А в паузах слышались звуки систров, кастаньет, баскских барабанов, гуслей, волынок, арф и флейт.

Амазис, царь Таниса, пораженный этим зрелищем, не только не отрубил голову своей дочери, но даже убрал саблю в ножны.

– О великий государь, – обратился к нему Мамбрес, – порядок вещей изменился. Ваше величество должно подать пример остальным. Немедленно развяжите белого быка и поспешите поклониться ему.

Амазис повиновался и вместе со всем народом простерся перед быком. Великий мемфисский жрец протянул новоизбранному быку Апису первую охапку сена. Принцесса Амазида украсила его рога гирляндами роз, анемонов, лютиков, тюльпанов, гвоздик и гиацинтов. Она осмелилась также поцеловать его, но сделала это с глубочайшим благоговением. Жрецы устилали пальмовыми ветвями и цветами дорогу, по которой его вели в Мемфис, и Мамбрес, погруженный в обычные свои размышления, шепнул своему другу змею:

– Даниил превратил его из человека в быка, а я из быка сделал богом.

Процессия возвращалась в Мемфис в том же порядке. В ее хвосте плелся смущенный до крайности царь Таниса. Рядом с ним шагал спокойный и сосредоточенный Мамбрес. Старушка шла, сияя от восторга; за нега следовали змей, пес, ослица, ворон, голубь и козел отпущения. Огромная рыбина плыла вверх по течению Нила. Даниил, Иезекииль и Иеремия, превращенные в сорок, замыкали шествие.

Когда оно достигло границы, до которой было не особенно далеко, царь Амазис расстался с быком и обратился к дочери:

– ' Дочь моя, вернемся в наше царство, дабы я мог отрубить вам голову, как велит, мне мое царственное сердце: ведь вы произнесли им/. Навуходоносора, заклятого моего врага, который семь лет назад сверг меня с престола. Уж если отец поклялся отрубить голову дочери, он обязан это сделать, иначе ему придется вечно гореть в адском огне. А я вовсе не хочу вечно страдать из-за своего чадолюбия.

Прекрасная принцесса ответила ему так:

– Дорогой мой отец, можете рубить головы кому угодно, только не мне. Я нахожусь на земле Изиды, Озириса, Гора и Аписа и ни за что не расстанусь с моим ненаглядным белым быком. Я буду осыпать его поцелуями, доколе он не вступит в свою божественную должность на главном скотном дворе святого города Мемфиса; подобная вольность вполне позволительна благородной девице.

Не успела она окончить, как бык Апис вскричал:

– О дорогая моя Амазида, я буду любить тебя вечно!

Сорок тысяч лет поклонялись египтяне Апису, но ввпервые довелось им услышать, как он заговорил.

Змей и ослица воскликнули:

– Вот и миновало семь лет!

Сороки повторили за ними:

– Вот и миновало семь лет!

Жрецы воздели длани к небу. И тут все увидели, как передние ноги бога исчезли, а задние из бычьих обратились в человеческие; две прекрасных руки, белых и мускулистых, выросли из его плеч, а на месте бычьей морды появилось прелестное лицо. Превратившись в красивейшего на свете мужчину, он воскликнул:

– Лучше быть возлюбленным Амазиды, чем богом. Я – Навуходоносор, царь царей.

Это новое чудо поразило всех, за исключением погруженного в свои размышления Мамбреса; но никто не был изумлен тем, что Навуходоносор, не теряя времени даром, тут же сочетался с прекрасной Амазидой на глазах у всех собравшихся.

Он оставил царство Танисское за своим тестем и щедро одарил ослицу, змея, пса и голубя, а также ворона, трех сорок и огромную рыбину, показав всей вселенной, что умеет не только побеждать, но и прощать побежденных врагов. Старушке был назначен солидный пенсион. Козел отпущения был отпущен на денек в пустыню, чтобы искупить все" накопившиеся за это время грехи, после чего получил в награду двенадцать коз. Мамбрес вернулся во дворец и погрузился в свои размышления. Навуходоносор, дружески с ним распростившись, продолжал мирно править Мемфисом, Вавилоном, Дамаском, Баальбеком, Тиром, Сирией, Малой Азией, Скифией, а также Явой, Согдианой, Бактрией, Индией и Островами.

Подданные»той обширной монархии каждое утро кричали:

– Да здравствует великий Навуходоносор, царь царей! Он уже не бык!

С тех пор в Вавилоне установился обычай: всякий раз, когда государь, введенный в соблазн своими сатрапами, чародеями, казначеями или женами, сознавал наконец свои ошибки и становился на путь истинный, весь парод кричал у ворот его дворца:

– Да здравствует наш великий государь! Он уже не бык!