно вы служили собрату моему Валааму; послужите и мне так же. За вами не угнаться никакой птице; поспешите же, дорогая моя, передать это письмо прямо в руки мемфисскому верховному жрецу и поскорее возвращайтесь.

Ослица ответила:

– Я готова послужить вам, господин, столь же преданно, как служила Валааму; я немедля отправлюсь в путь и скоро вернусь.

Мудрец сунул ей в зубы эбеновый ларец, и она помчалась, как стрела.

Потом он обратился к псу Товии:

– О верный пес, способный обогнать быстроногого Ахилла, я знаю, что вы сделали для Товии, сына Товита, когда вам вместе с архангелом Гавриилом довелось сопровождать его из Ниневии в Раги Мидийские и обратно; он, как помнится, принес отцу своему, рабу божьему Товиту, десять талантов [36], которые тот некогда одолжил другому рабу по имени Гаваил, ибо рабы эти были весьма богаты. Отнесите же по назначению это письмо: оно стоит куда дороже десяти талантов серебром.

Пес ответил:

– Уж если, господин, я не оплошал, сопровождая посланца божия Гавриила, то отнести вашу весть не составит мне никакого труда.

Мамбрес сунул ему в пасть письмо и обратился со схожими речами к голубю. Тот сказал:

– Я, господин, принес в ковчег масличную ветвь, так что мне стоит отнести ваше послание?

И он взял письмо в клюв. Не прошло и мгновения, как все три вестника скрылись из виду.

Вслед за тем Мамбрес обратился к ворону:

– Я знаю, что вы кормили великого пророка Илию, когда он скрывался у потока Хорафа [37], слава о котором прошла по всей земле. Вы ежедневно приносили ему ковригу хлеба и жирного каплуна; я же прошу вас всего-навсего отнести вот это письмо в Мемфис.

– Не стану отпираться, господин, – ответил ворон, – что я каждый день носил пищу великому пророку Илии Фесвитянину, который потом у меня на главах вознесся в небо на огненной колеснице, влекомой огненными конями, хотя это у нас и не принято; однако, уверяю вас, что половину обеда я всегда оставлял себе. Я с удовольствием возьмусь разносить ваши письма, если вы пообещаете мне два сытных обеда в день и будете оплачивать услуги наличными, причем деньги я хочу получать вперед.

– Ах ты, плут и обжора! – воскликнул разгневанный Мамбрес. – Неудивительно, что Аполлон сделал тебя из белого, как лебедь, черным, как крот, когда ты предал прекрасную Корониду [38], злосчастную мать Асклепия [39]! А скажи-ка мне, неужто и в ковчеге, где тебе пришлось провести целых десять месяцев, ты тоже объедался жарким и каплунами?

– Нас там превосходно кормили, – отозвался ворон. – Дважды в день подавали жаркое всем моим пернатым сородичам, которые питаются только мясом: грифам, коршунам, орлам, ястребам-тетеревятникам, ястребам-перепелятникам, сарычам, филинам, соколам, совам, не говоря о бесчисленном множестве других хищных птиц. Еще обильней была трапеза львов, леопардов, тигров, пантер, барсов, гиен, волков, медведей, лисиц, куниц и прочих четвероногих хищников. Целых восемь именитых особ – все тогдашнее население земли – только и делали, что занимались нашим столом и туалетом: сам Ной и его жена, которым было всего по шестьсот лет, три их сына и три невестки. Любо-дорого было посмотреть, как старательно, с каким усердием наши восемь слуг обносили яствами четыре тысячи с лишним самых ненасытных застольников, а потом обслуживали еще десять – двенадцать тысяч персон, начиная со слона и жирафа, кончая шелковичными червями и мухами. Одно лишь меня удивляет: почему это о нашем хлебосоле Ное не слыхал ни один из тех народов, чьим прародителем он считается? Впрочем, это не моего ума дело. Еще раньше я уже успел побывать на подобном пиру у царя фракийского Ксисутра [40]. Такие вещи нет-нет да и случаются ради поучения воронов. Короче говоря, мне нужен хороший стол и приличное жалованье. Мудрый Мамбрес не решился доверить свое письмо столь привередливой и болтливой птице. Они расстались весьма недовольные друг другом.